Мамонтёнок Фуф - Митыпов Владимир Гомбожапович (электронные книги бесплатно txt) 📗
Ола под присмотром воинов готовила пищу для Великой Матери Длинноруких, которая целыми днями грелась на солнцепёке. На ночь девочку крепко связывали, чтобы она не сбежала.
На третью ночь Ола услышала за стеной негромкое повизгиванье. Она затаила дыхание. В дальнем углу, зарывшись в пушистые меха, тонко посапывала Великая Мать. У входа вовсю храпели воины, охранявшие предводительницу. Тлели, потрескивая, сырые ветки в очаге, и редкие красные искры лениво взлетали к верхней отдушине, в которую заглядывали помаргивающие звёзды. Визг повторился.
— Аф,— еле слышно позвала Ола.— Р-рр... я здесь,— отозвался пёс.
— Иди сюда, только тихо, чтобы тебя не услышали.
Прошло ещё некоторое время. Никаких новых звуков, кроме сонного похрапывания людей, не было. И только когда влажный собачий нос ткнулся в плечо Олы, она поняла, что Аф уже здесь. Он тотчас радостно лизнул её в щёку и снова проскулил:
— Что нужно делать?
Ола перевернулась на бок и, подставляя свои связанные сыромятной кожей руки, сказала:
— Перегрызи эти ремни...
Скоро они осторожно прокрались мимо спящих воинов и выскользнули из хижины.
Стояла тёплая безлунная ночь, и по-ночному были ясны даже самые далёкие звуки. Где-то яростно взлаивали дикие собаки, потом земля донесла приглушённый топот промчавшегося табуна лошадей. Вслед за этим над тёмными просторами прокатился низкий могучий рёв, и сразу же неподалёку тоскливо заплакала ночная птица.
Чуть отбежав от стойбища, они на миг остановились на невысоком пригорке. Аф прижался тёплым боком к ногам девочки и, щетиня загривок, оглянулся назад. Никто их не преследовал, и он успокоился.
— Ночь перевалила за середину,— проворчал он, подставляя нос слабому дыханию встречного ветерка.— Впереди много троп; по которой из них мы пойдём?
Ола ласково провела рукой по его голове, вздохнула и, не ответив, сбежала с пригорка.
Над далёкими перелесками едва-едва начинал светлеть краешек неба.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Фуф остаётся один, потом встречает оленёнка Гая и Умного хомяка.
Непоседа Фуф ещё утром куда-то исчез, и к середине дня мамонтиха не на шутку испугалась. Она обошла несколько рощ и теперь не знала, где ещё искать сына. Вдруг навстречу попался Харри.
Медведь мигом прыгнул за толстое дерево и, высунув из-за него голову, с обидой сказал:
— Напрасно вы тогда так осерчали на меня. Я же совсем не желал зла вашему сыночку. Ну, шлёпнул бы его разок-другой, так это ему же на пользу! Излишняя родительская любовь детей только портит!
Увидев, однако, что мамонтихе вовсе не до него, медведь осмелел и вылез из-за дерева.
— Хрр, не те нынче дети пошли,— сказал он, сокрушённо разводя лапами.— Дерзят, старших не уважают. Вот, помню, мы в своё время...
— Вы не видели моего сына? — перебила мамонтиха, тревожно озираясь по сторонам.
— Что, неужели пропал? — оживился Харри.— Ай-яй-яй... Постойте-ка...— Медведь прищурился, делая вид, что вспоминает.— Ах-хрр, совсем из ума выжил! Я же видел его сегодня! Помню, ещё подумал, какой вкусн... э-ээ, какой симпатичный малыш...
— Вы видели моего сына? — вскинула хобот мамонтиха.— Где?
— Ага,— подтвердил медведь.— Знаете старую свиную тропу, что идёт по обрыву вверх по Амгау?
Мамонтиха нетерпеливо кивнула.
— Вот по ней он и убежал. Я хотел было вернуть его, потому что дальше-то места очень уж нехорошие...
— Что такое? Почему? — закричала мамонтиха не своим голосом.
Медведь казался совсем убитым.
— Старый я дурак! — причитал он и даже ухитрился всплакнуть.— Как же я не догадался-то: ведь там живёт этот негодяй пещерный лев, разбойник, каких свет не видел. Съесть малыша ему ничего не стоит!
Мамонтиха повернулась и бросилась к реке. Забыв об осторожности, она бежала по узенькой подмытой тропе, которая выдержала бы разве что свинью, но никак не огромную мамонтиху. И тропа не выдержала. Вместе с грудами земли мамонтиха рухнула с огромной высоты прямо в отороченные пеной водовороты. Через короткое время оглушённая Фуфина мать показалась уже на середине реки, и широкое течение неторопливо понесло её дальше.
Харри видел всё. Он провожал мамонтиху глазами, пока мог различить её среди волн, потом довольно ухмыльнулся и пошёл прочь от обрыва.
Всю остальную часть дня медведь потратил на розыски мамонтёнка. И если бы он его нашёл, то наш рассказ о бедном Фуфе можно было бы тут же и окончить. Харри обрыскал несколько рощ, где обычно любила кормиться мамонтиха. Под вечер, усталый и голодный, он отправился за более лёгкой добычей, рассудив, что мамонтёнок от него всё равно не уйдёт и съесть его ещё успеется.
А Фуф так никогда и не узнал, почему столь неожиданно и навсегда исчезла его мама. Не найдя её там, где они расстались, мамонтёнок совершенно потерял голову. Всё вокруг — и раскидистые дубы, и тонкие берёзы, и ивы с бугристой серой корой, и даже весёлые ручейки, затерянные в траве,—всё вдруг помрачнело, насупилось. Везде, куда ни глянь, мерещилось что-то злое и пугающее. Только тут до Фуфа дошло, что он уже с самого утра ходит совсем-совсем один. Мамонтёнок заверещал и кинулся куда глаза глядят. Встревожив стайку темноглазых косуль, пришедших на водопой, он миновал мелкую речонку, с жалобным хныканьем заметался по каким-то полянам в россыпях красных и белых цветов и, наконец, мохнатым скулящим клубком выкатился на край равнины.
Здесь было просторно и тихо. Вечерело. Вдали, над неоглядными зарослями синеватой бизоньей травы, неторопливо плыли бурые спины быков, появлялись и исчезали сухие головки пугливых винторогих антилоп, проносились всхрапывающие кони с короткими растрёпанными гривами.
Стояла вторая половина лета. Самый жар уже миновал, но впереди ещё были долгие дни дозревания диких злаков, короткие грозы с дрожащими в глубине сизых туч ветвями молний. И уж совсем далека была ясная затяжная осень в бескрайнем разливе жёлтого и голубого.
Трудно сказать, как сложилась бы дальше судьба Фуфа, если бы он не встретил в это время оленёнка, весёлого бродягу Гая.
Гай вырос сиротой, потому что олени не воспитывают своих детей. Сразу после рождения маленький Гай был оставлен своей матерью и целыми днями скрывался в траве. Пока он не мог заботиться о себе сам, его кормили все проходившие мимо оленихи. Потом он подрос, научился есть траву, бегать и прятаться от врагов.
Гаю был год, и на голове у него уже ветвились небольшие рога. За время одиноких скитаний он многому научился. Он знал, что на равнинах надо остерегаться волков, особенно зимой, а в Лесу — росомахи или рыси, которые подкарауливают обычно у водопоя, затаившись где-нибудь на дереве. Знал он также и то, что ни бизоны, ни лошади, ни даже свиньи не причинят ему вреда. Как-то зимой за ним гнались волки. Спасся Гай тем, что успел забежать в самую середину бизоньего стада. Когда над окрестными сугробами появились нюхающие воздух острые волчьи носы, могучие быки окружили кольцом коров и телят и выставили наружу свои грозные рога. Огромный, как носорог, вожак с глухим рёвом бросился вперёд. Волки отлично знали, что такое бизон в бою, и сочли за лучшее быстренько убраться. Стадо не прогнало Гая, и с ним он проходил в полной безопасности до самой весны.
Знал Гай и великое множество других уловок, не однажды спасавших ему жизнь. Словом, это был сообразительный и, несмотря на молодость, уже бывалый житель того далёкого, дикого и буйного мира.
