Поступь хаоса - Несс Патрик (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Мы замираем на месте. Я обреченно опускаю головы. Это все еще сонный Шум, но слово переходит из одного сна в другой — как эхо отдается в горной долине. Прентисстаун? Прентисстаун? Прентисстаун? Как бутто они еще не поняли, что означает это слово.
Но обязательно поймут. Когда проснутся.
Болван!
— Пошли, — говорю я Манчи, разворачиваясь, и торопливо шагаю обратно.
— Кушать? — спрашивает Манчи.
— Пошли.
Мы идем дальше, так и не раздобыв для меня еды. Всю ночь, и как можно быстрей.
Быстрее, Тодд. Шевелись, черт побери!
Все дальше, дальше, вверх по склонам, хватаясь за траву, чтобы взобраться, и вниз по склонам, держась за камни, чтобы не скатиться кубарем. След как назло вьется через самые непроходимые дебри, избегая ровных участков рядом с дорогой или берегом реки. Я кашляю, иногда спотыкаюсь, и в конце концов на рассвете наступает момент, когда я просто не могу идти дальше, не могу, не могу, ноги подгибаются, и я падаю на землю.
Больше не могу.
(Прости.)
Спину ломит, голова раскалывается, я весь провонял потом и ужасно хочу есть. Надо хоть чуточку посидеть — всего минуту, прости меня, прости прости прости.
— Тодд? — бормочет Манчи, подбегая ко мне.
— Все хорошо, дружок.
— Горячий, Тодд.
Я кашляю, в легких грохочут валуны.
Вставай, Тодд Хьюитт. Поднимай зад и иди дальше.
В голове все плывет, я ничего не могу поделать, хоть и пытаюсь думать о Виоле. Я вдруг вернулся в детство и лежу в кровати, больной, а Бен не отходит от меня, потомушто из-за лихорадки я начал бредить и видеть всякие жуткие вещи, людей, которых на самом деле нет рядом, сияющие стены, а у Бена вдруг отрастают клыки и лишние руки, и я кричу и кричу и отбиваюсь, но Бен не уходит, он дает мне прохладную воду и таблетки…
Таблетки.
Бен дает мне таблетки.
Я прихожу в себя.
Поднимаю голову и начинаю рыться в Виолиной сумке, откуда снова достаю ее аптечку. В ней полным полно разных лекарств: они разложены по пакетикам и подписаны, но эти каракули ни о чем мне не говорят, а рисковать я не могу — вдруг какоенибудь снотворное вырубит меня на несколько часов, как Манчи. Я открываю собственную аптечку — Виолиной она и в подметки не годится, зато там есть известные мне болеутоляющие, пусть и домашнего приготовления. Я проглатываю две штуки, потом для верности еще две.
Вставай, дерьмо никчемное!
Я сажусь и какоето время просто дышу и борюсь борюсь борюсь со сном и жду, когда подействуют таблетки. Наконец из-за дальнего холма появляется краешек сонца, и мне как бутто становится легче.
Не знаю, так ли это, но выбора нет.
Вставай, Тодд Хьюитт. Вставай и ИДИ!!!
— Да, — говорю я вслух, тяжело дыша и растирая руками колени. — Куда нам, Манчи?
И мы снова пускаемся в путь.
След по-прежнему ведет нас через глушь, избегая дороги и любых зданий, которые я иногда вижу с вершин холмов, но неизменно вперед, неизменно на восток, к Хейвену, — только Аарону известно почему. Вскоре мы натыкаемся на еще один впадающий в реку ручеек. Я осматриваюсь — не притаился ли где крок? — и набираю в бутылки свежую воду. Манчи заходит прямо в ручей и пьет, безуспешно отфыркиваясь от маленьких медных рыбешек, которые норовят в него впиться.
Я встаю на колени и смываю с лица пот. Холодная вода бьет по коже, как пощечина, и я немного взбадриваюсь. Знать бы, сможем ли мы их нагнать! Знать бы, насколько они нас опередили…
Как ужасно, что Аарон нас выследил.
Как ужасно, что он нашел Виолу.
Как ужасно, что Бен и Киллиан мне не соврали.
Как ужасно, что Бена сейчас нет рядом.
Вот бы вернуться в Прентисстаун…
Я снова встаю и поднимаю взгляд к солнцу.
Нет, нет! Не хочу я в Прентисстаун. Больше не хочу, ни за что туда не вернусь.
А если бы Аарон не нашел Виолу, мы бы с ней тоже никогда не встретились, и это плохо.
— Пойдем, Манчи, — говорю я, поворачиваясь за сумкой.
И тут замечаю на камне греющуюся на солнышке черепаху.
Очуметь можно!
Никогда не видел такой черепахи. Панцырь у нее неровный, шипастый, с темно-красными полосками по бокам. Черепаха почти полностью его открыла и подставляет солнцу мягкую спинку.
Там, откуда я родом, черепах едят.
Ее Шум состоит из одного длинного ааааааах, так она рада теплу. Насчет нас она не очень-то переживает: думает, наверное, что в любую секунду успеет захлопнуть панцырь и нырнуть в воду. А если мы и успеем до нее добраться, панцырь нам нипочем не вскрыть.
Вот только у меня есть нож, которым черепаху можно… убить.
— Черепаха! — лает Манчи, тоже ее увидев. Близко он не подходит, потомушто болотные черепахи легко могут дать отпор собаке. Вот и эта преспокойно греется на солнышке, не принимая нас всерьез.
Я тяну руку за спину.
Я уже почти дотянулся, как вдруг между лопатками вспыхивает острая боль.
Я замираю. Проглатываю слюну.
(Спэк боль отчаяние.)
Смотрю в воду на свое отражение: волосы похожи на птичье гнездо, полголовы закрывает повязка — грязная, как старая овца.
Одна рука тянется за спину.
(Красная кровь страх страх страх.)
Я перестаю тянуться.
И возвращаю руку на место.
Встаю.
— Идем, Манчи, — говорю я, не глядя на черепаху и даже не вслушиваясь в ее Шум. Манчи принимается лаять, но я перехожу ручей, и мы идем дальше, дальше.
Выходит, я теперь и охотиться не могу.
К поселениям тоже не подойти.
Вопщем, если я не найду Виолу и Аарона как можно скорей, то помру с голоду — ну или сперва меня прикончит кашель.
— Отлично, — бормочу я себе под нос. Выхода нет: надо поторапливаться.
Слишком медленно идешь, Тодд. Шевели ногами, слабак!
Утро быстро сменяется полднем, а потом наступает разгар дня. Таблеток я больше не принимаю, мы идем и идем — без еды, без привалов, только вперед, вперед, вперед. Последнее время мы шагаем под гору — хоть на этом спасибо. След Аарона сдвигается ближе к дороге, но мне так плохо, что я не смотрю в ту сторону, даже когда слышу чей-нибудь далекий Шум.
Это ведь не его Шум, да и Виолиной тишины нигде не заметно — такшто какая разница?
День снова переходит в ранний вечер, и на склоне очередного пологого холма я спотыкаюсь.
Ноги меня подводят, я не успеваю выставить перед собой руки и качусь вниз по склону, через кусты, все быстрей и быстрей. Пытаюсь за что-нибудь ухватиться, но мне не хватает скорости и сноровки, такшто я просто лечу, лечу, лечу вниз, по листьям и траве, а на каком-то пригорке вдруг взлетаю в воздух и приземляюсь вверх тормашками, но не останавливаюсь, а кубарем качусь дальше, вопя от боли. Наконец я с глухим стуком влетаю в густые заросли ежевики у подножия холма.
— Тодд! Тодд! Тодд! — тявкает Манчи, скача за мной.
Я не могу ответить, я вынужден снова терпеть адскую боль и усталость, и слизь в легких, и голод в животе, и царапины от ежевики… Будь у меня силы, я бы разревелся.
— Тодд? Тодд? — лает Манчи, бегая кругами и пытаясь найти лазейку в кустах.
— Дай мне минуту. — Я немного приподнимаюсь на руках и тут же падаю ничком.
Вставай, думаю я. Вставай, мерзкий слабак, ВСТАВАЙ!!!
— Голодный, Тодд, — говорит Манчи, имея в виду меня. — Кушать, кушать, Тодд.
Я опять поднимаюсь на руках, кашляя и сплевывая слизь. Наконец мне удается встать на колени.
— Кушать, Тодд.
— Да… Дай мне минутку, — шепчу я в опавшие листья, — всего одну минутку…
И меня снова проглатывает чернота.
Не знаю, сколько я валяюсь без сознания. Будит меня лай Манчи.
— Люди! — тявкает он. — Люди! Тодд, Тодд, Тодд! Люди!
Я открываю глаза:
— Что за люди?
— Сюда! — лает он. — Люди! Еда, Тодд! Еда!
Я часто и мелко дышу, без конца кашляя, мои руки и ноги весят триста миллионов фунтов, но все же я умудряюсь как-то выбраться из кустов. Поднимаю голову и осматриваюсь.
