Сказки о рыбаках и рыбках - Крапивин Владислав Петрович (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Свирский
1
Чувствуя за поясом неудобный, слишком округлый «бергман», Валентин сел на край кровати. Гостю показал на откидушку. Молча. Несколько секунд оба без симпатии и ожидающе смотрели друг на друга. С нарочитой неторопливостью гость полез во внутренний карман и достал коричневые «корочки».
– Я следователь группы уголовного сектора Абов… Вот… – Он держал удостоверение так, словно ожидал, что Валентин вежливо откажется смотреть. Валентин, однако, дотянулся, взял корочки, изучил фотографию и печать. Отдал. Изобразил полускрытый зевок.
– Ну и чем могу служить… Семен Семенович?
Следователь Абов сказал с деланной ноткой сочувствия:
– Поступило заявление от работника лагеря гражданина Фокина о вашем нападении на него с применением оружия…
Глядя Абову в переносицу, Валентин бесцветно произнес:
– Полагаю, он не только работник лагеря, но и ваш…
Следователь Абов не то чтобы изменился в лице, но как-то внутренне шевельнулся.
– С чего вы взяли?
– Как бы иначе он сумел так быстро просигналить?
– Элементарно, по телефону.
– Отключенному из-за грозы!
– Он позвонил с автомата на шоссе.
– Бегал туда под ливнем? Как спешил, бедняга!
– Он звонил на рассвете, когда дождь кончился!
– И вы сразу примчались!
– Во-первых, не так уж сразу. А во-вторых, речь об оружии все-таки…
– Будто вы не знаете, кто владелец оружия…
Абов смягчился и сказал неофициально:
– Да знаю, конечно, чего там… Иначе бы приехал с опергруппой.
– Имейте в виду, я сдам револьвер только по акту и при свидетелях. С письменным заявлением, как он ко мне попал.
Абов отозвался небрежно, словно думая о другом:
– А черт с ним, с револьвером, оставьте пока себе, если хотите. А потом можете утопить, все равно он нигде не зарегистрирован.
– Что значит «оставьте пока»?
– Ну… пока вы здесь.
– Договаривайте уж, – нервно бросил Валентин.
– Видите ли… – начал Абов, постукивая подошвой.
«Сейчас он повторит: «Видите ли, Валентин Валерьевич…»»
– Видите ли, Валентин Валерьевич… У нас есть к вам просьба.
– У группы уголовного сектора? – осведомился Валентин.
– Ну… да.
Лениво и со слегка наигранной досадой Валентин сказал:
– Не валяйте же дурака… Семен Семенович. Неужели я не отличу сотрудника Ведомства от чиновника уголовного сектора.
В Абове словно лопнули какие-то ниточки. Он повозился, сел удобнее.
– Ну и ладушки. Тогда сразу к делу. Хорошо?
– А вот не знаю. – Валентин ощутил напряжение и знакомую по старым временам противную зависимость. – Не знаю, хорошо ли. Я давно уже деликатно, но решительно проинформировал вашу службу, что никаких дел с Ведомством больше иметь не хочу.
– А что так? – вроде бы по-настоящему обиделся и растерялся Абов.
– Те, кому надо, знают, «что», – усмехнулся Валентин.
– Я не знаю… Мне, наоборот, рекомендовали вас как… – Он замялся.
– Как стукача со стажем и опытом? – спросил Валентин, ясным взглядом изучая лицо Абова.
Тот отвел глаза, пальцами забарабанил по колену.
– Право же… Зачем вы так? И себя, и нас…
– А я не себя. Только вас. Ваш ведомственный, извините, примитивизм в подходе к людям. Он, видимо, неискореним, хотя, казалось бы, и работники есть у вас вполне интеллигентные, и опыт колоссальный… Просто феномен какой-то…
– Ну… допустим, – покладисто сказал Абов, хотя и поморщился. – А к вам-то какое это имеет отношение? Тем более, что у нас нет термина «стукач», а есть вполне уважительное «необъявленный сотрудник»…
– И всех «необъявленных» вы меряете одним аршином…
– Я понял: вы чем-то обижены…
– На Ведомство? – сказал Валентин.
Абов повозился опять. Спросил понимающе:
– Тогда… на себя?
– Господи, ну почему я должен перед вами исповедоваться?
– Да ничего вы не должны… Но мне-то что делать? – Абов был огорчен, видимо, по-настоящему. – Что я должен ответить шефу? В отделе мне ни словечка не сказали, что вы…
– Завязал, – подсказал Валентин.
– Ну да, черт возьми! Меня же спросят, почему вернулся несолоно хлебавши. Дело-то намечается серьезное…
«Думает, сейчас заинтересуюсь: что за дело?»
– Сочувствую, – сказал Валентин. – И догадываюсь, что последует дальше: «Раз вы, гражданин Свирский, отказываетесь от контактов, мы, к сожалению, не сможем воспрепятствовать уголовному сектору раскрутить дело с револьвером, как им захочется. А они, сами знаете, не всегда объективны…»
– Да бросьте, – вздохнул Абов. – Несмотря на всю свою, как вы говорите, примитивность, не такие уж мы идиоты… А что, Свирский – это ваш псевдоним?
– Будто вы не знаете!
– Я же недавно в этой группе… И там, честно говоря, такой кавардак в связи с последними событиями…
– Известная доля доверительности – один из методов достижения нужного уровня коммуникабельности с вербуемым субъектом, – усмехнулся Валентин. – Но я-то не новичок…
– Мне сейчас не до «методов», – досадливо отозвался Абов. – Думаю, как быть… Без ножа режете… Ну, хоть коротко объясните, что произошло? Чтобы на меня меньше шишек… И в конце концов, мне это интересно как профессионалу: почему человек уходит от нас?
– Ладно! – резко сказал Валентин. И толкнулся спиной от стены (Абов чуть вздрогнул). – Только выньте и отключите машинку.
– Вы… собственно, что имеете в виду? Пистолет? У меня нет, честное слово…
– Я имею в виду звукозапись, – снисходительно сказал Валентин.
– А, это… – Абов послушно полез за пазуху, достал плоский, как блокнот, диктофон, положил на кровать рядом с Валентином. – Он на «стопе», убедитесь сами.
– Благодарю… – Валентину опять расхотелось говорить. И он произнес почти через силу:
– Главная ваша ошибка, что слишком большой расчет вы делаете на страх. Даже при научной разработке «индекса вербуемости необъявленных агентов» фактору страха вы отводите основную роль: чем больше человек вами напуган, тем скорее он согласится стать… сотрудником…
Абов помигал, но сказал терпеливо:
– Разве это так? Не уверен… И к вам-то, полагаю, это в любом случае не относится…
2
Но это относилось к Валентину. Именно «фактор страха». С боязнью и ощущением казенной зависимости шел он восемь лет назад в муниципальную комиссию воинского резерва, когда его вызвали по телефону. И не зря боялся. В комиссии сказали то, чего он опасался больше всего: Валентин Волынов, как подпоручик запаса, в силу государственной необходимости призывается на строевую службу на три года.
До сих пор тошно вспоминать, как суетливо и чересчур горячо начал он доказывать, что это нелепо и бессмысленно. Как пожимал плечами и с напускной независимостью даже хихикал над абсурдностью такого решения. Штатский человек, художник, зачем он нужен армии? Конечно, почетная обязанность, он понимает, но есть же и здравый смысл. Все его военное образование – формальный курс в архитектурном институте, который в течение трех месяцев вели отставные полковники времен Второй мировой… Если бы сейчас, не дай Бог, война – другое дело. А в мирное время каждый должен быть на своем месте! У него творческие планы, издательские договоры, фильм… В конце концов, семейные условия! На его иждивении парализованная тетя…
Молоденький военный чиновник с погонами инженер-поручика и гладкой уставной прической перекладывал на столе бумаги. Потом сказал, оглянувшись на портрет Верного Продолжателя:
– У всех или тетя, или жена, или… еще кто-то. А как быть с пользой отечеству?
Такие были времена. Сейчас Валентин сказал бы этому писарю, что пользу отечеству, которому давно уже никто не грозит, он, Волынов, и зажравшиеся генералы понимают по-разному. А тогда сумел только с жалким апломбом возразить, что художник полезнее для отечества в своей роли творческой личности.
