Волшебная книга Эндимиона - Скелтон Мэттью (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗
Блейк с виноватым видом посмотрел на сестру. Чего он кричит на нее? Она всего-навсего маленькая девочка. Вот стоит тут в своем любимом ярко-желтом плаще с оранжевым капюшоном… Этот плащ она особенно полюбила с того самого дня, еще в Америке, который они назвали Днем Великого Спора. В тот день их родители так рассорились, что даже в конце концов ударились в слезы. Оба — и мама, и папа. А сестренка выбежала из комнаты, но вскоре вернулась в этом самом желтом плаще. «Я надела его, — объяснила она дрожащим голосом, — чтобы не промокнуть от ваших слез…»
После этого заявления слезы быстро перешли в смех сквозь слезы, а потом просто в смех. Девочка в желтом плаще тоже рассмеялась, но позже всех.
Потом некоторое время в доме было спокойно: родители почти не ссорились и выглядели вполне счастливыми. Быть может, этому способствовало то, что Дак почти не снимала желтый плащ и носила его, когда надо и когда не надо.
Однако, как говаривали когда-то умные люди, ничто не вечно под луной, и наступило то, что предвидел и чего боялся Блейк: родители снова начали ссориться. Правда, дело не доходило до криков или рыданий, но что-то им мешало жить в мире и согласии.
И вот из-за всего этого они сейчас здесь, в Оксфорде, а отец остался по другую сторону Атлантического океана…
Блейк снова взглянул на сестру.
— Не обижайся, — сказал он. — Это правда всего-навсего книга. Только без слов и картинок. Посмотри, если хочешь.
Он дал ей подержать книгу и затем поставил на полку между двумя другими толстыми томами.
Потом обнял сестру за плечи и сказал:
— Пойдем, Дак. Подождем маму в другом месте. Здесь душно.
Глава 2
Блейк уселся на мраморных ступеньках, ведущих к выходу из библиотечного зала на галерею. Старинные часы на стене позади него устало тикали. Сколько здесь стенных часов! В каждом зале.
А прямо под часами, в застекленном шкафчике, находилось одно из главных сокровищ библиотеки: толстенный манускрипт, переписанный более пятисот лет назад обитавшими тогда в этом колледже монахами.
Он подошел и почти уткнулся носом в стекло, чтобы получше разглядеть раритет.
Страницы раскрытой рукописи были украшены тщательно выполненными рисунками, изображавшими золотистые цветы и зеленые листья, краски которых на удивление сохранили былую яркость. Когда он подышал на стекло и протер рукавом, они заблестели еще сильней и колонки рукописных букв стали видны отчетливей. Однако понять он все равно ни слова не мог.
Его сестра находилась тут же, возле высокого шкафа с выдвижными ящичками, в которых были карточки на все библиотечные книги. Но Дак это не интересовало: наклонившись, она гладила неизвестно откуда появившегося Мефистофеля, который свернулся у ее ног, как огромная черная запятая.
Блейк снова уткнулся в стекло. На этот раз его внимание привлекла большая темно-красная буква «О», с которой начиналась левая страница рукописи. Не сама буква, а то, что изображено внутри нее: это была тонко нарисованная фигура монаха в темной рясе. Он сидит на высоком стуле, а на коленях у него совсем крошечная, похожая на горбуна, кукольная фигурка в одежде желтого цвета и шутовском колпаке. Интересно, что все это означает?
Рядом с рукописью Блейк заметил отпечатанное на пишущей машинке пояснение:
«Прописная буква «О». Здесь писец Теодбрик выслушивает наказ от старца в желтом одеянии, личность которого неизвестна. Рукопись относится к середине XV века».
Ничего не понять!.. Блейк отвернулся от стеклянного ящика. А мамы по-прежнему нет!.. Какая скука!.. И зачем они пишут неправду!
— Никакой он не старец! — с возмущением проговорил Блейк, обращаясь к себе самому, а также к сестре и коту Мефистофелю. — А самый обыкновенный мальчишка. Это всякому видно. Старца на коленях не держат!
— А вот и ошибаешься, — раздался голос от лестницы, ведущей наверх.
По ней только что спустилась миссис Пола Ричардс, а он и не видел. Она приблизилась к лежащей взаперти рукописи, водрузила на нос очки с большими выпуклыми стеклами и, тыча пальцем в непонятные строчки, что-то, видимо, прочитала на неизвестном Блейку языке, а потом не то перевела с этого языка, не то сказала от себя:
— Этот писец по имени Теодорик с большим уважением относился к нему… к человеку в желтой одежде. К его знаниям и учености. Ребенок не может знать того, что знал он. А то, что тебе показалось на рисунке… Ну, это как смотреть и как видеть…
Блейк собрался возразить, как вдруг заметил, и это его сразу заинтересовало, что изо рта у мальчика-старца вырывается какой-то пузырчатый поток из букв.
— А это что? — спросил он. — Его слова, да?
Миссис Ричардс наклонилась, протерла очки и потом произнесла:
— Он говорит, что мудрость разговаривает на языке молчания.
Блейк нахмурился.
— До меня не доходит, мэм.
Она рассмеялась.
— Честно говоря, до меня тоже не совсем…
И она стерла носовым платком следы, которые могли остаться на стекле шкафчика от пальцев Блейка.
— Идите сюда, Блейк… Дак… — послышался голос от дверей на галерею. — У миссис Ричардс есть дела поважнее, чем беседовать с вами.
Там стояла их мать с папкой в руке.
Прежде чем Блейк направился к ней, миссис Ричардс успела шепнуть ему:
— Насчет этих слов… я подумала… Скорей всего, они означают: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Согласен?
Он кивнул и уже на пути к двери, повернув голову к рукописи под стеклом, упрямо проговорил:
— И все-таки это парень, а не старик. Готов поспорить…
Солнце еще светило вовсю, когда они вышли из библиотечного здания.
Миссис Ричардс проводила их до выхода и придержала дверь для Мефистофеля, который некоторое время колебался, выйти наружу или остаться в библиотеке. Прийти к решению ему помогла нога библиотекарши, вежливо выпихнувшая его за порог, на небольшую лужайку.
Миновав лужайку, они все вышли на аллею, окаймленную кустами и деревьями, бросавшими причудливые тени им под ноги. С этими тенями Мефистофель затеял понятную лишь ему одному игру прыгал на них, отскакивал, ударял по ним лапами.
Продолжая путь, они прошли под каменной аркой, все углы которой были затянуты толстым слоем паутины, и двинулись вдоль большого здания с ромбовидными окнами — здесь находилась студенческая столовая. Ко входу туда вела крутая лестница, по бокам обсаженная кустами роз, но люди и кот не пошли по ней, а обогнули склад и вошли в длинный крытый проход.
Это была самая старая часть территории колледжа Святого Иеремии, существующего с четырнадцатого века. Когда-то он принадлежал монахам-бенедиктинцам, членам старейшего из католических монашеских орденов. С тех времен сохранились невысокие каменные строения, окруженные садами. Монахи выращивали здесь лекарственные травы. Крытые проходы вели к часовне. Сохранились они частично, и веселые студенты любят сейчас, проходя по ним, кричать, выть, вопить — потому что эхо тут знатное и преобразует все эти звуки в нечто невообразимое.
Блейк знал об этом и потому тоже не преминул нарушить покой и тишину этих мест, а мать сделала ему замечание.
Они шли дальше. Мимо покрытых пылью винтовых лестниц, ведущих когда-то в монастырские спальни, а теперь — в институтские служебные помещения. Это справа от них. А слева — через несколько каменных арок можно было выйти на поляну, посреди которой стояло гигантское дерево — могучий платан. Возле него притулилась маленькая скамеечка, сидя на которой, как говорила мать Блейка, полагалось предаваться «глубоким и спокойным раздумьям». Что не для вас, добавляла она, неодобрительно глядя на сына и дочь. И те не возражали.
Не дожидаясь матери и сестры, забежавший вперед Блейк первым вошел во двор перед главным зданием колледжа, напоминавшим старинный замок. Его каменные медового цвета стены со всех сторон были украшены квадратными башенками. По углам здания, у самого основания стен, из земли выглядывали горгульи — рыльца водосточных труб, сделанные в виде различных фантастических фигур. Они улыбались ему (или, может, усмехались — кто их поймет?). Сегодня у них работы не было: дождь не лил, весь день светило солнце. Возможно, поэтому они улыбались. Он взглянул на солнце, зажмурился и тоже попробовал улыбнуться.
