Абарат. Абсолютная полночь - Баркер Клайв (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Она добралась почти до вершины лестницы. Атмосфера наверху отличалась от того, что она видела внизу. Свет в трюме был похож на обычное освещение магазинов в Коммексо. Все было хорошо видно. Но свет, озарявший пространство на вершине лестницы, был иным: сине-золотистая дымка, лениво растекающаяся от свечей, которые образовывали нечто вроде зиккурата в центре столь огромного зала, что тысячи или даже десятки тысяч огоньков не могли осветить его стен. Это место походило на алтарь. Место поклонения тому, что Кэнди не знала. Только там она поняла, каким огромным был корабль, где они оказались, и сколь непостижимо мощные силы держали его в воздухе.
— Зефарио? — сказала она; ее голос не достиг стен помещения, поскольку эхо не вернулось. — Зефарио, вы здесь?
— Я здесь, — сказал он, и ее глаза, следуя на звук голоса, обнаружили его в трех десятках метров; он так спокойно стоял в мерцающих огнях свечей храма, что ее взгляд несколько раз проходил мимо, так его и не заметив. — Но тебе не надо здесь оставаться, Кэнди. Ты привела меня сюда. Ты сделала то, что обещала.
— Я сказала, что приведу вас к нему, — ответила она.
— К кому? — спросил Кристофер Тлен.
Второй раз в этом месте ее взгляд последовал на голос Тлена. И второй раз нашел то, что искал, неподалеку. Кэнди не могла не заметить его поразительного преображения. Он был совершенно не похож на того гноящегося уличного оборванца, которого она встретила в Тацмагоре.
— Тебя не должно здесь быть, Кэнди. Это священное место. По крайней мере, так считает Ведьма.
— Кому оно посвящено? — спросил Зефарио.
— Тем, кто дал ей силу. Кто помог строить Буреход, — ответил Тлен. — Тем, Кто Ходит За Пределами Звезд.
— Нефаури? — тихо сказал Зефарио.
— Да… — ответил Тлен, и в его голосе прозвучало уважение к незнакомцу, обладающему таким знанием. — Вы тоже имели с ними дело?
Зефарио не ответил на вопрос. Вместо этого он сказал:
— Она действует вместе с Нефаури?
— Да. Какое это имеет для вас значение?
— Ты должен ее остановить. Нефаури? Они находятся в центре всего этого?
— Что? — спросил Тлен, начиная раздражаться. — О чем вы говорите? — Он не дал Зефарио времени ответить и посмотрел на Кэнди. — Ты знаешь, что он имеет в виду?
— Нет. Не очень.
— Но ведь ты его сюда привела.
— Да.
— Почему?
— Потому что он должен был тебя увидеть.
— Ладно. И почему же?
— Кристофер, он твой отец.
Настала долгая, жестокая тишина, когда во взгляде Тлена читалось всё, что были способны выразить глаза.
— Это невозможно, — сказал он. — Мой отец… он не… — Его речь начала замедляться. — Не…
— Не слепой, потрепанный жизнью старик в лохмотьях? — Зефарио вздохнул. — Признаюсь, я бы предпочел придти сюда в более приличном виде. Но мы имеем то, что нам дают, когда речь идет об одежде на плечах. Я полагал, в тебе достаточно сердца твоей матери, чтобы за внешним увидеть дух.
Он поднял руку, словно желая прикоснуться к лицу сына, хотя между ними было больше десятка шагов. Несмотря на расстояние, Тлен вздрогнул за стеной стекла и кружащими кошмарами, словно действительно почувствовал прикосновение.
Зефарио ощутил его реакцию.
— Ты злишься, — сказал он.
— Нет, — ответил Тлен. — Просто сомневаюсь.
— Я не привела бы его сюда, если б не была уверена, — сказала Кэнди.
Кристофер недобро посмотрел на нее.
— Кстати, как ты это сделала? Моя бабка считает, что ты погибла на Галигали. А я видел, как место, где ты стояла, через несколько секунд взорвалось. Почему ты не мертва?
Хотя Тлен задал вопрос Кэнди, на него ответил Зефарио.
— Мы покинули гору прежде, чем в нее врезался наш смертный приговор. Тебе не надо знать, как мы это сделали. Но будь уверен, что сила, которую она использовала, чтобы привести нас сюда, заимствована не от сделки с разрушителями миров вроде Нефаури.
— Откуда ты знаешь, что они делали, старик?
— Ты все еще мне не веришь.
— Что ты мой отец? Нет. Я бы тебя узнал. Даже после этих лет…
— Откуда? Ты никогда меня не видел. В огне выжило всего трое. Но ты был очень маленьким и так пострадал, оказавшись в центре всех этих смертей… от того, что слышал их. — Сила в его голосе начала угасать. Он сделал несколько быстрых, неглубоких вздохов, однако они не помогли ему справиться с теми ужасными истинами, которые он собирался произнести.
— Твои братья и сестры, твоя мать… все они сгорели заживо. — Его голос дрожал, как и все тело. Кэнди хотела помочь ему рассказать ужасную историю, но что она могла сделать? Эта тяжелая ноша была не ее. Она принадлежала злосчастному отцу, который мог лишь мучительно передавать ее своему уже раненому сыну. — Иногда я думал, глядя на тебя: как, почему ты все еще цепляешься за жизнь? Почему?
— Стой! — сказал Тлен. — Теперь я знаю, что ты лжешь. Ты сказал, что я никогда тебя не видел. А сейчас говоришь, что ты на меня смотрел.
— О, я смотрел на тебя, дитя, — ответил Зефарио. — Много раз. Но только когда ты спал. Я хотел тобой любоваться, как этого хочет каждый отец.
— Огонь тебя не ослепил?
— Нет. Я сам ослепил себя, — сказал он. — Она — твоя бабка, — свела меня с ума, и я влил себе в глаза яд.
— Почему она свела тебя с ума?
— Однажды ночью она увидела меня в твоей спальне, когда я держал тебя на руках и пел.
— Никто никогда мне не пел.
— Колыбельную Лузаар Муру. Не помнишь?
Дрожащим голосом он начал:
Кэнди не представляла, что значат эти слова, но не сомневалась, что слышит именно колыбельную. Простая мелодия, спетая даже таким голосом, все равно успокаивала.
Она осторожно скосила глаза на Кристофера. Триумф на его лице, который возник, когда он поймал Зефарио на лжи, исчез. Исчезло сомнение. И он тихо произнес то, что было двумя самыми важными словами, какие Кэнди от него слышала. Возможно, самыми важными из всех, что он когда-либо произносил.
— Я помню.
В нем происходили какие-то глубинные изменения, и главным свидетельством этого стало поведение кошмаров, которые больше не плавали вокруг его головы, а тихо лежали на дне воротника. Не мертвые, а просто лишенные какой-либо агрессии.
— Почему ты не показывался мне, отец? — спросил он. — Почему держал меня, только когда я спал?
— Поверь, я выглядел ужасно. Врачи сказали, что если ты увидишь меня, столь тяжело обожженного, это может оказаться для тебя тяжелым потрясением. Ты даже мог умереть. Поэтому я держал тебя, только когда ты спал. Но это прекратилось, как только она меня увидела. Больше я не мог петь своему малышу «Лузаар Муру». Той ночью я должен был уйти, потому что знал — она выиграет битву за твою душу. Она хотела воспитать истинного слугу своей воли, ум которого она бы знала так же хорошо, как свой собственный, поскольку сформировала его сама. И она не могла позволить, чтобы ее идеального ученика испортили. Поэтому она должна была от меня избавиться.
— Но ты знал…
— Конечно, знал.
— И все же ты не ушел.
— Ты — все, что у меня было. Все, что осталось после трагедии, которую, как мне представлялось, вызвал я. Мне никогда не приходило в голову, что моя собственная мать убьет своих внуков. Нет, я думал, что вина — моя. Всё я. И единственным прекрасным и священным, спасшимся от того, что я натворил, был ты. Как я мог тебя бросить? Как я мог не приходить и не держать тебя, когда ты спал? Я не мог. И хотя я знал, что рано или поздно она попытается забрать мою жизнь, чтобы обладать тобой до конца, я оставался рядом. И я был готов к тому, чтобы встретить ее убийцу. Я знал, как защитить себя от любого клинка, который она могла нанять. Но я не учел, что клинка может не быть. Что она медленно меня отравит. Зашьет в мою голову семена безумия, и убийцей, который едва меня не погубит, стану я сам.
