Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн (книги онлайн полностью TXT) 📗
— Вы тут работаете? — спросила я.
— Я безвозмездно уделяю сиротам три утра в неделю, — ответила она. С большим достоинством.
Мне стало интересно, узнала она меня или нет.
— Какая щедрость, — сказала я. — А тут что, кормят одними мюсли? Терпеть не могу мюсли. Они похожи на мышиные какашки.
— Ешь, — велела она. — Они полезные.
— Не буду. Меня вырвет, — отчеканила я. — Сухая корка и то лучше.
Зенобия Бейли вздохнула.
— Филлис! — крикнула она усталым голосом. — Тут одна упирается.
Из глубины серой комнаты на меня надвинулась сердитая Филлис Форбс.
— А, само собой, — сказала она. — Эта у нас с претензиями. Слишком много о себе воображает. Будешь есть, как хорошая девочка? — спросила она у меня.
— Нет, — ответила я. — Терпеть не могу мюсли.
— Придется тебе съесть все до крошки, — сказала она с легким подобием улыбки.
И мне почему-то пришлось. Я совала в рот полные ложки колючей серой массы, и давилась ею, и опять зачерпывала ложкой, и изюм казался мне даже больше похожим на дохлых синих мух, чем обычно, но есть все равно пришлось. С моими чувствами Филлис Форбс ничего не сделала. Она просто запихнула их во что-то вроде прозрачного мешка, и там они бились и бурлили, а я не могла до них обраться. Мне надо было послушно сидеть за столом и есть мюсли.
Когда я все доела, Филлис Форбс хлопнула в ладоши.
— Дети, идемте, — крикнула она. — Активные занятия.
Все сироты послушно встали и строем зашагали из серой комнаты, а Филлис Форбс стояла у стены, скрестив руки на груди. Выходит, Элейн у тетушки Марии не единственная полицейская надзирательница, подумала я. Встала и подошла к ней.
— Что такое активные занятия? — спросила я. Потом рыгнула с запахом мюсли и подумала, что меня сейчас вырвет.
Она зло улыбнулась мне.
— Мальчики занимаются гимнастикой, — сказала она. — Девочки — танцами. Тренируют мускулатуру.
— Я хочу заниматься гимнастикой, — заявила я.
— А будешь — танцами, — сказала она. — Так полагается воспитанным девочкам. Тебе туда.
Я уже понимала, что она может меня заставить, поэтому пошла, куда она показала, но с мятежным видом — насколько осмелилась.
Танцевальные занятия происходили в пустой комнате, а девочки-сироты выстроились по стенам. Миссис Ктототам по имени Энн Хэвершем сидела за пианино в углу.
— Все здесь? — крикнула она.
Я подошла к ней.
— Вы тоже безвозмездно уделяете сиротам три утра в неделю? — спросила я.
— Нет, я здесь каждый день, дорогая, — ответила она. — Встань к остальным.
— Тогда потребуйте зарплату, — сказала я. — Иначе это рабство.
Она не обратила на меня внимания и крикнула:
— А теперь мы все станем феечками!
И заиграла легкомысленный фейный мотивчик. Я отошла в сторонку, встала у дальней стены и начала смотреть, как девочки-сироты семенят маленькими шажками, размахивая руками.
Филлис Форбс снова улыбнулась мне мерзкой улыбочкой.
Я обнаружила, что тоже вынуждена танцевать. Мои чувства снова засунули в полиэтиленовый мешок. Тяжелая и нелепая, я бежала, размахивала руками и скакала в такт фейному мотивчику. По сравнению с другими девочками я была огромная. Я злилась все больше и больше — но мои чувства были спрятаны в прочный полиэтиленовый мешок, поэтому я ничего не могла, только пухла изнутри. Я понимала, каково было Крису, когда он говорил гадости тетушке Марии. Когда все мы стали размахивать руками с тошнотворной грацией, мюсли растопырились у меня в животе большим серым комом, и мне стало еще хуже. А ведь Энтони Грин тоже плясал, подумала я. Чтобы выразить свои чувства.
Тут мне пришло в голову, что ведь я полна веществом из зеленой шкатулки — во мне его гораздо больше, чем в сиротах, — а еще впитала силу, которую тетушка Мария дала Наоми, хотя сама я этого и не заметила. Значит, у меня хватит сил — хоть на что-нибудь. Я вся напряглась. И полиэтиленовый мешок лопнул, и я заплясала, словно Энтони Грин, заскакала и закружилась, вскидывая ноги и подняв руки над головой. Это было чудесно. Сироты замерли на месте и уставились на меня.
Музыка смолкла. Через всю комнату ко мне метнулась Филлис Форбс и схватила меня за руку. Больно.
— Злая, неблагодарная, недостойная девчонка! — сказала она. — Теперь тебя накажут!
Я попыталась взглядом выразить, что я ей достойная противница. Но она больно стиснула мне руку, и у меня ничего не получилось.
Тогда я сказала:
— Какое же это наказание, если вам нравится смотреть, как других распирают чувства, — а вам нравится, правда ведь?
Она выволокла меня из комнаты — стало еще больнее.
— Я тебя сломаю! — сказала она.
— Вы это любите, да? — выдохнула я.
Но когда у кого-то мышцы сильнее, сделать что-нибудь очень трудно. Она протащила меня всю дорогу наверх и швырнула в серую комнатку.
— Будешь сидеть здесь без еды, пока не научишься себя вести! — сказала она. И захлопнула дверь, и заперла ее.
Наверное, даже хорошо, что она заставила меня съесть мюсли.
На самом деле на страницах «Принцесс-двойняшек» я написала не очень много. Не решилась. Первый отрывок я написала, как будто хотела что-то кому-то доказать, но потом у меня очень заболела рука — в том месте, где ее стиснула Филлис Форбс, — и писать стало невозможно. Я сидела на кровати и смотрела в лес за окном, терла руку и старалась держать глаза открытыми широко-широко, чтобы слезы впитались обратно. И уже стала думать, будто меня и вправду сломали.
Потом кто-то тихонько заскребся у двери. Я невольно посмотрела туда. И увидела, как в щель под дверью въезжает печенье. Потом чуть-чуть в стороне подсунули второе печенье. Это были сироты. Я сначала решила и дальше сидеть на кровати, но все-таки слезла. И подошла к двери.
— Спасибо, — сказала я. — Почему вы это делаете?
— Мы всегда так делаем, когда кого-то наказывают, — шепнул из-за двери кто-то из них. — Ну пока. — Шаги тихонько удалились.
Во мне по-прежнему пухла ярость пополам с мюсли, и есть я не хотела, но печенье взяла и спрятала под матрас, чтобы сирот из-за меня тоже не наказали. Печенье мне подсовывали все утро. Когда я села на кровать, она захрустела. Я уже уныло подумала, что сидеть придется на полу, а печенье приберечь на вечер, но тут увидела, как за окном в лесу что-то шевелится. Я пригляделась, но это «что-то» уже скрылось в кустах.
Ну дела, подумала я. Очень похоже на Ларри, бессловесного мужа Элейн.
Я подошла к окну и успела заметить одного из лодочников — он юркнул в сторону, за другой куст. Только бы они не вздумали опять охотиться на Криса, подумала я. Потом я всмотрелась в лес — и увидела, как из-за деревьев приближаются люди, трое. Во-первых, это была мама — она шагала, с решительным видом засунув руки в карманы ветровки. На улице было холодно и все еще немного туманно. Рядом с ней шел Энтони Грин — в зеленом разбойничьем плаще. А за ними — Крис. Он опять стал человеком, а одежду, наверное, одолжил у Ларри — на нем она висела мешком. Они втроем вышли на поле, а затем скрылись за высокой стеной приюта, но мама к этому времени уже пустилась бежать.
Я ждала и слушала — и до сих пор не знаю, как все было. Я услышала громкий грохот — будто тяжелую дверь распахнули так резко, что она ударилась о стену. Даже пол задрожал. Потом я услышала маму. Слов слышно не было, но голос гремел вовсю. Когда маму всерьез разбирает, она кого угодно перекричит. А разобрало ее всерьез. Я стояла посреди комнаты и слушала, как хлопают двери, летают предметы, другие голоса пытаются перебить маму, а мамин голос становится все громче и громче, все ближе и ближе. К тому же кто-то вопил — это были сироты. Почему-то мне сразу стало понятно: это они подбадривают маму. Потом раздался торопливый топот нескольких пар ног — и мамин голос, все ближе и ближе:
— А я вам говорю, она моя дочь, и вы не имеете никакого права держать ее здесь!
Потом ключ царапнул в замке, и дверь в мою комнату распахнулась, и там стояла мама в толпе взволнованных сироток и трясла Филлис Форбс за воротник белого халата.
