Северное сияние (др.перевод) - Пулман Филип (книги онлайн полные версии бесплатно .txt) 📗
Ничего себе вопрос для начала! Лира только раскрыла глаза. Вместо нее ответил Пантелеймон: он сделался соколом, слетел с плеча Лиры и клюнул чужого деймона, большого сурка, а тот быстро ударил его лапой и плюнул, когда Пантелеймон взвился вверх.
— Понятно, — довольным тоном произнес человек после того, как Пантелеймон уселся на плечо Лиры.
Самоеды чего-то ждали, и человек из Больвангара кивнул, снял рукавицу, залез в карман, вынул оттуда что-то вроде кисета и отсчитал в руку охотника десяток тяжелых монет.
Самоеды пересчитали деньги, поделили пополам и тщательно спрятали. Потом, не оглянувшись, забрались в сани, погонщик хлопнул бичом, крикнул собакам, и они уехали — через поле, в освещенную аллею и дальше, в темноту.
Человек снова открыл дверь.
— Быстро заходи, — сказал он.
— Там тепло и уютно. Не стой на морозе. Как тебя зовут?
— Говорил он по-английски без всякого акцента, примерно так, как гости миссис Колтер, уверенные, образованные, важные.
— Лиззи Брукс, — сказала она.
— Входи, Лиззи. Мы позаботимся о тебе, не волнуйся.
Он замерз сильнее ее, хотя пробыл на воздухе совсем недолго; видно было, что ему хочется поскорее в тепло. Она решила изображать упрямую тупицу и, шаркая ногами, ступила за высокий порог.
Дверь была двойная, с глубоким тамбуром, чтобы не выходило тепло. Когда они прошли за вторую дверь, Лире стало нестерпимо жарко, она распахнула мех и откинула капюшон. Они очутились в небольшой комнате, из которой налево и направо уходили коридоры, а напротив двери стоял письменный стол, как у регистратора в больнице. Все было ярко освещено — сплошная глянцевая белизна и нержавеющая сталь. Пахло едой — знакомой едой, беконом и кофе, но под этим чувствовался и больничный, лекарственный запашок, а от стен исходило слабое непрерывное гудение, почти неслышное — такой звук, что либо привыкаешь к нему, либо сходишь с ума.
Пантелеймон-щегол шепнул ей на ухо:
— Будь глупой и вялой. Совсем тупой.
На нее смотрели взрослые: мужчина, который ее привел, еще один в белом халате и женщина в костюме медицинской сестры.
— Англичане, — сказал первый, — видимо, торговцы.
— Как всегда, охотники? Обычным порядком?
— То же племя, насколько я понял. Сестра Клара, вы не займетесь э-э маленькой?
— Конечно, доктор, — сказала сестра, и Лира послушно пошла за ней.
Они шли по короткому коридору — с правой стороны были двери, а слева столовая, откуда доносились голоса, стук ножей и вилок и запахи кухни. Сестра' была примерно того же возраста, что миссис Колтер, энергичная, толковая, деловитая: такая может зашить рану и сменить повязку, но никогда не расскажет истории. Ее деймоном (Лиру обдало холодком, когда она его заметила) была белая собачка, семенившая рядом (и через секунду Лира уже не могла понять, отчего ее обдало холодком).
— Как тебя зовут, моя милая? — спросила сестра.
— Лиззи.
— Лиззи, и все?
— Лиззи Брукс.
— И сколько тебе лет?
— Одиннадцать.
Лире говорили, что она мала для своих лет — в каком смысле, она не понимала, но это никак не ущемляло ее достоинства. Сейчас она сочла, что этим удобно воспользоваться — так проще будет изображать себя застенчивой, робкой и ничтожной, — и, входя в комнату, нарочно съежилась.
Она ожидала расспросов: откуда ты, как очутилась здесь — и заранее готовила ответы; однако у сестры отсутствовало не только воображение, но и любопытство. Можно было подумать, что Больвангар находится на окраине Лондона и дети прибывают сюда все время, — так мало интереса проявляла она к Лире. Нахальненький деймон семенил у ее ног, такой же деятельный и равнодушный, как она сама.
В комнате стояла кушетка, стол, два стула, шкаф с документами, стеклянный шкаф с лекарствами и перевязочными материалами и ванна. Как только они вошли, сестра сняла с Лиры меховую одежду и кинула на блестящий пол.
— Снимай остальное, милая, — сказала она.
— Быстренько осмотрим тебя — здоровенькая ли, складненькая, нет ли обморожений и сопелек, а потом найдем тебе хорошую чистую одежду. И в душ, — добавила она, потому что Лира уже много дней не мылась и не переодевалась, и в тепле это стало особенно ощутимо.
Пантелеймон негодующе захлопал крыльями, Лира остановила его грозным взглядом, и он сел на кушетку. Лира возмущалась, снимая с себя одежду, это было стыдно, но у нее хватило ума скрыть свои чувства и прикинуться тупой и послушной.
— Пояс с деньгами тоже, Лиззи, — сказала сестра и сама расстегнула его сильными пальцами. Она хотела бросить его на кучу одежды, но нащупала алетиометр и остановилась.
— Что это?
— Она расстегнула клеенку.
— Просто такая игрушка, — сказала Лира.
— Она моя.
— Мы ее не отнимем, не бойся, — сказала сестра Клара, разворачивая черный бархат.
— Миленькая. Как компас. А теперь марш в ванную.
— Она положила алетиометр и отодвинула шелковую занавеску в углу.
Лира неохотно влезла в теплую воду и намылилась, а Пантелеймон в это время сидел на карнизе. Оба помнили, что ему нельзя быть чересчур шустрым, потому что деймоны вялых людей сами вялые. Когда она помылась и вытерлась, сестра измерила ей температуру, проверила глаза, уши и горло, потом измерила рост, поставила на весы и сделала запись в большом блокноте. Потом выдала Лире пижаму и халат. Они были чистые и добротные, как анорак Тони Макариоса, но тоже ношеные. Лире это было очень неприятно.
— Это не мое, — сказала она.
— Да, милая. Твою одежду надо как следует постирать.
— А мне ее вернут?
— Я надеюсь. Конечно.
— Что это за место?
— Оно называется Экспериментальной Станцией.
Это был не ответ. Лира так бы и сказала и потребовала бы более подробного, но Лиззи Брукс полагалось вести себя по-другому, поэтому она промолчала и равнодушно стала одеваться.
— Я хочу мою игрушку, — упрямо сказала она, когда оделась.
— Возьми ее, милая. А не лучше ли плюшевого медведика? Или хорошенькую куклу?
Она выдвинула ящик, где лежали, как мертвые, какие-то мягкие игрушки. Лира постояла, сделав вид, будто разглядывает их, и взяла тряпичную куклу с бессмысленными глазами. У нее никогда не было куклы, но она знала, что с ними надо делать, и рассеянно прижала ее к груди.
— А мой пояс с деньгами? — сказала она.
— Я люблю держать игрушку в нем.
— Так бери, — сказала сестра Клара, продолжая заполнять розовый бланк.
Лира натянула чужую пижаму и застегнула пояс с клеенчатой сумкой.
— А шубу и сапоги? И варежки, и остальное?
— Мы их тебе почистим, — не отрываясь от бумаги, сказала сестра.
Тут зазвенел телефон, и, пока сестра говорила, Лира быстро нагнулась, подобрала жестянку с жуком-шпионом и сунула в сумку с алетиометром.
Она прошла за сестрой в столовую, где стоял десяток круглых столов, все в крошках и липких кружках от стаканов. Грязные тарелки и приборы лежали на стальной тележке. Окон не было, и, чтобы создать иллюзию света и пространства, одну стену обклеили огромной фотограммой тропического берега с ярко-голубым небом, белым песком и кокосовыми пальмами.
Человек, который привел ее, взял поднос из окошка кухни.
— Ешь, — сказал он.
Морить себя голодом не имело смысла, и Лира с удовольствием съела жаркое и пюре. На десерт была чашка с консервированными персиками и мороженое. Пока она ела, человек тихо разговаривал с сестрой за другим столом, а когда кончила, сестра принесла ей стакан теплого молока и забрала поднос.
Мужчина подошел и сел напротив. Его деймон, сурок, не был безразличным и нелюбопытным, как собачка сестры, на смирно сидел у него на плече и слушал.
— Ну что, Лиззи, — сказал он.
— Наелась?
— Да, спасибо.
— Я попросил бы тебя рассказать, откуда ты прибыла. Можешь?
— Из Лондона.
— И что ты делала так далеко на севере?
— С папой, — промямлила она. Она сидела потупясь, пряча глаза от сурка, и делала вид, что вот-вот расплачется.
