Заколдованные леса - Тутуола Амос (мир книг .TXT, .FB2) 📗
Через час он вырос до трех футов с дюймами, а его голос сделался таким громким и резким, что казалось, будто кто-то взял стальной молоток и бьет по наковальне, — а это он разговаривал. Первым делом ребенок спросил свою мать, знает ли она, как его зовут, и она ответила ему, что не знает; тогда он задал тот же вопрос мне, и я, как и жена, сказал, что не знаю, и тогда он назвал нам свое имя — Зуррйир, и я сразу понял, что это значит сын-оборотень, и ужасно испугался его страшного прозвища, да и во все время разговора он пил пальмовое вино, которое я успел заготовить в то утро, и вот меньше чем за пять минут он выпил до трех бочонков из четырех. И тут я принялся мысленно рассуждать, как бы нам оставить ребенка на ферме, а самим поскорее убежать в город, — ведь все люди видели, что у моей жены только вспух большой палец на левой руке, а в правильном месте тела, как бывает у женщин, она не зачинала, и все это знали. Но едва я принялся так рассуждать, или думать, как ребенок опорожнил последний бочонок — он влил в себя вино через левую часть головы — и отправился прямо в город, хотя дороги он знать не мог. Мы стояли и смотрели, как он удалялся, и немного погодя пошли вслед за ним, но больше его не видели, пока не добрались до дому. В городе он никого ни о чем не спросил, но сразу нашел дом, в котором мы жили. И вот, вступив в дом, он всех поприветствовал, вроде бы он знал каждого из наших домашних, и сразу попросил есть, и ему дали еды, и он ее съел, и отправился в кухню, и стал там подъедать все, что сумел найти.
Стал он, значит, подъедать все, что сумел найти, и принялся за пищу, приготовленную для ужина, и повар увидел, что еда кончается, и попросил ребенка уйти, но тот не послушался, а совсем наоборот: начал драться с поваром, и это был такой удивительный ребенок, что от его ударов повар не взвидел света и не видел его, пока не удрал из дома; а ребенок так и остался в кухне.
Наши домашние увидели, что случилось с поваром, и все до одного стали драться с ребенком, а он разбил домашнюю утварь вдребезги, и он убил домашних животных до смерти и дрался так непобедимо, что его не могли унять, пока мы с женой не вошли в дом. Но едва мы пришли, он сразу перестал драться и принялся говорить всем и каждому в доме, что вот, мол, явились его отец и мать.
Он перестал драться, но еды-то у нас не было, и нам тут же пришлось готовить себе ужин. Мы поставили на огонь пищу для ужина, но, когда приспело время снимать ее с огня, ребенок сам ее снял и принялся есть, а ведь она была только что с пылу да с жару и страшно горячая, но он съел ее всю, а мы хоть и пытались его остановить, да не смогли. Он был удивительным ребенком, и, подерись с ним сто человек, он так бы им наподдал, что они разбежались бы кто куда. Когда он сидел на стуле, мы не могли его столкнуть. Он был весь как железный, и, когда он стоял, никто ни на дюйм не мог сдвинуть его с места. И вот он сделался нашим узурпатором, потому что он иногда приказывал нам не есть, и мы не ели с утра и до позднего вечера, а иногда он среди ночи выгонял нас из дому.
И был этот ребенок сильнее всех в городе, и принялся расхаживать, как узурпатор, по городу и сжигать дотла дома старейшин города, и горожане увидели его злодейство и разрушительство и призвали меня (его отца) на совет, чтоб решить, как его изгнать из города, и я сказал им, что знаю, как его изгнать.
И вот однажды, в час пополуночи, когда ребенок уснул, я облил дом и крышу бензином — а крыша была сложена из сухих листьев, да и вообще к тому времени настал засушливый сезон, — и бензин поджег, а окна и двери запер. Не успел ребенок проснуться, как бензин разгорелся, и огонь запылал вокруг дома и над крышей, и дым задушил ребенка и не дал ему спастись, и он задохнулся и сгорел дотла вместе с домом, а горожане зажили мирно и радостно.
Я понял, что ребенку пришел конец, и снова приступил к старейшине с вопросом — где искать упокойного винаря? — и на этот раз решил не отступать. И вот старейшина открыл мне тайну: сказал, что все упокойные люди собираются после смерти в Неведомом Месте.
В тот день, когда старейшина поведал мне тайну, я сказал жене, чтобы она собиралась, и она упаковала наши пожитки. На следующее утро мы поднялись пораньше и сразу отправились в Неведомое Место, но, когда мы прошли миль около двух, жена вспомнила, что ее золотой брелок остался в доме, который я сжег дотла, — она забыла заранее вынести его из дому. И вот жена хотела разыскать брелок, и я объяснил ей, что это невозможно, потому что он сгорел дотла вместе с домом. Но жена сказала, что металлы не горят и поэтому брелок нельзя сжечь дотла, и она сказала, что обязательно за ним вернется, и я стал умолять ее ни в коем случае не возвращаться, но она наотрез отказалась меня слушаться, и, когда я увидел, что она пошла назад, я тоже повернул и поплелся за ней. И вот жена приблизилась к сгоревшему дому и начала палочкой разгребать золу, и вдруг я увидел, что в середине пепелища зола вздыбилась и из нее вышло Полутелое Дитя и заговорило приглушенным, как в телефоне, голосом.
Но, увидев вздыбившуюся на пепелище золу и возникшее из нее Полутелое Дитя, да еще с приглушенным, как в телефоне, голосом, мы сразу отвернулись и пошли прочь. Полутелое Дитя обратилось к моей жене и попросило, чтобы она взяла его с собой, — оно просилось с нами, но мы его не взяли, и, когда оно поняло, что мы его не берем, оно приказало нашим глазам немедленно ослепнуть, и, едва оно так приказало, наши глаза ослепли, но мы все равно не стали возвращаться, и тогда Дитя приказало нашим ртам не дышать, и мы тут же почувствовали, что мы не можем продохнуть. И пришлось нам вернуться и взять Дитя с собой.
Вот взяли мы Дитя и пошли с ним по дороге, и оно приказало моей жене нести его на голове, и, когда оно оказалось на голове у жены, оно засвистело, как 40 человек. Мы шли и шли, и пришли в деревню, но во время пути мы очень проголодались и поэтому остановились, чтобы купить еды, но Полутелое Дитя не дало нам поесть: оно схватило всю еду и вмиг ее проглотило; и женщина, которая продала нам еду, ужасно испугалась и пустилась бежать, бросив для удобства еще не проданные продукты, и Полутелое Дитя подпрыгнуло к продуктам, брошенным продавщицей, и проглотило их тоже. Полутелое Дитя не давало нам есть, так что вскоре мы забыли даже вкус еды, а жители деревни, узнав, кого мы несем, выгнали нас вон, и мы ушли, не поевши.
Мы снова пустились в путь, и прошли семь миль, и увидели город, и решили отдохнуть. И вот мы опять накупили еды и хотели ее съесть, да ничего у нас не вышло: Полутелое Дитя вмиг ее проглотило, а нам не оставило ни единой крошки, но тут мы разозлились и напали на Дитя и попытались отнять у него еду силой. Но едва мы попытались отнять еду силой, Полутелое Дитя заколдовало нас снова, и нам опять не удалось перекусить.
Горожане увидели, кого мы несем, и решили прогнать нас, но мы не уходили, и тогда они применили свои родовые джу-джу, и нам пришлось убраться, а горожане нам объяснили, что мы носим на голове Полутелого Духа и они не хотят, чтобы он поселился в их в городе.
И стали нас гнать изо всех городов и деревень, потому что молва шла быстрее, чем мы. И пришлось нам путешествовать по лесам да чащобам, не выходя на дороги и не заглядывая в селения, — ведь все люди в окрестных городах и деревнях узнали, что по их дорогам ходят мужчина с женщиной, которые несут Духа, или Полутелое Дитя, и хотят его где-нибудь оставить и убежать.
Однажды мы, голодные, брели по лесу, пытаясь обмануть Полутелое Дитя — положить его на землю и убежать без оглядки, но оно было начеку и не давало нам убежать. Нам не удалось его нигде оставить, но мы надеялись, что ночью оно уснет и мы сумеем удрать, но оно и не думало спать, и не желало, чтобы жена снимала его с головы, и единственное, что оно разрешало нам делать, это идти по лесу и нести его вперед. Оно прочно сидело на голове у моей жены, а его огромный живот все рос да рос и наконец вытянулся, как положенная на бок бочка, потому что Дитя ело слишком много и часто, — но насытиться оно все равно не могло, и если бы оно съело всю еду на земле, оно и тогда бы осталось голодным.
