Где ты, маленький «Птиль» - Вольф Сергей Евгеньевич (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
— Представляю, но очень плохо, — сказала Оли.
Она глядела на меня в упор, и глаза у нее были немного странные, будто с какой-то пленочкой… Очень странные глаза.
— Ну что, наговорились? — таким же странным голосом сказала она. — Наговорились всласть, да? Мы с тобой так часто видимся, да? И так часто бываем вдвоем, одни, да? И я так часто прилетаю к тебе с подводной лодки? Опусти руки. Закрой глаза. Закрыл?
И тут же я стал куда-то уплывать, уплывать: я почувствовал ее руки у себя на шее и губы, коснувшиеся моих, мягкие, чуть влажные… Меня покачивало, я будто тихо взлетел в воздух и плыл, дрожа и покачиваясь, плыл, плыл, долго…
…Это было, ну, страшно, что ли, больно, когда скрип двери оттолкнул нас с Оли друг от друга. Папа влетел, как вихрь, и тут же врубил телек.
— С улицы услышал, из окна! — крикнул он. — Слушайте!
«…Таким образом, города — Калихар, Ромбис и Лукус целиком находятся в руках повстанцев. Власти города частично погибли в боях, частично взяты в плен. Войска квистора, пытавшиеся вернуть эти города, разбиты, их немногочисленные остатки отступили глубоко в леса и, допустимо, будут стараться примкнуть к остаткам войск близ Тарнфила. Маленькие города в предгорьях, на границе пустыни и по обоим берегам моря — свободны от войск и властей квистора. По поступившим сведениям военачальники квистории, ранга взятого в плен Патра, во время боев почти все убиты или взяты в плен. Двое — еще среди войск Горгонерра, пятеро — в подземном укрытии квистора. Кроме ранее уничтоженных капитаном Рольтом подлодок, остальные в разное время приняли сторону повстанцев, и из их экипажей созданы два мощных отряда, которые приступают к сухопутным военным действиям».
— Похоже, сынок, — папа улыбался, как ясное солнышко, — один, два, ну, три дня — и мы маханем на Землю, а?! — Он хохотнул.
Я закивал, папа запел что-то веселое, и я услышал, как Оли, поджав ноги, сидя на диванчике, прошептала: «Да. Скоро вы улетите»; она это именно прошептала, не очень тихо, но и ни к кому не обращаясь, и, хотя мне вполне передалось и настроение диктора по телеку, и папина веселость, я от слов Оли весь сжался, напрягся, и что-то заныло во мне, острое и тоскливое до слез. Не знаю, но к этому ощущению примешивалось и чувство какой-то вины, ведь улетал-то я, я к этому стремился, каждую минуту, каждую секунду, даже если и не думал об этом буквально. Нельзя сказать, что в этот момент я заметался, нет, наоборот, я как-то скис от необыкновенной мешанины таких разных чувств и тоже уселся в угол дивана, дальний от Оли, и замер, тупо глядя в неработающий телек. Я долго сидел молча, не шевелясь и не реагируя на попытки Сириуса поиграть со мной, тогда он с теми же намерениями переметнулся к Оли, и по тому, как она «отреагировала» на его приставания, я понял, что она-то точно спит, уснула. Неизвестно еще, как она спала в ночь перед вылетом с подлодки.
Как это ни странно — я тоже уснул. Проснулся я не знаю через сколько: брякала посуда, Оли накрывала на стол. Она улыбнулась мне. Я, сонный еще, встал с дивана, подошел к ней и как-то неуклюже коснулся ладонью ее щеки. Мы скромно пообедали, оказалось, что Оли приготовила относительно большой обед в расчете на Ир-фа, Орика и Пилли, но, когда они явились снова вместе с а, Тулом, а, Шартом, Фи-лолом, Рольтом, Ки-олом и еще каким-то огромным, крупнее Рольта, очень загорелым политором, Оли растерялась.
— И я так и не понимаю, уль Ир-фа, как это могло произойти?! Это же глупость, близкая к самоубийству. — Он заговорил почти грубо. Ну, этот огромный незнакомый политор.
Совершенно спокойно, даже несколько тихо Ир-фа сказал:
— Я бы посоветовал вам, уль Сатиф, познакомиться сначала с нашими гостями с Земли.
Наверное, потому, что этот уль Сатиф ощущался мною важной персоной среди повстанцев и при этом был огромен и грубоват, я увидел вдруг на его лице такое смущение, какого, пожалуй, и в жизни-то не видел. Его загорелое, с краснотой лицо, казалось, стало еще более красным, и тут Оли поддала жару:
— Такой огромный и такой грубый! — сказала она. — И со мной ни слова, будто мы и не знакомы.
Он, этот уль Сатиф, умоляюще сложил ладони, прижал их к груди и смотрел, даже как-то съежившись, на нее так, будто еще секунда, и он уменьшится в размерах вдвое.
Мы с папой встали, и уль Сатиф почти нежным голосом сказал:
— Я очень-очень-очень прошу меня извинить… уль Владимир и… уль Митя. Меня зовут Сатиф, я, я… видел вас по стереовидению, много слышал о вас, но… когда вы прибыли на нашу несчастную Политорию, я уже был в лесах, готовился к боям.
Он положил нам с папой поочередно на плечи свою огромную лапищу, и мы сделали то же самое, мне, правда, больше, чем папе, пришлось при этом встать на цыпочки.
— Уль Сатиф, — сказал Орик, как бы представляя нам нового политора, — как и я — член оппозиции, то есть — член правительства, но куда более энергичный, чем я. Это, так сказать, наш огонь, — добавил он с оттенком иронии.
Знакомство состоялось, и с той же невероятной скоростью этот застенчивый гигант превратился в прежнего резкого политора.
— Так в чем же дело, уль Ир-фа?! — вновь сказал он. — Мы стараемся изо всех сил, проливаем кровь, вы сами, думая о будущем Политории и боясь бегства этой дряни — квистора в космос, разработали сложнейшую систему консервации «гнезда», и вы не смогли уследить за идиотской телепередачей, телесообщением, которое, конечно же, слышал и квистор, способный тут же удрать от нас, потому что телесообщение — это крик радости от почти завоеванной победы. А вашей операции еще не было.
Казалось уль Сатиф, хоть на секунду, но выдохся, и тогда я услышал вновь спокойный и тихий голос Ир-фа:
— Уль Сатиф. Я понимаю ваше негодование, более того, я разделяю его, но я вынужден напомнить вам два обстоятельства. Первое: в повстанческом движении никто не делил посты, они возникли стихийно и, вероятно, справедливо. Не знаю, верно ли я определяю свое место в общем деле, но ваше значительней. Однако это не дает вам права говорить со мной в таком тоне.
— Но…
— Второе. Я буду крайне удивлен, если узнаю от вас, что вы не в курсе дела, кто именно отвечает за телепередачи с того момента, как телестудия удерживается нашими войсками. По крайней мере, вы знаете, что это не я и никто из присутствующих.
— Но, уль Ир-фа.
— Прошу не перебивать меня. Два уточнения. Сразу же после передачи уль Орик побывал на студии, навел там порядок, и уже было передано сообщение, что информация была не очень точной, и в некоторых районах — они названы — бои идут с прежним напряжением.
— Хвала небу! — сказал уль Сатиф.
— Во-вторых, — продолжал Ир-фа, — по моему распоряжению уже не менее недели десять суперзвездолетов на охраняемом космодроме постоянно находятся в боевой готовности, чтобы в любую секунду взлететь и навязать бой Горгонерру, если он вдруг опередит нас. Это все.
Уль Сатиф был явно смущен. Скорее всего это был политор не столько грубый, сколько «взрывной», впечатлительный и переменчивый.
— Я прошу извинить меня, уль Ир-фа, — сказал он тихо. — Я был неправ. Вероятно, в лесах я несколько поодичал. Простите. Как я понимаю, — добавил он уже другим, деловым и твердым голосом, — вот-вот появится капитан Карпий? Может быть, если с ним беседовали уль Ки-ол, вы, уль Ир-фа, и уль Орик, передать сейчас эту функцию улю Рольту?
— Не имею ничего против, — сказал Ир-фа. Ки-ол и Орик кивнули, и почти сразу же Ир-фа открыл дверь четырем повстанцам, приведшим Карпия. В квартире стало тесно, пришлось распахнуть дверь в смежную комнату и некоторым перебраться туда.
— Готовы ли вы, уль Карпий, продолжить беседу? — спросил Рольт.
— Да, готов, — сказал Карпий глухо.
— Вопрос первый: ваша цель — убедить нас, что вы не шпион. Каким образом получилось так, что вы появились столь поздно, столь близко к концу войны?
— Уля Горгонерра, — сказал Карпий, — чрезвычайно удивило бы мое рвение. Я готовил его согласие на мой выход к вам осторожно, и он согласился, когда посчитал это нужным.
