Под созвездием Ориона (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Что делалось дальше, я ни разу не видел. Видел только кобылу, которая сонно поматывала головой, а потом вдруг вздрагивала и коротко ржала…
Я знал, что каждый час этот дядька с ржавой пилой может приехать и за мной. И я тоже пойду — вялый от страха и покорный, и никто не заступится: ни мама, ни брат, ни сестра, ни соседи. Потому что так надо.
А Пашка Шаклин (в этом же сне) говорил с оттенком гордости:
— Меня он тоже, наверно, вызовет. Только привязывать к стулу не будет. Я пионер. Пионерам полагается умирать стоя…
Интересно, что на самом деле он тогда еще не был пионером. В ту пору мне исполнилось пять лет, а Пашка только-только пошел во второй класс…
Этот сон я видел несколько раз, и в нем страшнее боязни за себя было ощущение всеобщей покорности, всевластия злой силы…
Было у сна и окончание. Неожиданное. Палач поселился у нас в квартире, в проходной комнатке, которая называлась «прихожая». До войны там жили то моя сестра Миля, то мой дядюшка — дядя Боря, а во время войны мама стала сдавать ее квартирантам. Квартиранты не всегда доставались по выбору. Порой начальница домоуправления Устюжанина приводила кого-то из эвакуированных, и тут ничего не поделаешь — приказ.
Видимо, Устюжанина и прислала этого дядьку с пилой (во сне). А кобылу и телегу поместили в сарае, вместе с коровой Таисии Тихоновны.
Я понимал, что ни меня, ни Пашку такой поворот событий не спасет. Пускай палач — наш квартирант, это ничего не меняет. Он не будет относиться к нам по-соседски, если мы окажемся в том списке.
Когда палач куда-то ушел, я пробрался в комнатку и увидел в углу за печкой-голландкой тот самый инструмент. Оглядываясь и обмирая, вытащил я его на свет — за деревянную с медными клепками ручку (похожую на ручку большого кухонного ножа). Я понимал, что без этой штуки палач уже не палач.
На плоском железе были коричневые пятна, и я заставлял себя думать, что это просто ржавчина.
Озираясь, я поволок меч-пилу через широкий солнечный двор. В этой солнечности не было добра, наоборот. Резко звенела тишина, ноги не слушались. Но я тащил, тащил зубчатое лезвие за рукоять. Двумя руками. Скорее, скорее…
У дальнего забора было дощатое строение — общая уборная с двумя дырами в широком помосте. В такую дыру я и опустил орудие палача. Лезвие сразу ушло в вонючую жижу, а деревянная ручка держалась еще секунды две, потом с чмоканьем исчезла.
Совсем ослабевший, но счастливый, я спиной вперед выкатился из будки, упал на спину, поднялся и услышал, как чирикают воробьи. И пошел в дом.
Плюгавый палач сидел в проходной комнатке на кровати и скручивал «козью ножку». Поводил по ней языком и миролюбиво сказал:
— Ну и утопил. Ну и че? Надо будет, другой дадут… Да я и не работаю уже, уволился. Потому что дело это уже закончено.
Я испытал большущее облегчение. Пошел в нашу комнату, — а на пороге обернулся и бесстрашно показал отставному палачу язык. Тот укоризненно покачал головой.
«А куда теперь лошадь-то денется?» — подумал я.
И на этой вопросительной нотке сон кончился. Навсегда. Больше я ни разу не видел плюгавого дядьку с его ржавым зазубренным лезвием. Но в памяти он остался на всю жизнь. Ц теперь кажется, что это был не сон, а кусочек реальности. Может быть, той реальности, которая существует в параллельном мире.
Раз уж речь зашла о страшном, есть смысл рассказать о существе по имени Тихо.
По утверждению взрослых, оно невидимо жило в нашей квартире и могло «забрать» меня, если буду капризничать. Куда «забрать» и зачем, было непонятно и от этого еще более Страшно.
Появился Тихо, когда мне было около трех лет. Следующим образом. Говорят, я ревел и не хотел ложиться спать и Кто-то из взрослых — то ли мама, то ли сестра — сказал с угрожающей ноткой:
— Ну-ка, не реветь! Ти-хо…
В моем младенческом сознании это слово, замешенное на непонятной угрозе, вдруг превратилось в чудовище, которое готово схватить меня, если не стану хорошим.
— Не надо Тихо! Я его боюсь!
— Тогда спи!
Надо сказать, что взрослые потом довольно эгоистично использовали мой страх перед загадочным и ужасным Тихо. В трех-четырехлетнем возрасте Тихо был кошмаром моей жизни.
— Если не будешь слушаться, позову Тихо!..
И каково мне было оставаться в доме одному, когда все уходили — кто на работу, кто в школу или в техникум! Даже за дощатой стенкой у Шаклиных была тишина. Только отчетливо стучали ходики в прихожей… Правда, в ту пору мне было уже пять лет и я знал, что «никакого Тихо не бывает, его придумали, когда ты был маленький, чтобы не капризничал».
— А теперь тебе уже шестой год! Как не стыдно бояться таких глупостей!
— Я и не боюсь!
Я и не боялся. Пока был дома не один. А когда все уходили, начинал прислушиваться: кто там возится и пыхтит под кроватью?
А один раз я видел Тихо! В натуре!
Было мне тогда года четыре. Я проснулся слишком рано и почему-то захныкал. Мне сказали (не помню, кто):
— Ну-ка, спи! Нельзя еще вставать. А то Тихо как вылезет из-под кровати…
Соседняя кровать, на которой спала сестра, стояла в углу у окна. Я видел ее с торца, сквозь прутья своей кроватной спинки. Под кроватью сестры было темно. И вдруг темнота зашевелилась. У пола, между железными ножками, проступило смутно-белое повернутое на бок громадное (в полметра!) яйцо. На нем были круглые зеленые глаза. Очень живые и какие-то плотоядно-любопытные. Глубоко сидящие в мякоти этой белой головы. А под головой-яйцом виднелись плечи, обтянутые синей, в мелкую белую полоску, рубашкой. Я понял, что Тихо лежит на животе и приподнял верхнюю часть туловища, чтобы взглянуть на меня.
Я отчаянно завопил.
Случился переполох. Мне стали доказывать, что никакого Тихо нет, даже отодвинули кровать.
Но какое там «нет», если я его только что отчетливо видел!
Никто не мог убедить меня тогда, что это было нечто вроде сна…
Окончательно бояться Тихо я перестал лишь годам к шести.
А однажды, уже в пожилом возрасте, мне в голову пришли сразу две догадки.
Во-первых, та, что Тихо на самом деле существовал, хотя взрослые полагали, будто придумали его.
Во-вторых, та, что Тихо был не зловещим, а добродушным существом, некто вроде домового. И пугали меня им напрасно: При иных обстоятельствах я мог бы с ним и подружиться.
Эта мысль появилась у меня поздно вечером, когда я в одиночестве полулежал на диване с рюмкой коньяка. И едва рна (мысль, а не рюмка) оформилась, мне показалось, что под диваном кто-то запыхтел.
— Тихо! Это ты, старик? — догадался я.
Он вздохнул и проворчал (телепатически):
— Наконец-то ты начал думать обо мне прилично…
— Лучше поздно, чем никогда, — пробормотал я виновато.
— Оно конечно…
— А ты… как живешь-то?
— Я живу тогда, когда ты про меня вспоминаешь. И каждый раз обидно…
— Ну, прости. Теперь я буду вспоминать тебя иначе. И чаще…
Тихо засопел благодарно. В самом деле, симпатичное и незлопамятное существо.
— Хочешь выпить?
— Ну, давай. Только я мысленно, символически. Тут, под диваном…
— Можно и так…
Мы выпили. Я из рюмки, Тихо — по-своему. И потом мы еще болтали о том, о сем…
Хотите верьте, хотите нет.
Вчера поздно вечером комета Хейла — Боппа висела высоко на северо-западе во всей своей красе, в пышности своего хвоста. В черном небе среди звезд. Ирина посоветовала смотреть на нее не прямо, а чуть в сторону, «боковым зрением», тогда шлейф кометы делается заметнее. Я попробовал. Правда, его стало видно еще лучше — длинный, пышный.
Хороша комета и тогда, когда смотришь в трубу, очень четко видно ядро.
Я снял комету видеокамерой — для потомства.
На улице набирает силу апрель — безоблачно, солнечно, хотя еще и не очень тепло…
В детстве такая погода была связана с переходом от валенок к ботинкам (правда, по календарю это случалось раньше; нынче весна запоздала на месяц). Ботинки были обычно новые — прошлогодние к весне делались малы. Новые башмаки пахли обувным магазином, кожей — «по-ботиночному». Такой запах всегда был связан с весной…
