Серебристое дерево с поющим котом - Крапивин Владислав Петрович (онлайн книга без TXT) 📗
Олик прижал к матроске ладони.
– Да что ты! Я же прекрасно понимаю всю ответственность.
– Если и сболтнёт, никто не поверит, – рассудил Андрюша.
– Я никогда в жизни не выдал ни одной тайны, – с печальной гордостью сообщил Олик. Он, кажется, наконец обиделся.
– Мы же на всякий случай предупреждаем, – смягчился Пека. – Ну вот, пришли…
Они миновали последний дом в Полесском переулке и оказались перед стеной сорняковых зарослей.
Стали пробираться еле заметной тропинкой. Олик сразу мужественно зашипел сквозь зубы.
– Скажи заклинашку, – пожалел его Андрюша.
Олик сбивчиво забормотал. И перестал шипеть.
Некоторое время шли по плечи в мягких лопухах – пыльных, зато не кусачих. Обогнули кучу кирпича и сгоревший сарайчик, пролезли сквозь буйные заросли сирени и оказались на лужайке с клевером и подорожниками. Здесь подымались над травой края солидного фундамента из гранитных брусков. Рядом с фундаментом сохранилось каменное крылечко.
Из-под этого крылечка и вылез навстречу трём Укам Пим-Копытыч.
Теперь самое время описать Пим-Копытыча.
Представьте себе футбольный мяч, обросший серой клочковатой бородой и такими же волосами и снабжённый носом, похожим на маленький лапоть. Кроме того, мяч украшали два голубых стариковских глаза. Впрочем, они почти терялись под клочкастыми бровями. Терялись в густой растительности также уши и рот. Вот такой была у Пим-Копытыча голова. И она, голова эта, сидела не на туловище, а на сером растоптанном валенке. Сверху в голенище валенка были сделаны прорези – из них высовывались руки. Тонкие, покрытые рыжей курчавой шерстью, с большими коричневыми ладонями и узловатыми пальцами. Чтобы передвигаться, Пим-Копытыч упирался ладонями в землю и ловко переносил валенок вперёд или назад…
– Здрасте, Пим-Копытыч, – разом сказали Пека и Андрюша. И Олик у них за спиной тоже пискнул “Здрасте”.
Глазки Пим-Копытыча радостно заблестели.
– Здравствуйте, мои хорошие. Навестить пришли старичка? Оно и славно. Я тут уж заскучал без компании-то…
– Мы тебе молока принесли и хлебушка, – Пека протянул пакет.
– Ой как ладненько! Покушаю теперь. А то цельную неделю травой да корешками питался, будто коза шелудивая…
– У тебя же картошка в подполе, – напомнил Пека.
– Ну, что картошка… – смутился Пим-Копытыч. – Там уж, можно сказать, ничего не осталось. Да и погнила…
– А от гнили у вас заклинашка есть, – напомнил Андрюша.
– Ну, что там заклинашка, если картошка прошлогодняя…
– Ох, Пим-Копытыч, опять, наверно, пустил запас на самогон, – проницательно сказал Пека.
– Ну, какой там самогон… Маленько. Капельку для душевной радости. А то всё один да один… Да вы садитесь, гости желанные. А я вашим приношением угощусь…
Уки сели на фундамент. Пека и Андрюша сразу, а Олик сначала сорвал большой лопух и постелил на камень.
Пим-Копытыч ловко сдёрнул зубами крышку с молочной бутылки, запрокинул голову. Буль-буль-буль… Белая струя побежала в гущу бороды. Пим-Копытыч отряхнул капли, откусил от горбушки…
– Уф… славненько так… внутренняя благость. Спасибо вам.
– На здоровье, – сказал хитрый Пека. – А почему, Пим-Копытыч, ты говоришь, что всё один да один? Раньше ты, бывало, в гости ходил на свалку, к старым друзьям.
– Далеко свалка-то, а я хворый стал, добираться трудно. Да и не осталось там уже почти никого..,
– Из-за сторожа? – с пониманием спросил Андрюша.
– Не-е… Со сторожем-то можно в конце концов договориться. Из-за участкового, младшего лейтенанта…
– А, из-за Кутузкина! – сообразил Пека.
Вообще-то фамилия участкового была Кутузов. Но такая громкая, фельдмаршальская, она явно не годилась для младшего лейтенанта. Он был молод и бестолков (не в обиду для остальной милиции будь сказано). Часто ему виделись всякие нарушения, где их не было. И любил участковый раздавать обещания “оформить дело для посадки на пятнадцать суток”. Потому и стал среди местных жителей Кутузкиным.
– Всех грозит разогнать со свалки. Даже тех, кто там с самого её начала обитает. Грех да и только…
– Лучше бы за Лошаткиным следил, – сказал Андрюша. – Этот жулик знаете, что делает? Уговаривает ребят скупать мороженое и приносить ему. Даёт двадцать копеек. Потом заворачивает его в свою бумагу, на которой заграничные наклейки, и продаёт, будто иностранное, за тройную цену. А картинки сам печатает…
Пим-Копытыч покивал. Про коммерсанта Лошаткина он был наслышан от ребят. У того на улице Стекольной имелся магазин с крупной вывеской, сделанной под старину: “Къ Вашимъ услугамъ. С. С. Лошаткинъ”. Хозяин гордился своей фамилией и оскорблялся, если её ошибочно писали через “д” (гораздо сильнее, чем профессор Телега, когда путали ударение). Но как ни пиши, а все ребята в округе знали, что он скупердяй и махинатор. Чтобы покупать мороженое, Лошаткину приходилось вербовать мальчишек с дальних, нездешних улиц…
– Пим-Копытыч, а на свалке хоть кто-нибудь из ваших знакомых остался? – с тревогой спросил Андрюша.
– Разве что Фома-Лоханка да Груздь-Лукошич. У них там хибара в самой глубине… А вам что до свалки? Али нужда какая?
– Нужда, – признался Пека. – Маркони одну штуку опять придумал, кабель нужен. Экранированный.
– Это в специальной металлической оплётке, – вставил Олик. Он сомневался, что Пим-Копытыч силен в электротехнике. Пека и Андрюша строго на него посмотрели.
– Ясненько! Какой диаметр-то?
– Маркони говорит: чем толще, тем лучше, – разъяснил Андрюша. – Но вообще-то любой сойдёт. Кроме как на свалке, его нигде не найти…
Пим-Копытыч дожевал горбушку, отставил бутылку. Покивал. Полез на руках под крыльцо, волоча за собой валенок. И скрылся.
Олик шёпотом спросил:
– А что у него в валенке? Ну… какое у него туловище?
– Никто не знает, – сказал Андрюша. – Он никогда не вылазит. Наверно, стесняется.
Пим-Копытыч выбрался из-под крыльца. Он тянул за собой старинный чёрный телефон с проводом. Поставил аппарат в траву, снял трубку, дунул в неё. Послушал, обрадовался:
– Лукошич, ты? Здравствуй, милый! Как вы там? Существуете ещё? Ну и ладушки… Ладно, ладно, загляну как-нибудь, гостинец принесу. Специально бутылку припас. Вот новая порция отстоится… кхе… – Он смущённо оглянулся на Уков. Обрёл деловой тон: – Вот что, Груздь, у меня проблема. Тут ребятишки пришли, спрашивают, не сыщется ли у вас кусок экранированного кабеля. Чем толще… Что? Сколь метров? – Пим-Копытыч опять оглянулся на мальчишек. Пека поднял руки с растопыренными пальцами. – Говорят, метров десять… Вишь, новое у них изобретение… Ты уж постарайся, за мной не постоит… Вот и чудненько, Груздик! Ай, какая ты добрая душа!.. Скажу, скажу…
Пим-Копытыч положил трубку, повздыхал, поулыбался сквозь клочья бороды. Сообщил:
– К вечеру обещал доставить. На это место, по своим, значит, каналам. А вы приходите с тележкой, а то ведь тяжесть такая…
– Ура! – сказали Андрюша и Пека. А Олик добавил вполголоса:
– Большое спасибо.
Пим-Копытыч опять покивал и покряхтел. Потом спросил:
– А Егор-то Николаича встречаете? Как он там? Чего-то не заглядывает ко мне. Раньше-то, когда диссертацию писал, то чуть не каждый день ходил советоваться. Как, мол, Пим-Копытыч, подскажите, правильно ли у меня данный заговор записан? Я ему тогда много чего надиктовал из того, что помню…
– Недавно он заклинашку от комаров составил, – сказал Андрюша, – От супер-кулексов. Только она плохо помогает.
– Не надо было ему хорошую отметку ставить за эту… за дис-сер-тацию, – сказал Пека.
