Воспитание драконов - Дэвис Брайан (лучшие книги txt) 📗
Его ушей достиг нежный рокот Клефспира:
— Мэрилин, ты всегда знала о моем прошлом и о пророчествах. Я ничего от тебя не скрывал. Мне было послано испытание, я его выдержал и заслужил воскрешение. Твой муж умер, а Клефспир снова жив. — Дракон издал глубокий вздох. — Хотя я не могу жить с вами, я никогда вас не оставлю. Не могу сказать, как часто драгоценные камни станут появляться у вас на пороге, но я всегда буду о вас заботиться, чтобы вы ни в чем не нуждались. — В его рокоте послышались жесткие интонации. — Защищать вас от охотника будет труднее. Пока я был человеком, я разучился чувствовать опасность. Но теперь могу почуять тьму растущего заговора, далекого зла, пославшего армию теней в этот мир. Это странное, внеземное предчувствие, которое трудно описать, — что-то зловещее, предательское. Будучи драконом в наше время, никогда не знавшее нашего племени, я вынужден скрываться в темноте и не смогу надежно защитить моих близких. Но у меня есть чувство, что они все равно будут под защитой, где бы я ни находился.
Разговор умолк, и Билли спохватился, что слишком медлит. Он встал и пошел дальше, спотыкаясь, с факелом и Хэмбоном в руках. Увидев его, мама бросилась на помощь. Она взяла у него фонарь и проводила Билли в центр грота. Огонь уже едва теплился; промасленная тряпка почти прогорела.
Билли положил Хэмбона на пол и поправил куртку на его неподвижном теле.
— Раскрой его, — велел Клефспир.
Билли развернул куртку, осторожно переложил Хэмбона на пол пещеры и надел куртку на себя, прежде вывернув ее наизнанку, чтобы не испачкаться собачьей кровью. Голова Клефспира, покачиваясь на длинной шее, опустилась к собаке. Он понюхал Хэмбона и слегка подтолкнул его носом.
— Он жив, но еле-еле. Я промою ему рану и согрею его. Билли, сбегай и принеси побольше снега и льда.
Билли помчался исполнять приказание и через минуту вернулся, запыхавшись, с огромным комом мерзлого снега.
— Там снаружи в тени полно снега, — объяснил он. — Я слепил из него ком.
— Молодец. — Клефспир взял снежный ком в зубы и захрустел им, так что только льдинки посыпались на пол. Потом он сунул нос в плечо Хэмбона и легонько фыркнул. В воздух поднялась тоненькая струйка дыма, потянуло горелой плотью. Тогда Клефспир отодвинул голову на пару футов назад и пустил в Хэмбона струю пара. Горячий белый пар рассеялся, не тронув Хэмбона, но волна теплой влаги окатила тело собаки.
Клефспир проводил лечение не меньше минуты. За это время поверхностное и беспорядочное дыхание пса сменилось глубоким и ритмичным. Хвост задрожал, кончик забился вверх-вниз, и, наконец, он поднял голову.
Клефспир, окончив гнать пар, дыхнул на факел, снова зажигая светильник.
Мама Билли, державшая факел в руке, отшатнулась от жаркого пламени и вытянула руку.
— Есть что-нибудь, чего ты не умеешь?
— Я не могу сделать факел из ничего. Если кончится масло и тряпки, не будет и факела.
Билли гладил Хэмбона, положив его к себе на колени, и давал ему полизать льдинки с пола. Пес слабо повизгивал, но его широко открытые глаза говорили им гораздо больше. Они говорили, что Хэмбон должен выздороветь.
— Я забрал все масло и ветошь из Мерлина, — объяснял Клефспир, — и отодрал табличку с названием самолета с приборной доски. Я приспособил ее под держатель для факела. Я забрал все, что смог, а затем сжег обломки. Мне не хотелось, чтобы кто-то приходил, копался, таща оттуда куски нашей жизни. Самое важное уцелело. Библии я поместил в другой отсек пещеры, а также Fama Regis и коробку с нашими документами.
— Fama Regis, — повторил Билли. — А что это означает?
— Название дано по-латыни. Это хроники короля Артура, написанные, как я уже говорил тебе дома, оруженосцем сэра Девина. Хотя большая часть текста написана на древнеанглийском, заглавия и молитвы он иногда писал по-латыни. Книга очень ценная, и наверняка Девин хотел бы вернуть ее себе. Его воинство шныряет по горам, так что чаще всего мне приходится отсиживаться здесь. Я чувствую, если кто-то из них приближается, также я почувствовал твое приближение. Вот как я успел спасти вас от стрелка.
— Я тоже умею чувствовать опасность. А в тот раз я спас Бонни от Девина. Я оставил ее в горах, чтобы позвать на помощь, но почувствовал, что что-то не так, и побежал обратно. Ну и конечно Девин уже собирался ее убить. Я пришел как раз вовремя.
— Получается, что огненное дыхание — не единственная твоя драконья черта.
— А что еще я умею? — со смехом спросил Билли. — Прибежать в последнюю минуту, когда кто-то уже испугался до полусмерти?
Дракон рассмеялся, и что это был за смех! Веселый грохот прокатился по пещере, земля затряслась у них под ногами, дрожь передалась вверх по коленям и бедрам, и от этой щекотки они хохотали все вместе, пока слезы не покатились у них по щекам.
С минуту Билли чувствовал себя беззаботным, как в старые добрые времена. Но это не могло продолжаться долго; темная тень снова проникла в его сознание. Он вспомнил, что старые добрые времена безвозвратно прошли.
Он положил Хэмбона на пол и встал во весь рост против дракона.
— И что теперь? Охотник соберет войско, чтобы племя истребить? Пророчество исполнилось? И воинство выйдет на битву с тобой?
Клефспир нагнул голову, чтобы взглянуть сыну в глаза:
— Значит, ты пришел разобраться. Тогда ответь мне: где в пророчестве идет речь о тебе?
Билли посмотрел на маму, отчасти желая увидеть ее выражение, отчасти потому, что дракон, кажется, видел его насквозь. Как бы неприятно это ни было, он заставлял себя смотреть ему в глаза.
— Наверное, я — дитя сомнений, — тихо ответил он.
— А почему ты дитя сомнений?
— Потому что я сомневался в вас с мамой. Ты никогда не говорил мне, что был драконом, и я не знал, могу ли я верить тебе снова. У меня было чувство, что я вообще не смогу никому доверять.
— А теперь доверяешь?
Билли зашаркал ногами, потупившись в черный угольный пол.
— Я… я не знаю.
— Тогда почему ты меня так упорно искал?
— Из-за того, что сказал профессор Гамильтон. Он сказал, что нельзя понять Новый Завет, не поняв Ветхого, и тогда я подумал о тебе. Я не мог тебя узнать, пока не понимал, кем ты был раньше.
Дракон пристально изучал лицо Билли, проникая своим драконьим взглядом в каждую его мысль. Затем он низко зарокотал:
— Теперь, когда я не живу с вами, ты остаешься у мамы единственным защитником. Так почему ты полез под пули?
Билли едва не поперхнулся воздухом, но заставил себя ответить:
— Н-ну как ты сказал. Чтобы защитить маму, как ты защитил нас в самолете. — Он снова судорожно сглотнул и попытался сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. — Это был благородный поступок. Так должен поступать бесстрашный и достойный доверия мужчина.
Дракон сунул свой нос к носу Билли, дыша ему в шею горячим сухим паром, и спросил, не грохоча, но мягко мурлыкая:
— Но это ведь не все, верно?
От его теплого и ласкового дыхания Билли перестал дрожать.
— Верно. Но когда мы с отцом… с тобой… летели в самолете, ты знал, что пророчество должно исполниться, и не боялся, что тебя застрелят.
Дракон отодвинул голову, но лишь слегка.
— А ты не боялся?
Билли снова сделал глубокий вдох:
— Я тогда здорово струхнул, но я думал, то есть догадывался, что я ведь тоже часть пророчества. А если так, то все будет хорошо. А если нет, если все это неправда, что ж… тогда мне было бы все рано, что со мною будет.
— А что там о тебе говорится?
Билли снова зашаркал ногами по полу.
— Мне кажется, я знаю, но… — Он осекся.
Клефспир высоко поднял голову.
— Мне тоже кажется, что ты знаешь. — Дракон помолчал, но затем его кроваво-красные глаза вспыхнули пламенем, голос снова зарокотал: — Охотник вернется, и я должен сразиться с ним. Я не знаю, когда это произойдет.
Билли съежился от внезапного грохота, а от вида горящих глаз у него подогнулись колени. Слова Клефспира вызвали у него новые вопросы, но он не сразу решился их задать. Он сел и тихо проговорил, словно надеясь, что никто не услышит:
