Синий треугольник - Крапивин Владислав Петрович (серия книг txt) 📗
Он отозвался недовольно и сонливо:
– Чего тебе? Я ведь сказал: живи… А про меня считай, что я улетел… к себе…
– Насовсем? – печально спросил я.
– Насовсем ничего не бывает, – назидательно ответствовал он. – А пока не мешай…
Что мне было делать? Оделся, побрился… Стал думать: какие самые неотложные дела. И понял – не знаю. То есть были они, дела-то, но ни за одно браться чудовищно не хотелось. Все казалось нудным, бесполезным и скучным до тошноты. Видимо, я зашел в какой-то тупик. Захотелось сделаться маленьким и пожаловаться маме. Это было невозможно. Однако искорка памяти о времени, когда был пацаненком, не угасла. Сделалась даже ярче. Побежала, провела меня по улицам города, где я жил в свою школьную пору.
Так все ясно и тепло вспомнилось. И если уж нельзя полностью вернуться в школьные годы, то оказаться в местах своего детства – дело вполне доступное. Особенно, если не занят работой, а в бумажнике есть кое-какая сумма…
Ну, сумма-то есть, а в том городе, в Малогде, – что? Никого и ничего. Ни друзей, ни близких знакомых. Всех жизнь раскидала по разным краям.
Неужели всех?
Память услужливо подсказала: «Помнишь, три года назад к тебе в редакцию заходил Альберт Гавриков, который когда-то учился в параллельном классе? Ты в „Б“, а он в „А“. Вы были в редколлегии школьной газеты. Конечно, не друзья, но все-таки… Он был здесь проездом, посидел в редакции всего полчаса, но все же кое-что вспомнили по-доброму, выпили по бутылке пива, и он оставил свой телефон…».
Где он, телефон-то? Разве найдешь теперь?
– В старой записной книжке, в тумбочке под телевизором, – сонно сказал из ящика Синий Треугольник.
Я нашел эту книжку – пухлую, потрепанную, стянутую тонкой резинкой. Когда я сдернул резинку, из книжки посыпались поблекшие автобусные билеты (со счастливыми номерами), какие-то квитанции и чьи-то забытые визитные карточки. Телефон Альберта я тоже нашел. Только не на «Г», а на «Т» – «Тавриков». 55-00-71. И код Малоды, состоящий в основном из двоек.
Я почему-то заволновался (глупо, не правда ли?) Набрал на своем кнопочном аппарате все цифры. Противный девичий голос (так и представилась капризная красотка с маникюром) начал злорадно повторять: «Неправильно набран номер… Неправильно набран номер… Неправильно наб…»
Я досадливо брякнул трубку. Кажется, начиналась телефонная абракадабра из моих многочисленных снов, когда надо срочно куда-то дозвониться (маме, друзьям или в Гавану – другу детства Сашке Метёлкину, – а связь срывается, срывается…).
– Уточни в справочном, – лениво и досадливо посоветовал из ящика Синий Треугольник.
Я дозвонился сперва до справочного междугородной АТС, потом до справочного Малогды. Оказалось, что теперь там семизначные телефоны, начинаются с двойки. Я начал опять набирать цифру за цифрой. Было занято, занято… Утро за окнами превратилось в полдень – какой-то странный, зеленоватый, будто над улицей сгустилась тропическая листва. В прихожей прошлепал по половицам своими «лёпами» Травяной Заяц и с любопытством глянул на меня в дверную щель. И когда глянул, телефон отозвался наконец длинными гудками. А затем и полузнакомым мужским голосом Гаврикова (или Таврикова):
– Слушаю вас…
– Извините… это Альберт?
– Я…
– А я… – и назвал себя. – Помнишь, ты как-то заходил ко мне в редакцию, года три назад…
Голос разом изменился:
– Славка!.. Что значит «помнишь»!.. Ты откуда звонишь? От себя или к нам пожаловал?
– Пока от себя… Но хотел пожаловать на пару дней. И такой вопрос: можно заскочить к тебе? Это на первые два-три часа. Конечно, я устроюсь в гостинице, но сперва надо осмотреться…
Я не услышал, а скорее просто ощутил, как Альберт на том конце связи поскучнел:
– Конечно, старик. О чем разговор… Только…
– Ну, если это неудобно, то извини. Я понимаю…
– Причем тут неудобно! Просто сегодня вечером я с супругой и дочкой отбываю в Сочи… Ох как все это досадно… Но послушай… У тебя билет уже есть?
– Пока нет…
– Тогда вот что. Купи сегодня билет и до семи вечера позвони мне. Скажешь номер поезда и вагона. Я договорюсь, что тебя встретит мой племянник, даст тебе ключ. Увидеться мы уже не успеем, но квартира и холодильник будут в твоем распоряжении. А то в гостиницах-то цены сейчас ого-го…Лады?
– Лады, – сказал я со смесью досады и благодарности. Все-таки школьное товарищество – вещь добрая и крепкая…
Купить билет было непросто – отпускной сезон. Я, размахивая газетным удостоверением (Долгопень забыла его отобрать), пробился к начальнику касс. Излил на него бурную историю о срочной корреспондентской командировке. Измученный начальник сказал, что есть билеты только в вагон СВ, с двухместными купе. Цена была почти как на самолет, но я махнул рукой: ради поездки в родные места можно себе позволить…
Потом я опять позвонил Альберту. Того не было дома, ответила его жена – дама с бархатистым голосом. Она была в курсе, но отнюдь не в восторге от неожиданного квартиранта. И не проявила излишней деликатности:
– Надеюсь, вы будете аккуратны с газовой плитой. И с холодильником. То есть в отношении его содержимого проявите «щадящий режим»…
– Да что вы! Я в него даже не загляну!… И вообще… Если я… как говорится, не ко двору, то…
– Ладно, ладно, – смягчилась она. – Не обижайтесь… Поезд приходит утром? Я всё передам Альберту, вас встретят… – И хлоп! Короткие гудки..
Ну и ладно. Могу ведь и в гостиницу… Интересно, а кто встретит-то?
Я начал собирать чемодан. Спросил у Треугольника:
– Взять тебя с собой?
– Еще чего… – буркнул он из ящика (разумеется, телепатически).
– А что ты будешь тут делать один?
– Что значит «один»? – хмыкнул он. – Впрочем, оставь ключ от ящика.
– Кому? Соседке, что ли?
– Травяному Зайцу…
– И Песчаному? – ехидно подыграл я.
– И Песчаному…
– Где же я его найду? Он прячется по сусекам…
– Оставь ключ на столе. Только продерни в кольцо шнурок. Заяц потом наденет на шею…
– Как мило… – недоверчиво буркнул я, но послушался.
4
Поезд отходил в десять вечера. На перроне было душно, пахло горячим асфальтом, в воздухе плавал редкий пух тополей (они поздно и неохотно цвели в этом году). Над рельсами висел неяркий закат. В нем были зеленые краски – как и в нынешнем странном полдне. На мутноватой зелени облаков и неба чернело кружево мачт, проводов и виадуков. Стало как-то неуютно, я поскорее зашел в вагон.
В купе было прохладно, пахло чистым бельем и салфетками. Соседом оказался добродушный толстяк, он сразу спросил, не хочу ли я пива. Я хотел. Мы выпили по три бутылки, поезд тем временем тронулся. После пива мне захотелось в туалет. Когда я вернулся, сосед мирно спал носом к стене, по его лысине пробегали блики мелькающих за окном огоньков.
Плафоны в купе не горели, я не стал включать ни один. Не раздеваясь, лег навзничь поверх постели. Почему-то вспомнилось, как в таком же дорогом и комфортабельном вагоне я ехал в Калининград, чтобы там оказаться на борту шхуны «Томас Манн». (Тьфу, черт! Не было же никакой поездки и шхуны! А в Калининграде я был только в детстве, со школьной экскурсией).
Запрокинув голову, я смотрел в окно, в зеленовато-белесое небо. Туда выплыла и неподвижно повисла над мчащимся вагоном пухлощекая луна. Ее «лицо» напоминало рожицу Травяного Зайца. Сосед похрапывал негромко, неназойливо и не мешал моему общению с луной.
– Привет, – сказал я ей.
Тогда появился и сам Заяц. Я его не видел, но почувствовал, как он забрался на постель и устроился у меня в ногах. По джинсовым штанинам царапнул висевший на шее у Зайца ключ.
– А как же Синий Треугольник? – спросил я. – Ты его оставил взаперти?
Травяной (и Песчаный) Заяц не удостоил меня ответом и притих..
Я уснул.
Мне снилось что-то хорошее, из «серии» снов про заманчивые рельсовые дороги и странные, просторные, как дома, вагоны, сцепленные в длинные поезда. В этих поездах можно было заблудиться, как в незнакомых кварталах. Вагоны весело встряхивало на стыках. За широченными окнами – то над верхушками лесов, то над шпилями причудливых городов – слева мчалось косматое желтое солнце, а справа белая большущая половинка луны…
