Семеро с планеты Коламба (сборник) - Чирков Вадим Алексеевич (книги без регистрации полные версии .TXT) 📗
— Я думаю, — ответил Славик; глаза его, заметил Кубик, неотрывно следили за какой-то ласточкой. — Я думаю, что лучше: журавль в небе или синица в руках?
— Ну и что тебе больше нравится? — осторожно спросил Кубик.
— Мне? — Славик по привычке дал себе минутку на размышление. — Мне… мне нравится больше… — Он покосился на художника.
И тут они оба подняли головы, потому что луг оглушил и сотряс рокот и лязг трактора. Белые корзинки тысячелистника перед ними задрожали.
— Что ему здесь надо? — встрепенулся Кубик. — Что это он?
Вслед за трактором на луг вырулил «газик» председателя колхоза.
Председатель вылез из «газика» и подошел к трактористу. Стал что-то ему говорить, показывая рукой на луг. Тот, сидя в кабине, кивал.
— Уж не собираются ли они луг перепахать? — забеспокоился художник.
Тракторист двинул рычаги, трактор повернул влево, и Славик с Кубиком увидели за ним плуг.
Кубик вскочил и понесся к «газику». Славик побежал за ним. Председатель, видимо, дожидаясь, когда тракторист начнет работу, стоял возле машины.
— Андрей Леонтьевич! — закричал Кубик. — Что вы собираетесь делать?
— Мы, Виктор Александрович, — ответил председатель, — как всегда, понимаете, своим делом занимаемся: пашем, сеем… Наше дело, понимаете, — хлеб!
— А с лугом, с лугом вы что собираетесь делать?
— Есть такое мнение, Виктор Александрович, — вспахать.
— Андрей Леонтьевич! — У Кубика все слова из головы вылетели. — Андрей Леонтьевич, это как же?
— Ну, — председатель снял шляпу и вытер платком лысую голову, — не будем же мы ради художников, понимаете, да под цветочками, под одной только, понимаете, травой десять гектаров хорошей земли держать!
— Да при чем тут художники! — вскричал Кубик. — Вы с этого луга для фермы траву косите, люди по уголочкам для коров, для коз сена добирают! А красота людям не нужна? Цветы — они уже не нужны?
— Настоящая красота, Виктор Александрович, — наставительно сказал председатель и для солидности надел шляпу, — это когда везде ровно. А здесь что? — Он показал рукой на луг. — Тут яма, там бугор, там вообще лягушки, еще и дерево, а вон и кусты черт знает откуда! — При последних словах председатель почему-то рассердился.
— Их птица занесла, Андрей Леонтьевич, иволга…
— Когда везде ровно, тогда и красиво, — не слыша художника, как бы для себя, повторил председатель. — Вот посажу здесь кукурузу…
— Андрей Леонтьевич! — взмолился Кубик. — Да побойтесь вы бога! Такую красоту загубить ради нескольких мешков кукурузы! Спасут они вас, что ли? Что у вас у всех за болезнь такая: что не вами посажено — срубить, запахать?!
Тракторист развернул уже плуг, чтобы начать атаку на луг, но увидел, что с председателем спорят, и махину свою остановил. Стал ждать знака.
— Ведь и дерево, и кусты, и ложбинка, и лягушки — они ведь природа, здесь все так расположено, что и глаза, и душа отдыхают! Вы и сами, наверно, в молодости на луг этот за красотой ходили, а сейчас хотите плугом ее зарезать!
— Ты слова-то подбирай помягче, — запыхтел председатель. — «Зарезать»! Моя душа знаешь на чем отдыхает? На полных, понимаешь, закромах, как говорится! Когда кормов вдоволь, когда есть чем скот кормить — тогда я и спокоен. Тогда мне и красоту, понимаешь, подавай!
Председатель и Кубик разговаривали не так уж громко, но их услышали. Откуда-то взялись две женщины, вступили в разговор. Обе были на стороне художника. Еще одна подошла — взяла сторону председателя.
И когда голоса женщин заглушили голос Кубика, а председатель, раскрасневшись, стал рубить воздух рукой и все чаще поглядывать на тракториста, художник отскочил к Славику и зашептал ему на ухо:
— Кровь из носу, Слава! Беги к своим пришельцам, принеси мол-стар, скажи — я прошу. Не прошу — умоляю. Дело, скажи, важнейшее, последствий никаких. Одна нога здесь, другая там. Дуй!
Славик понесся к своему огороду.
Пришельцы возились в корабле, — пришлось после острова Пасхи его ремонтировать. Грипа, услышав про художника, мол-стар дал без всяких слов.
Когда Славик вернулся, Кубик еще спорил, трактор стоял, тракторист курил. Славик подошел сзади и сунул в руки художнику коробочку.
А председатель, изрубив возле себя воздух в куски, раз десять сняв и надев шляпу, вдруг побагровев, раздвинул женщин и сделал три решительных шага по направлению к трактору.
Кубик, заметил Славик, держа мол-стар в левой руке, не отводил его экран с председателя.
Перед тем, как дать знак трактористу начинать, Андрей Леонтьевич обратился к женщинам. Он сказал, наверное, уже тысячу слов, но еще несколько просились наружу:
— Вам бы только травы-муравы… травы, понимаете, да муравы… А не понимаете, того, что… — Тут он швырнул шляпу на капот машины и поднял руку.
— Вам бы только травы да муравы… травы, понимаете, да муравы… А не понимаете, понимаете, того, что… — Тут он швырнул шляпу на капот машины и поднял руку.
Тракторист следил за рукой, чуть высунувшись из кабины, ждал, что рука опустится, — тогда он двинет рычаги.
Но председатель не махнул рукой, а медленно-медленно стал опускать. Он почесал пушок на затылке, обвел взглядом луг, будто впервые его увидел. Потом кашлянул. Да, с ним что-то происходило. Женщины это заметили и замолчали, пристально на него глядя.
Председатель пошевелил плечами, словно что-то с себя сбрасывая.
— Эк меня занесло! — пробормотал он. — Еще, не дай бог кто-то подумает, что я без этого луга с делом не справлюсь! Перестраховываешься, Леонтьич? Трусить, что ли, начинаешь к старости, понимаешь, лет?
Одна из женщин подошла к председателю.
— Андрей Леонтьевич, ты на лугу сколь лет не был? У тебя маковка-то, глянь, волосом зарастает…
— Ой, правда! — в один голос воскликнули и другие женщины. — Ой, зарастает, Андрей Леонтьевич, а волос-то бурый, как раньше, не седой!
Славик глянул на художника: тот спрятал уже руку с мол-старом за спину и на его взгляд ответил кивком.
Председатель схватился за голову. Она и правда уже не была голой, как десять минут назад, а покрылась волосами. От отдернул руку, будто обжегся, но тут же потрогал голову снова.
— Это все химия! — вскричал он. — Гербициды, пестициды, нитраты! Вот что мне волосы вытравило на полях моих! А на луг вернулся — они и взошли в пять минут, словно их дождь полил! — Председатель гладил себя по голове. — Взошли, взошли… Ну, чудеса! А я хотел его, луг-то, запахать. Ну, спасибо тебе, Виктор Александрович. — Председатель протянул художнику руку. — Хоть ты и из города, а, понимаешь, чувствуешь…
— Это вам спасибо, Андрей Леонтьевич, — ответил Кубик. — Я думал, вас уже не свернуть, а вы вон какой…
— Он у нас поворотчивый, — помогли досказать ему женщины, — откликчивый. Только в последнее время что-то стал неупросимый, дак, видишь, отпустило…
— Ну, захвалили, хватит мне на сегодня. — Андрей Леонтьевич надел шляпу. — Подскажите лучше, как я жене объясню кудри мои…
— Я недавно по телевизору передачу смотрела, — сказала одна из женщин, — так там западному фермеру корова случайно лысину полизала — и у него волосы стали расти. Вот и ты как скажи. На ферму-де зашел, шапку уронил, нагнулся, а корова тебя и лизнула в благодарность за хороший корм…
— Ну и ладно, так и скажу, — согласился председатель, — я эту передачу тоже смотрел… Петро! — крикнул он трактористу. — Заворачивай назад, не будем луг пахать! Художник, понимаешь, говорит, что другого такого нигде нет. И для картин он ему нужен. Я поглядел-поглядел — вижу: и впрямь хорош! Тут дерево, понимаешь, там куст, там бугор, цветы, лягушки опять же… Как без луга?..
Славик и Кубик вернулись в свою ложбинку. Сели. На спасенный луг поглядели. И в эти минуты, как никогда раньше, почувствовали себя друзьями.
После долгого молчания Кубик вспомнил о прерванном разговоре:
