Таня Гроттер и проклятие некромага - Емец Дмитрий Александрович (читать хорошую книгу .txt) 📗
– Вы хотите устроить тут полномасштабную войну, любезный? – поинтересовался у Кощеева академик.
– Я ничего не хочу! Но кто даст гарантию, что вместо того, чтобы играть в драконбол, Тантал не устроит резню, не будет убивать зрителей, не попытается сбежать? Вообще гарантию, что он явился сюда для игры? – отвечал Кощеев.
– То, что он пришел на поле, вместо того, чтобы бежать. Если же вам нужна гарантия, то ее даст вечность. Именно она вселила Тантала в тело Глеба при условии, что он будет играть. Нарушить это условие нельзя. Так же, как пришел, он и уйдет. Разумеется, если во время игры ему не удастся полностью разрушить личность Глеба и подавить ее волю к сопротивлению, – твердо отвечал Сарданапал.
– Рисковать я не буду! Тантал он или нет, но парень окажется в Дубодаме сразу, как будет заброшен последний мяч! Так что лучше ему сгинуть вместе со сборной вечности! – заявил Бессмертник.
Новости у магов передаются мгновенно. Через минуту только глухая ведьма из Мурманска не знала, кто сейчас в теле Глеба. Ведьма была в глубоком маразме и заново переживала свой роман с наполеоновским офицером, которого давно занесло песками Египта.
На поле первым разнюхал, в чем дело, все тот же Ягун, державший с бабусей постоянную телепатическую связь.
– Номер десять сборной вечности – Тантал! Врать не буду: сведений о нем лично у меня мало. Вспоминается только матч чемпионата мира, когда именно Тантал забросил три мяча из пяти. Дальнейшей карьере Тантала помешал досадный пустяк. В конце матча он убил судью, двух игроков противника, смертельно сглазил собственного тренера и скрылся прежде, чем его схватили, – бойко затарахтел комментатор.
«Так вот почему Соловей не ответил, играл ли кто-то из некромагов в драконбол. Он уже тогда догадывался!» – запоздало поняла Таня.
Тантал слушал Ягуна невнимательно. Только что он случайно увидел Таню. Взгляд его скользнул дальше, но внезапно вернулся. Теперь некромаг смотрел на Таню неотрывно. В глазах у него был вопрос. Тане казалось, будто он о чем-то мучительно пытается вспомнить. «Кто это? Глеб или уже не Глеб?» – думала она, ощущая странное смешанное чувство.
Она подлетела ближе. Теперь она видела глаза Бейбарсова и короткий шрам, рассекающий его левую бровь. Там, где был шрам, не росли волосы, отчего бровь казалась разделенной надвое. Вместе с Таней подлетели и остальные игроки сборной мира. Их цепь протянулась перед цепью сборной вечности. Между ними метров пять. Не враги, но и не друзья. Все ждут сигнала. Сзади ревут драконы. Защитники едва сдерживают их пыл. Герардион нетерпеливо щелкает хвостом. Его тонкий конец, способный перерубить надвое любого игрока, со свистом рассекает воздух.
Раде Герардион не нравился. Она уже дважды вполсилы чихнула огнем, что у драконов означает вызов. Да и Герардион разглядывал Раду без восторга. Дай ему защита шанс, он хвостом разрубил бы ее на куски.
– Странно. Я думала: мальчики-драконы любят девочек-драконов. Хотя бы теоретически, – сказала Маланья Нефертити.
Эразм Дрейфус захихикал.
– Заблуждение. Драконы всегда одиночки. Потому они и вымирают, – сказал он и покровительственно протянул хилую ручку, чтобы ущипнуть Маланью за щеку. В следующую секунду Дрейфус имел счастье убедиться, что выражение «сиди в своем тазике и не булькай» следует в иных случаях воспринимать буквально.
– Ну, сейчас начнется! – всматриваясь во что-то, происходящее на трибунах, произнес Фофан Бок.
С трибун с треском взмыла и взорвалась сигнальная ракета.
Арбитры выпустили мячи и отскочили. Матч сборная мира – сборная вечности начался.
Ягун штопором взвился под купол магической защиты, спеша занять удобную точку для обозрения. Здесь, под куполом, он был на добрые полсотни метров выше, чем обе сборные.
– А меня вообще не хотели пускать на поле. Типа болтать можно и с трибун. Дадим тебе красивый стульчик в форме пылесоса. Прыгай на нем сколько влезет и ори. Однако я, величайший дипломат, применил нытье, лесть, шантаж и угрозы. Я был великолепен! Я сам себя не узнавал! Я говорил: ну как же? Что я смогу сказать, если вы лишите меня возможности заглянуть в глаза игрокам? В их добрые, умные глазки, которые все понимают, но выразить не могут! Ощутить пот драконов! Кстати, я весь в сомнении: кто у нас тут главный ветмаг? Эти ящерицы потеют?
Догадавшись, о чем спрашивает Ягун, Рада выпустила струю огня, разбившуюся о купол метрах в трех от комментатора. Раскаленный воздух толкнул Ягуна. Комментатор покрылся испариной.
– Мамочка моя бабуся, я уже хочу на стульчик! Не хочу поджариваться! Я так молод и красив! Век бы от зеркала не отходил, да денег на зеркало жалко! – сказал он, но тотчас, вглядевшись во что-то, завопил: – Вот они, мои родные, мои сладкие мячики! Пламягасительный, одурительный, перцовый, чихательный, обездвиживающий… Как я вас люблю, мои маленькие! Прям сам бы съел, да не хочется лишать драконов такого удовольствия! Сборная мира и сборная вечности устремляются за мячами! Крутое начало! Прям от светофора и газ до пола!
Рамапапа и Минотавр, держась за ручки, летят за одурительным мячиком. Вот он – идеал трогательной мужской дружбы! Ну хорошо-хорошо, не держась за ручки! Возьмешь Минотавра за ручку – протянешь ножки. Да и Рамапапа мало похож на девушку у фонтана.
Эразм Дрейфус пытается отвоевать пламягасительный мяч у барона Мюнхгаузена! Тазик против ядра – сильная смысловая пара, не будь я Ягун! Тут же рядом Маланья, которой нужен тот же мяч! Так устроена жизнь: все кидаются на одну конфетку, а другая, ничуть не хуже, лежит рядом и недоумевает: бедная я, никому не нужна, отчего так? Стайный инстинкт, господа!.. Вот отчего! К слову сказать, Мюнхгаузен очень мало церемонится с хорошенькой Маланьей. Не пригнись она, он снес бы ей ядром голову. Неджентльменский поступок, господин барон! Да, кстати, мне вдруг пришло в голову, что нюансы личной жизни барона Мюнхгаузена от меня как-то ускользнули. Почему среди множества подвигов барона нет ни одного любовного? Ну пусть это будет сущая мелочь, вроде похищения жены у турецкого султана! Но, увы, мы все больше по оленям, по уточкам… Мелко плаваем, короче!
Внезапно Ягун подскочил на пылесосе.
– Вы это видели? Танька Леопольдовна Гроттер несется за чихательным мячиком. Вот оно – грустное наследие гриппозного детства! Спокойно, Танечка, не плакай! Мячик не утонет, с речками тут истерически не сложилось! Ой, над кем я язвлю! Над Танькой! И главное: не могу притормозить! Я личность холерического темперамента! Холера то есть! Ра-а-асступись, штабная мелочь! Холера летит! Не крупная, но дико заразная! Но вы не думайте, что я такой противный! Просто у меня есть тест: называется проверка на вшивость. Надо произвести на человека вначале хорошее впечатление, затем плохое, потом снова хорошее и снова плохое. Если человек поймет тебя – это твой человек. Если нет: остановка пятого автобуса на рельсах за углом.
За перцовым мячом мчится Гурий Пуппер. К нему прикованы… раз, два, три… о, вот уже сотни глаз! Гурий великолепен! Его глаза светятся умом и великодушием! Лучатся добром и гуманизмом! Гурий почти уже схватил мячик, но снизу его беззастенчиво подрезает Кентавропег! О нет! Нет никаких сил на это смотреть! Мое сердце разрывается! Если хотите меня спасти, принесите мне кто-нибудь чаю с лимоном, только не слишком горячего! Сахара – две ложки!
Столкновение! И вот уже Гурий никуда не мчится! Это нечестно! Почему грузовики никогда не страдают от столкновения с маленькими машинками? Всего один удар копытом, и великолепный Гурий вне игры! Метла сломана. Гурий падает, как тряпичная кукла. Не уверен, что он успел произнести хотя бы Чебурыхнус парашютис форте. На котлеты Кентавропега! На хозяйственное мыло! На копченую колбасу, чтоб было, что добавлять к кошкам! Отвратительно вышибать лучших игроков в первые же минуты игры! Это все равно, как если бы капитан Немо отравился в детстве сырниками и умер, не успев стать героем романа.
