Ампула Грина - Крапивин Владислав Петрович (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Грета помолчала (видимо, прогоняла смущение) и вдруг пропела негромко и очень чисто:
Грин сжал губы и зажмурился. Воспоминание накрыло его, как мягкая лавина. Теперь казалось: эту мелодию не забывал он никогда…
– Еще… пожалуйста… – не открывая глаз, попросил он шепотом.
Грета сказала:
– Свет, давай вместе…
Грин почувствовал, что Света соскочила с сундука и, видимо, скакнула на балку, села рядом с Гретой.
– Грета унд Света зинген, – сумрачно известил всех Лыш. Явно не из вредности, а чтобы ослабить напряженность странного ожидания.
– Лыш, помолчи, пожалуйста, – строго попросила маленькая Поля.
– Пожалуйста, – буркнул Лыш.
Грета и Света запели. Слаженно и ласково:
"Господи, как я мог забыть?.. Это же была мамина песня. Любимая."
Грин помнил теперь мамино лицо, руки, запах ее волос. Ее голос. Тот, которым она пела вот это:
Комка в горле не было, но щеки стали мокрые, Грин знал это и не стеснялся. Лишь бы песня не кончалась подольше… Но она кончилась. Такими вот словами:
"…Когда подрастешь и, может быть, начнешь стесняться слишком ласковых имен, станем звать тебя Грин."
Он глубоко вобрал в себя и шумно выдохнул воздух. Тыльными сторонами ладоней вытер щеки. И лишь тогда открыл глаза. Света спрыгнула с балки и опять села с ним рядом.
– Грин…
– Я вспомнил… – выговорил он, глотая последнюю слезинку.
– Ну… это же хорошо… Ты не горюй…
А он и не горевал. В печали его не было боли. Был в ней ласковый свет. А еще – тихая гордость: "Значит, я все-таки не выдал письмо полностью ".
И чтобы не подумали, будто он в какой-то скорби и слезы его – горькие и безутешные, он заулыбался и – мало того! – решил малость подурачиться: мне хорошо, я даже весел, вот… И он стал наматывать вокруг шеи щекочущую мишуру, словно превращая себя в карнавального персонажа. Но эту шутку не успели оценить: послышался звук, будто лопнула электролампочка.
Через несколько секунд трагического молчания Грета произнесла голосом классной дамы ("ди кляссенфрау"):
– Этого следовало ожидать. Я предупреждала…
Никто никогда не узнал: случайно Лыш выпустил скользкий шар из пальцев или решил пожертвовать им, чтобы отвести внимание от заплаканного Грина (впрочем, эта догадка появилась позднее). Теперь Лыш повесил голову и сокрушенно рассматривал на половицах осколки. Остальные собрались в кружок и рассматривали тоже. Толя-Поля сели на корточки.
– Гуммираки не сдаются… – Заявил в руках у Поли лоскутный вождь, но как-то неуверенно…
– Хорошо, что здесь нет Любаши. Это был ее любимый шар, – не сдержала огорчения Света.
– Да ладно тебе… – шепотом одернул ее Май. Потому что хотя и жаль было шара, еще больше было жаль несчастного Лыша. В нем не осталось ни капли обычной сдержанной уверенности. Он встал на колени над осколками и смотрел на них, кажется, с горьким размышлением: "Что тут можно сделать, как починить?"
Ничего нельзя было сделать. Лежала на доске половинка с уцелевшей жестяной головкой и петелькой, а вокруг нее сверкала чешуя мелких осколков.
– Можно будет повесить на елку половину, – предложил страдающий за Лыша Толя. – Если повернуть разбитой частью назад, получится, что шарик целый.
Но Поля, которая спорила редко, здесь выразила печальную правду:
– Это все равно, что ставить на стол вместо торта пустую коробку от него…
– Не пустую коробку, а половину торта! – возмутился Толя. Наверно, хотел таким спором заглушить общее огорчение. Но Поля только махнула рукой.
И тогда нашел решение Грин.
– Смотрите! Можно сделать прожектор! И пускать им по елочным веткам зайчиков, будет как салют! И получится, что шар не погиб!
В самом деле, внутренность половинки шара сияла, как рефлектор. Снаружи-то шар был желтый, а внутри – как чистейшая зеркальная амальгама. Словно отражатель фары сказочного автомобиля. Казалось, он просил: дайте мне света, и я оживу!
– А ведь правда… – улыбчивым шепотом откликнулся Май и благодарно посмотрел на Грина.
– Надо лампочку от фонарика, – деловито сказала Грета. – И батарейку. Найдется?
– Можно свечку, – посоветовал Грин. Он понимал, что предлагает пусть крошечное, но все-таки волшебство. – Как в кулибинском фонаре. Да, Май?
– Да, – сразу понял его Май. – Шар елочный и свечка елочная, они найдут общий язык…
– Тогда нужны спички, – рассудила Света. – Толя, сбегай на кухню…
– Не надо, у меня есть, – насупленно оживился Лыш. Встал (на его коленках блестели прилипшие чешуйки шара, золотистые и серебристые). Оттопырив локоть, полез в карман безрукавки, вынул коробок.
– Откуда у тебя? – старательно встревожилась старшая сестрица. – Ты что, куришь за сараями?
– Не за сараями, а на Рыбкином пустыре, – прежним сумрачным тоном ответствовал брат. – И сигареты я закуриваю зажигалкой. А спички, это чтобы ковырять в зубах у дракона Дрыни, который там живет в пустой бочке.
– Балаболка, – с облегчением сказала Грета.
Глава 6
Выбрали свечку подлиннее, слегка расплавили снизу, прилепили на край сундука. Постепенно обретающий прежнюю деловитость Лыш, зажег фитилек. Пламя было маленьким, ярким и чуть колыхалось от общего дыхания.
Света забеспокоилась:
– Дом не спалим?
– Нет, – сказал Май. – Толя, выключи свет. Грин бери отражатель. Твоя идея, ты и пробуй…
Грин взял за проволочное ушко невесомую половинку шара. Присел у сундука на корточки. Осторожно-осторожно придвинул рефлектор к свечке – так, чтобы дрожащий огонек оказался в фокусе отражателя.
Дальше случилось удивительное.
Из половинки шара метнулся золотым лезвием луч. Пробил чердачный полумрак и горящим пятном лег на дверцу облезлого платяного шкафа. Пятно было круглое, сияющее, как спустившееся с неба солнышко.
От елочной свечки – такая светоносная сила!
– Мамочка моя… Гиперболоид… – выдохнула Грета.
У Грина дрогнула рука. «Солнышко» заметалось по чердаку и вернулось на прежнее место.
– Ну и прожектор. Даже не верится… – прошептала Света. Боязливо подставила под луч ладошку, засмеялась: – Ой как тепло. Пушисто даже…
Все по очереди (даже Лыш) «потрогали» ладонями небывалый луч, его ощутимую мягкую теплоту.
– Это… даже вопреки законам физики… – пробормотала Грета.
– Наверно, здесь другие законы, – тихонько отозвался Май.
– Какие? – так же тихо спросил у него Грин (хотя догадывался).
– Потому что сказка, – ответил вместо Мая Толя. – Шар впитывал елочные сказки много лет подряд, и вот…
– И разные истории слушал, – продолжила брата серьезная Поля. – И песни… Сказка сильнее физики.
– Может, она просто усиливает физику, – недовольным тоном заметил Лыш.
– Правильно, Лыш, – обрадовался Май. – Ты всегда точно объясняешь!
И Лыш наконец улыбнулся.
Подал голос и Грин:
