Синий краб (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (лучшие книги онлайн txt) 📗
Мокрая полоса на асфальте отливала синим, с солнечными искрами, блеском. Мальчик с удовольствием прошлепал по ней, а потом оглянулся. Он любовался следами. Следы тянулись за ним ломаной цепочкой. Четкие, рубчатые, красивые. Потому что на ногах у мальчика были новенькие кеды с нестершимися подошвами. Отличные кеды тридцать второго размера, марки «Два мяча», синие с белыми шнурками и отделкой. Мальчик радовался им уже второй день: это была настоящая обувь. Не то что хлипкие сандалеты из красных ремешков, похожие на женские босоножки…
Следы становились бледнее и бледнее, но мальчик все еще шел, глядя назад, через плечо. Поэтому он увидел свой портрет, когда уже наступил на него.
Это был плохой портрет. Просто издевательский. Его нарисовали мелом на асфальте. Похоже нарисовали. Но на всякий случай сбоку от рисунка было написано: «Вовушка — бедная головушка». А внизу — короче и понятнее: «Вовка — дурак!»
«Ну, вот, — с тоской подумал Вовка, — теперь она уже где-то пронюхала, как меня зовут».
Он остановился над портретом и попробовал сунуть в карманы кулаки. Но это не удалось: накладные кармашки на штанах были мелкие и тесные. Вовка заложил руки за спину, оглянулся и громко сказал:
— Ладно, жаба! Ты мне попадешься.
Но он знал, что это ерунда. Как бы он сам не попался!
У нее были рыжие дерзкие глаза и почти мальчишечья светловолосая прическа: сзади волосы были подстрижены коротко, а спереди остался длинный чуб. Он часто падал на глаза, и девчонка сердито мотала головой. Наверно, ей это нравилось — так резко и зло отбрасывать назад волосы.
Первый раз Вовка увидел ее четыре дня назад. Он вышел во двор, чтобы как следует осмотреть новые места. День был серый и холодный, и казалось, что лето уже не вернется. А девчонка стояла у ворот в одном платьице и, скрестив руки, смотрела, как зеленый автокран усаживает в широкую яму большой вздрагивающий клен. Белое с разноцветными клетками платье билось на ветру, как оторванный парус. И растрепанные волосы то взлетали, то падали на лоб девчонки.
Вовка стоял и смотрел на нее. Она его тоже увидела. Сначала взглянула просто так, а потом вдруг вытянула вниз руки, сцепила пальцы, склонила набок голову и состроила удивленно-жалобную гримасу.
Это она его изобразила!
Вовка был тогда в длинных школьных штанах с просторными карманами. Кулаки в этих карманах помещались отлично. Вовка сунул их поглубже и шагнул вперед. Он считал, что это выглядит грозно.
Девчонка перестала дразниться, но не двинулась с места. Только сжала маленькие острые (наверно, очень твердые) кулачки и насмешливо сощурилась.
Она ничего не сказала, но весь ее вид говорил: «Ну-ка подойди!»
Вовка не подошел. Он понял, что, если подойдет, будет драка. А драться он не любил. Вернее, не умел. Взрослые с удовольствием говорили: «Мягкий характер». Мальчишки про его характер говорили без удовольствия, но колотили Вовку редко: не было интереса. Так он дожил до девяти лет, а драться не научился. Про свой мягкий характер Вовка думал с ненавистью. Но что он мог сделать? Ведь характер — не сандалеты из красных ремешков, его не изорвешь и не выбросишь раньше срока…
А девчонка вела себя нахально. Каждый день рисовала на асфальте Вовкины портреты. Она изображала его с жалобным лицом, испуганными глазами и уныло повисшими ушами. Уродливо, но похоже. Увидев Вовку, она бросала мел, поднималась и ждала. «Ну, давай, давай, подходи!» — говорили рыжие насмешливые глаза.
Вовка поворачивался и уходил.
Вовка плюнул на рисунок и перешагнул через него. Девчонки не было видно, и он не чувствовал обычной робости. Но настроение, конечно, стало не таким веселым. И чтобы оно не испортилось совсем, Вовка решил дать клятву. Правда, позавчера и вчера он уже давал себе такие клятвы, но сейчас решил, что эта будет самая твердая и самая последняя.
Он широко зашагал к воротам и на ходу проговорил тихо, но решительно:
— Самое честное-расчестное слово, что сразу же надаю ей по шее, как только увижу… — Несколько шагов он сделал молча, а потом добавил: — Если будет еще рисовать… или дразниться.
Он был уверен, что теперь обязательно выполнит свою клятву. Правда, ему не хотелось выполнять ее сейчас. Лучше когда-нибудь потом. Вовка даже чуть не оглянулся с опаской: не появилась ли девчонка! Но тут же решил, что оглядываться не стоит, и отправился дальше, решительно печатая шаг. От такого печатания выбились наружу белые с зелеными полосками носки, которые Вовка всегда заталкивал в кеды, чтобы не портили вида. Потому что это были какие-то девчоночьи носочки. Вовка нагнулся и стал запихивать их обратно, с глаз долой.
Он стоял теперь в тени клена. Тень была такая густая, что солнце пробивалось лишь отдельными бликами. Блики были совершенно круглые — большие солнечные чешуйки. Они плясали вокруг Вовки, прыгали по ногам, по ладоням. Вовке даже показалось, что они щекочут его, словно крылья бабочек. И тихо-тихо шелестят. Но он не успел понять, правда это или нет. Большой желтый лист отделился от клена и тихо лег на Вовкино плечо. Зубцами вниз, как золотой генеральский эполет.
Вовка выпрямился и с благодарностью взглянул на клен. Там было много желтых листьев. Наверно, этот клен раньше других деревьев почувствовал, что тепло последних августовских дней обманчиво и лето вот-вот кончится. А может быть, он увядал потому, что его не вовремя и не очень удачно пересадили из старого парка в этот двор. Да и скучно одному на новом месте.
Вовка это знал по себе.
Он хотел сказать клену что-нибудь хорошее, но не успел. Услышал окрик:
— Вова! Ну что ты копаешься! Иди скорей!
Это сестра. Она распахнула окно и с четвертого этажа наблюдала за Вовкой.
Вовка снял с плеча лист, подумал и сунул его под рубашку. Бросать его было почему-то жаль.
— Во-ва!
Он шагнул к воротам.
— Подожди!
Вовка остановился. Он понимал, что сестре не очень нужно, чтобы он шел скорее. Ей другое нужно. Она будет теперь на весь двор выкрикивать советы и наставления, пока в окне напротив не покажется длинный белобрысый парень с утиным носом. Он появится в окне и станет будто просто так оглядывать двор и насвистывать сквозь зубы. Тогда Вовкина сестра прокричит последнее наставление, плавно поведет плечами и скроется в глубине комнаты.
Все это Вовка отлично знал, и не одобрял он такого поведения. Но молчал.
Сестра была почти в два раза старше и держала его в строгости.
— Нигде не задерживайся! — крикнула она.
— Ладно!
— И не выбирай очень большой! А то будет тяжело нести!
— Не буду!
— И не потеряй сдачу!
Вовка с тоской покосился на окно, в котором должен был появиться его спаситель. Спасителя не было.
— Владимир! Я с тобой разговариваю!
«Разговаривает! Вопит, как репродуктор на стадионе…»
— Не потеряю! — крикнул Вовка и качнулся в сторону ворот.
— Подожди! Осторожней переходи через улицу! Там машины!
Надо же! Машины! А он думал, что слоны и дирижабли!
Парень в окне так и не появился. Значит, у сестры будет скверное настроение.
— Вова! Ты слышишь?!
— Хо! Ро! Шо! — крикнул он и рванулся за ворота.
Вовка пересек мостовую, добежал до угла и свернул в маленький сквер. Там над аллеей сомкнули ветки высокие тополя.
И плясали на песке чешуйки солнца.
Здесь их были тысячи. Они то и дело собирались вместе, но не сливались в расплывчатые пятна, а прыгали друг по другу, резвились, как светло-рыжие котята.
Вовка шагал по ним вприпрыжку, и кленовый лист шевелился под рубашкой, словно маленький зверек. Скреб по животу мягкими коготками.
— Тихо ты… — сказал ему Вовка.
Он вышел из сквера, проскакал еще квартал и остановился у ларька с бело-синим навесом. Под навесом в деревянной клетке лежали темные полосатые арбузы с поросячьими хвостиками. Как спящие кабанята. Сердитая продавщица в синем халате с размаху выхватывала из клетки то одного, то другого кабаненка и опускала на шаткий прилавок.
