Паломничество Ланселота - Вознесенская Юлия Николаевна (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
— О нет, мой Мессия! Я говорю о самой большой игре, в которой даже ты, Мессия, — всего лишь фигура. Безусловно одна из наиважнейших, но — фигура. Двигают нами другие.
— Согласен. Рассказывай дальше: о кресте я все знаю, теперь поведай мне о нуле.
— Охотно. Нуль — это отсутствие Бога. Не борьба с Ним, не отрицание Его, ибо то и другое уже есть признание Бога и связь с Ним. Нуль — это вселенная без начала и конца, никем не сотворенная и не имеющая цели в своем развитии. Нуль — это человек, который пришел ниоткуда и уйдет никуда, рожденный из нуля и в нуль уходящий. Разум, размышляющий без Бога, — это размышляющий нуль. Из ничего и выйдет ничего, как говаривал буйный король Лир. Если человечек избрал нуль, он живет в постоянном ожидании смерти без надежды на воскресение. Нуль отравляет своей иссушающей пустотой его душу и разум, делает его послушным бурлящим внутри желаниям и страстям, а также силе и власти, действующим снаружи. А мы с тобой этим успешно пользуемся, мой Мессия. Слава нулю! И шах королю. — Лукавый святоша!
— Лукавый, конечно, лукавый… А вот и повозки с жертвами! Так что там на этот раз? О, клоны! Это что-то новенькое. Никогда еще на наших жертвенниках не сжигались тела клонов. Любопытно, любопытно…
— Это не просто клоны. Ты погляди на их лица, Апостасий.
— О великая Жизненная Сила! У них у всех твое лицо, Мессия!
— Они клонированы от меня, это мои дети в самом прямом физиологическом смысле.
— И ты станешь любоваться, как они будут гореть?
— Я затем и приехал к тебе, первосвященник. Для партии в шахматы я мог бы пригласить тебя в Башню.
Они уселись у ограды галереи и приготовились наблюдать за ходом жертвоприношения.
ГЛАВА 15
В эту ночь паломники не останавливались для отдыха. Как только был объявлен перерыв, Жерар сел на колени Ланселоту, перекинул ноги через ручку кресла, положил ему голову на плечо и сразу же уснул как мертвый. Тридцатьпятик то шел рядом с коляской, то толкал ее сзади, чтобы Ланселот мог давать отдых рукам. Раны на руках, конечно, не зажили, но хуже, кажется не становилось, несмотря на постоянную нагрузку, — мазь Инги действовала поразительным образом.
В эту ночь Ланселот с Тридцатьпятиком увидели еще живых распятых на фонарных крестах. Один из них заметил их внизу и со стоном просил дать ему напиться. Они при всем желании не могли бы этого сделать, хотя у них еще оставалось немного сока и вина — распятые были подвешены слишком высоко, гораздо выше, чем мог бы дотянуться человек нормального роста, что уж говорить о сидячем инвалиде и мальчике… Они постарались пройти эту часть дороги поскорее, вот и все.
Под утро на дорогу вышли клоны и служители со свежими номерами газетки "БЕГИ" и пакетами, в которых лежал убогий дневной паек паломников. Разбудили Жерара. Воду из пайков потратили на умыванье: намочили ими платки и старательно ими обтерлись, стараясь смыть высохший едкий пот. Потом они заставили себя съесть жесткие безвкусные лепешки, запивая их дешевым энергеном, хотя в сетке у Ланселота лежали банки с остатками вина и мясного фарша.
— Оставим настоящую еду на потом: вдруг наши девочки про нас забудут, — сказал Ланселот.
— Не забудут! — со смехом сказал Жерар, первым принявшийся за свежий номер "Бегунка". — Вы только послушайте, какое интервью дала наша Ванда! Вопрос: "О чем вы думали в первые минуты, когда почувствовали себя здоровой?". Ответ: "Я думала о катафалке". Вопрос: "Почему такие мрачные мысли в такой радостный для вас момент?". Ответ: "Я думала о катафалке именно потому, что я избежала неминуемой смерти". 668
— Аи да Ванда — сообразила, как передать нам привет! — улыбнулся Ланселот. — Я думаю, она сегодня появится вместе с Ингой.
Он не ошибся. Когда на балконах появились первые зрители, паломники услышали: — Ланселот! Тридцатьпятик! Жерар!
У ограды пустого еще балкона стояла Инга, а рядом с нею — похорошевшая и за одну ночь пополневшая Ванда. Не видя на дороге никого из служителей и понадеявшись, что никто за ними не подглядывает с верхних ярусов, Тридцатьпятик и Жерар подвели коляску к самому балкону.
— Доброе утро! Ух, как же вы похорошели, девчонки! — восхищенно сказал Жерар, глядя на них снизу.
— Не трать время на комплименты, дружок! — весело крикнула в ответ Ванда и бросила ему прямо в руки небольшой узелок. Инга тем временем перебросила Ланселоту одну за другой шесть банок.
— Идите вперед, ребята. Вы знаете, что вы оторвались от других на целый ярус?
— Здорово! — обрадовался Тридцатьпятик. — А вы на меня поставили?
— Конечно! Мы оставили только сотню планет, чтобы протянуть до конца гонок, а все остальное поставили на всех. Если до своего финиша доберется первым только один из вас, все равно мы все станем богатыми людьми.
— Мы все трое должны выиграть, — сказал Тридцатьпятик. Погляди на фонари, Ванда. Ты проспала почти всю дорогу и не знаешь, что ждет сошедших с дистанции.
— В первую очередь нужно здоровье, а не деньги, — поддержал его Жерар. — Я хочу иметь две здоровые руки хотя бы для того, чтобы обнять вас как следует, девчонки!
— Уж кто-кто, а мы-то с Вандой больше всех желаем вам исцеления, ведь мы уже знаем, какое это счастье! Идите, ребята, идите! — заторопила их Инга. — Кто-нибудь сейчас придет на балкон и увидит вас. Тут пусто только потому, что все остальные паломники находятся ниже ярусом. Завтра утром мы сразу поднимемся выше и будем искать вас уже не на один, а на два яруса впереди других.
— Вы так верите в нас? — улыбнулся Ланселот.
— Мы, конечно, в вас верим, — сказала Ванда, — но мы также знаем, что ярусы после пятидесятого становятся все меньше, а дорога — круче. А еще мы верим в хлеб: в пакете вы найдете три куска настоящего пшеничного хлеба. Отправляйтесь, милые! До завтра! — До завтра!
Девушки передали им не только хлеб, вино, мясные консервы, сок и мазь для рук:
в пакете оказался еще один пакет с тремя небольшими мокрыми полотенцами, пропитанными какой-то освежающей жидкостью и тремя комплектами белья из натуральной ткани. Там же лежала пара больших рукавиц из овчины мехом внутрь для Ланселота.
— Где и когда они успели их достать? — удивлялся Ланселот, примеряя рукавицы.
— Спроси лучше, как им удалось все это протащить мимо охранников? — сказал Жерар.
— Может, они прятали все это на себе, а в один пакет сложили уже на балконе? — предположил Тридцатьпятик.
С каким же наслаждением они надели свежее белье! Снятые пропотевшие тряпки они бросили прямо на краю дороги, а потом, пройдя вперед, подальше от кучки вонючих лохмотьев, они принялись завтракать. На этот раз им передали три банки какого-то белого мяса, застывшего в желе из крепкого бульона.
— Давайте съедим сразу каждый по банке! — предложил Тридцатьпятик, глотая слюни, когда Жерар вскрыл первую банку.
— Нельзя, малыш. Ты когда в последний раз ел настоящее мясо? — Вчера. — А до этого?
— Ты думаешь, меня понос прохватит с непривычки, так?
— Вот именно. Съедим одну банку сейчас, вторую днем, а третью вечером, вот это будет правильно. Да ты не вздыхай, не вздыхай, друг мой Тридцатьпятик! Это тебе сейчас кажется, что ты можешь съесть двести граммов мяса за один присест, а на самом деле человеку это не дано от природы.
— Ты так думаешь? Так вот, Жерарчик, я тебе сейчас кое-что скажу. Ты только не подавись, ладно? Еще год назад я мясо ел каждый день и сколько хотел. И настоящую свежую рыбу, и лесную дичь. Я ел оленей, кабанов, ел страусятину, индюшатину и лесную дичь, а про гусей и кур я просто не говорю. Между прочим, вот такие вот консервы — куриное мясо в желе, у нас дома ели только слуги. Для нас повара готовили еду только из свежего мяса: моя мать считала, что консервы вредны для здоровья. И к твоему сведению, друг мой Жерар, человек может есть мяса столько, сколько хочет. Я, например, по полцыпленка зараз съедал. Вот так-то.
— Так ты из Семьи, что ли? — оторопело спросил Жерар.
