Феникс и ковер - Несбит Эдит (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Преподобный Септимус был во всех отношениях замечательным молодым человеком. Единственным его недостатком была полупрозрачность и размытость очертаний. Дело в том, что, обнаружив у себя в кабинете незнакомый ковер, он, естественно, зашел на него и нагнулся, чтобы рассмотреть поближе. К сожалению, при этом он ступил на одну из наспех заштопанных Антеей залысин, так что одна его нога оказалась на настоящем волшебном ворсе, а другая — на заплате из шотландской пестрой шерсти, которая, как известно многим домохозяйкам, никакими волшебными свойствами не обладает.
В результате этого досадного происшествия он присутствовал на лазурном берегу лишь наполовину, и дети могли видеть сквозь него различные предметы, как если бы он был привидением. Что же до самого преподобного Септимуса, то он вполне четко различал стоявших перед ним детей, кухарку и взломщика. Но еще четче перед ним вырисовывались очертания его родного кабинета — он видел книги, картины и великолепные мраморные часы, подаренные ему, когда он уходил с последнего места службы.
А так как все происходившее с ним он принял за особого рода нервический припадок, то ему было все равно, чем во время него заниматься — и он обвенчал взломщика с кухаркой. Последняя, правда, заявила, что предпочла бы викария посолиднее — ей вообще не нравятся современные молодые люди, которых так и видишь насквозь, — но потом, немного поразмыслив, согласилась, что для сна и такой сгодится.
К тому же, преподобный Септимус, каким бы туманным и расплывчатым он ни казался, все же был самым настоящим викарием и в качестве такового мог венчать людей, сколько ему вздумается. Когда церемония окончилась, он принялся бродить по острову и собирать образцы тропических растений. Он был заядлым натуралистом, и эту его страсть не смог бы подавить никакой — даже самый сильный — нервический припадок.
А потом состоялся роскошный свадебный пир. Интересно, можете ли вы представить себе Антею, Джейн, Роберта и Сирила, выделывающих рука об руку с меднокожими туземцами самые невероятные па вокруг счастливых новобрачных — королевы-кухарки и принца-взломщика? А уж цветов-то было столько, сколько вам за всю жизнь не собрать и даже не увидеть!
Когда дети стали готовить ковер к возвращению домой, бывший преступник и новоиспеченный супруг поднялся на ноги и произнес прощальную речь.
— Леди и джентльмены, — сказал он, — а также уважаемые дикари обоих полов! (Дикари, конечно, не поймут ни буквы из того, что я говорю, но на это мы обращать внимания не будем). Если это сон, то, значит, я сплю. Если это не сон, что ж, тем лучше! Ну, а если это ни то, ни се — то есть, что-то среднее, — то я, право, и не знаю, что сказать, а потому ничего говорить и не буду Скажу только, что я не хочу возвращаться в лондонское высшее общество (что-то я от него устал), и особенно теперь, когда рядом со мной моя женушка, а вокруг меня — целый остров, на котором я могу делать, что захочу. И пусть меня похоронят заживо, если я не выращу здесь такую первоклассную спаржу, что у самого судьи отвалится челюсть, когда он увидит ее на ближайшей садоводческой выставке! Единственное, чего я прхлпу, так это чтобы эти бравые молодые леди и джентльмены переслали мне в сон немножко — на пенни, не больше — семян петрушки, да на два пенни семян редиса, да на три пении лука, да — чего уж там! — на четыре-пять пенсов капустки (только по-честному предупреждаю, цветную капусту я не возьму). Да, еще одно! Заберите, пожалуйста, с собой викария. Я терпеть не могу людей, через которых все видно, как на ладони. Ну, а теперь — за ваше здоровье и прощайте! — И, подняв к губам скорлупу кокосового ореха, наполненную душистым пальмовым вином, он осушил ее одним глотком.
Было уже далеко за полночь, хотя на острове время только-только подходило к чаю.
Напутствуемые самыми лучшими пожеланиями островитян, дети отбыли домой. По пути они забросили полупрозрачного викария в его чистенький маленький кабинет с книгами, картинами и памятными часами.
На следующий день Феникс любезно согласился отнести взломщику заказанные им семена. Вернувшись, он обрадовал детей наилучшими новостями о счастливой семейной паре.
— Он сделал деревянную лопату и без устали трудится на огороде, — рассказывал он. — А она тем временем вяжет ему брюки и рубашку — и то, и другое ослепительной белизны.
Полицейские так никогда и не узнали, каким образом взломщику удалось сбежать из тюрьмы. В полицейском участке на Контиш-Таун-Роуд об этом происшествии до сих пор не любят говорить, а уж если приходится, то непременно понижают голос, как если бы это было опасным святотатством.
Что же до преподобного Септимиуса Бленкинсона, то он посчитал, что ему довелось пережить до сих не описанный в медицинской практике нервический припадок, несомненно, вызванный переутомлением. А потому, прихватив с собой двух своих пожилых тетушек, он отправился в Париж, где они втроем совершили головокружительно быстрый обход всех имеющихся там музеев и картинных галерей. После этого они вернулись домой, ощущая глубокое удовлетворение от того, что им наконец удалось повидать жизнь, какая она есть. Септимиус, естественно, никому и словом не обмолвился о необычной свадьбе на лазурном берегу — ему ужасно не хотелось, чтобы кто-нибудь прознал о том, что у него случаются нервические припадки, какими бы необычными и интересными с медицинской точки зрения они ни были.
Глава X
ДЫРА В КОВРЕ
Эта немудреная песенка, которую Джейн исполнила непосредственно после завтрака, настолько умилила Феникса, что у него на глазах выступили сверкающие янтарные слезы.
— О! — с чувством произнес он. — Как трогательны эти знаки дочерней любви!
— Вообще-то, она приедет только поздно вечером, — сказал Роберт. — Так что у нас еще есть целый день для того, чтобы куда-нибудь прокатиться на ковре.
Нет, вы не подумайте, Роберт был тоже рад, что мама наконец возвращается домой. Может быть, он был рад даже больше других, потому что очень скучал без мамы, но, с другой стороны, к этой его радости странным образом примешивалось святотатственное чувство огорчения по поводу того, что теперь они не смогут улетать из дому на целый день.
— Было бы здорово прокатиться куда-нибудь и принести маме подарок, да вот только она первым делом пожелает узнать, где мы его взяли, — сказала Антея. — И уж, конечно, она ни за какие коврижки не поверит, если мы расскажем ей все по-правде, Люди вообще не верят, когда им говоришь правду, и тут уж ничего не поделаешь.
— Вот что я вам скажу, — вступил Роберт. — А что если мы загадаем ковру отнести нас в такое место, где полным-полно потерянных кошельков? Впрочем, нам много-то и не надо. Мы бы взяли один и накупили бы маме всяческих подарков.
— А что если, — охладил его пыл Сирил, — он отнесет нас в какую-нибудь заграничную Тьмутаракань и там будет полным-полно каких-нибудь расшитых золотом да серебром арабских кошелечков, и в них, естественно, будет полным-полно каких-нибудь арабских денег, которые у нас и деньгами-то не считаются, а идут за кольца в нос? Представляю, как мы с ними намаемся! Мало того, что у нас их никто брать не будет, так еще нас вконец замучают расспросами, откуда мы наворовали все это барахло, и в конце концов придется этот кошелечек вместе с денежками выбросить в Темзу.
Произнося эту тираду, он изо всех сил ворочал тяжелый стол, пытаясь в одиночку стащить его с ковра. Как и все тщеславные выходки, кончилось это плохо. Одна из ножек зацепилась за самую большую из заплат, наложенных накануне Антеей, и начисто оторвала ее — а вместе с нею и порядочный кусок собственно ковра.
— Я так и знал, что ты его когда-нибудь прикончишь! — сказал Роберт.
