На синей комете - Уэллс Розмари (версия книг .txt) 📗
— Оскар, — проговорила она нежнейшим голоском. — А «прыгай» — это такое волшебное слово, да?
Я не ответил — меня манили тёплые объятия сна. Но память о пережитых за последнее время событиях успела включиться, и обрывки воспоминаний начали складываться в цельную картинку. Мне вспомнился нестерпимый жар, боль в груди, наполненная паром палатка…
Я увидел, как детектив Гейтс строчит в блокноте под мою диктовку. «Стакпоул! — кричал я ему из марева болезни. — Стакпоул и МакГи! Стакпоул похож на обезьяну: он сутулый, почти сгорбленный, у него усы и рябое лицо. МакГи — рыжий коротышка. Они собираются скрыться в Мексике, поедут через Эль-Пасо. Я хотел помочь мистеру Эплгейту!»
На этих словах в памяти у меня произошёл какой-то сбой. А детектив пристал с вопросом: «Кто такой мистер Эплгейт?» Он не понимал, о ком я говорю. «Мистер Эплгейт работал в банке ночным сторожем», — твердил я. А Перли Гейтс сказал: «В банке не было такого сторожа».
Это меня крайне озадачило, и я открыл глаза. Но ни сестру, ни вернувшуюся из кафетерия тётю мне расспрашивать не хотелось. Вскоре они ушли, пообещав прийти уже с папой — как только прибудет его поезд.
Больничная нянечка принесла обед. Кусочки варёной рыбы. Я до еды не дотронулся — оставил стынуть на тумбочке, под железной крышкой… В следующий раз я очнулся уже под вечер.
На подносе лежала свежая газета. С датой на первой странице. Третье января тысяча девятьсот тридцать второго года. Всё произошло десять дней назад. Значит, папа едет сейчас с ранчо «Индейская роща». Ни мистера Тип-топа, ни войны… война ждёт нас в будущем. А пока всё нормально. И ко мне скоро приедет папа! На первой странице бросался в глаза заголовок:
Двойное? Я удивился. Раньше писали про тройное. Я принялся читать статью.
2 января 1932 года. Детектив Гейтс из Федерального бюро расследований объявил, что вчера около пяти часов вечера в городе Эль-Пасо, штат Техас, при пересечении границы с Мексикой полиция задержала преступников Микки Стакпоула и Бака МакГи. При них были найдены практически все деньги, украденные в канун Рождества из Первого национального банка в городе Кейро: 50 000 долларов. По словам детектива Гейтса, это преступники-рецидивисты, и им теперь грозит пожизненное заключение в тюрьме особо строгого режима за совершенное ими двойное преступление: грабёж и похищение несовершеннолетнего.
Как сообщалось во вчерашнем выпуске, похищенный преступниками одиннадцатилетний мальчик был найден в критическом состоянии около вокзала Юнион-стейшн в Чикаго. На данный момент состояние мальчика удовлетворительное. Именно этот ребёнок, Оскар Огилви, житель города Кейро, сообщил полиции имена преступников. Он получит вознаграждение, обещанное банкиром за сведения о грабителях.
«Я доволен исходом дела и благодарен мальчику», — сказал мистер Петтишанкс, владелец Первого национального банка.
— Но что случилось с мистером Эплгейтом? — сказал я вслух. — О нём ни слова не пишут! Он что, исчез с лица земли? В банке его, судя по всему, в тот вечер не было. И его не убили. Куда же он делся?
В палату заглянула нянечка.
— К тебе гость! — защебетала она. — Ты уже лучше себя чувствуешь? Способен съесть конфетку?
Конфетку? Интересно, кто её прислал? Или принёс? Где же этот гость?
Он вошёл в палату, неуклюже загребая слишком большими для его роста ногами; смущённый, красный как рак; рубашка, по обыкновению, наполовину вылезла из брюк. В руках он держал неплотно закрытую жёлтую коробку с шоколадными конфетами-ассорти, из которой он, похоже, кое-что вытащил. Только что наступил тысяча девятьсот тридцать второй год, а значит, Сирил, как и я, пока учится в пятом классе, а не в военном училище за рекой, в штате Миссури. Всё ещё впереди. До мстительного лейтенанта из призывной комиссии ему ещё расти и расти. Это будет через десять лет.
— Меня отец прислал, — промямлил Сирил. — Ты ведь пострадавший. Ну и награду получишь…
Он вдруг побледнел — увидел иголку от капельницы, введённую в мою вену. Потоптавшись, протянул мне вскрытую коробку с конфетами:
— Отец тебе передал. Чтобы ты выздоравливал побыстрее. Ты прости, я съел пару штук, пока в лифте ехал.
— И ты прости, Сирил… В тот день, со стихотворением Киплинга… Я не хотел, чтобы отец на тебя так напустился.
— Да ладно. — Сирил сунул руки в карманы и, не глядя в мою сторону, спросил: — А эта иголка у тебя… она прямо в руку воткнута?
— Ага.
— Ничего себе! — Он так поразился, что сел мимо стула, на пол.
А я лежал и вспоминал, каким он будет через десять лет. Интересно, можно в этом будущем что-нибудь изменить? Вырастет ли Сирил хорошим человеком, если отец не отправит его после каникул в военное училище?
— Послушай, Сирил, — произнёс я. — У меня кое-что для тебя есть.
— Что? — спросил он без особого интереса.
— Вон, видишь, моё пальто за дверью висит? Залезь в карман и достань то, что там лежит.
Сирил поднялся. Достал сложенный вчетверо листок.
— Так это же стих тот дурацкий, — сказал он, развернув листок. — Только странный он тут, не как в книжке.
— Тут подчёркнуты ключевые слова, для запоминания, — объяснил я. — Надо запомнить только их, а остальное само всплывёт, даже заучивать не придётся.
Сирил несколько раз прочитал текст с подчеркнутыми ключевыми словами. А потом легко вспомнил первую строфу Киплинга.
— Слу-у-ушай, и правда помогает! — воскликнул Сирил. — Ну, ты даёшь, Огилви!
Мы вместе прикончили всю коробку шоколадных конфет и доучили стихотворение.
— Спасибо, Огилви! — Сирил пожал мою левую, свободную от капельницы, руку и улыбнулся. — Теперь меня не отправят в военное училище!
Папа приехал на ночном поезде и тут же взял такси, чтобы ехать в больницу, хотя тётя Кармен советовала ему подождать автобуса. Он вошёл в палату: калифорнийский загар, мозоли сборщика фруктов и праздничная, новогодняя улыбка на лице.
— Папка! — воскликнул я. — Ты настоящий?
Обнять его я не мог, и даже потрогать было сложно — из-за иголки в вене и перевязанной груди.
— Оскар! Оскар! — повторял папа. — Живой! Я боялся, что ты погиб…
— Папочка! — Я разглядывал его с восхищением. Мой, настоящий папка! Не старый, не усталый! — Это ты! Ты даже не лысый!
Папа озадаченно провёл рукой по густым тёмным волосам.
— Оскар, ты о чём? — Он принялся разглядывать таблетки на тумбочке, потом посмотрел, какое лекарство попадает в мою вену через капельницу. — Что тебе дают?
Папа остался со мной до выписки из больницы, он спал прямо на стуле возле моей кровати. А в понедельник мы с ним пошли в банк, и мистер Петтишанкс лично вручил нам чек.
— Что будешь делать, Огилви? — спросил банкир у папы. — Наверное, хочешь выкупить дом?
— Нет, пожалуй. Лучше мы с Оскаром купим апельсиновый сад в Калифорнии, в районе Лос-Анджелеса.
— Сэр, могу я вас спросить?.. — нерешительно проговорил я.
Мистер Петтишанкс снисходительно улыбнулся:
— Выкладывай.
— В тот вечер… когда ограбили банк… там был ночной сторож? Мистер Эплгейт?
— Эплгейт? — Банкир нахмурился. — Я о таком не слышал. Сторож был, его звали Джордж Перкинс, он спрятался в подвале, в туалете, даже носа не высунул. Я его тут же уволил… Удачи тебе, мальчик, — добавил он и угостил папу сигарой «маканудо».
Десять тысяч долларов мы положили в банк. Потом пошли и купили для тёти Кармен новёхонький «бьюик» — чтобы она могла ездить к ученикам сама, не на автобусе. А потом заказали для неё телефон, и мастер из телефонной компании установил аппарат в прихожей.
— Оскар! Ты пускаешь деньги на ветер! — корила папу тётя Кармен, но получалось у неё это как-то неубедительно. И в её голубых глазах сквозил не привычный январский холод, а весёлая голубизна июньского неба.