На синей комете - Уэллс Розмари (версия книг .txt) 📗
— А можно я сначала прочитаю, что ты им пишешь? — спросил я.
— Конечно!
На конверте значилось: «Для мистера и миссис Бистер».
Письмо Клер написала красной ручкой на личной, с её вензелем, почтовой бумаге — плотной, с тиснением. Все буквы печатные, прямые, точно по струнке вытянулись.
Дорогие папа и мама!
Меня не похитили. Я в Нью-Йорке, недалеко от дома.
Я вернусь целая и невредимая, если вы подпишете нижеследующий договор и велите всем полицейским покинуть дом. Со мной всё в порядке. Прошу вас отдать швейцару подписанный договор прямо сейчас. Его заберет мой посыльный. Если в доме не будет полиции и за моим посыльным не будут следить, я скоро появлюсь сама.
Я согласен/на и торжественно клянусь во имя Господа нашего, что наша дочь Клер:
1) Не будет отослана в пансион и по достижении восемнадцати лет не будет выведена в свет на балу;
2) Не будет получать в подарок кукол и одежду с рюшками и оборками и посещать уроки бальных танцев;
3) Получит в подарок электропоезд, который выберет сама, а также макет железной дороги.
Эвелин Комсток Бистер __
Роберт Уитни Бистер ____
Дата ___________
Засвидетельствовано ____
Все стороны должны понимать, что любое нарушение договора повлечёт за собой исчезновение Клер С. Бистер — она покинет дом точно так же, как сделала это на Рождество 1926 года.
Клер подыскала для меня старые вещи своего брата, потому что одежда, купленная в Калифорнии, теперь висела на мне, шестилетке, мешком. Быстро переодевшись, я стал, конечно, выглядеть поприличнее. Я проковылял в коридор и начал спускаться по лестнице. Ноги в коленях то не сгибались вовсе, то подкашивались, словно кто-то пинал меня, придавая ускорение.
В вестибюле топтались трое полицейских. Клер оказалась права: ребёнок был для них не важнее мухи. Я опустил письмо в большую плетёную корзину, стоявшую посреди отдельного помещения, которое было отведено в этом шикарном здании специально для почты.
Тут вообще хватало шику: даже в вестибюле вкусно пахло маслом и лилиями.
Беззаботно, чуть ли не насвистывая, я прошёл мимо Бруно, который обсуждал с полицейскими шансы бейсбольных команд в предстоящем сезоне. В мою сторону никто даже не взглянул. Выйдя на улицу, я свернул налево и, миновав пару зданий, увидел большую красно-белую вывеску: «У Шрафта». Я никогда прежде не бывал в ресторанах и ничего сам не заказывал — даже в одиннадцатилетнем возрасте. А сейчас-то мне всего шесть! Меня небось и на порог не пустят… Пустили. Я вскарабкался на высокий табурет возле прилавка. Совсем как у мистера Киношуры, где мы с папой обычно пили шипучку. Только здесь мои ноги не достают до перекладины, а болтаются, как у самого настоящего малыша. Набравшись смелости, я заказал коктейль.
— И как такого маленького одного отпускают? — Официантка вздохнула.
А вдруг она вызовет полицию? Вдруг меня сейчас куда-нибудь увезут? Я даже вспотел от страха.
— За мной скоро мама придёт, — пояснил я. — Она пока в магазине, а потом меня заберёт.
Официантка поставила мой напиток на фирменный картонный квадратик.
— Пей маленькими глотками, — прощебетала она, затыкая мне за ворот крахмальную салфетку. — Не торопись.
— Мэм, скажите, пожалуйста, который час, — вежливо попросил я.
— Сейчас мы с тобой посмотрим! — Официантка сняла с руки часы и приготовилась объяснять. — Вот это длинная стрелка, а это короткая. Ты понимаешь, для чего они нужны?
— Простите, мэм?
— А ты цифры-то знаешь, малыш? — спросила она с улыбкой. — Считать умеешь?
— Я умею делить в столбик и знаю дроби, — ответил я.
— Но тебе же лет пять, не больше! — изумилась официантка.
«Оскар, главное — не привлекать внимания», — прозвучал в голове наказ Клер.
Я выложил на прилавок свои двадцать центов, надеясь отвлечь внимание официантки. Она принесла сдачу.
— Вот, смотри: раз, два, три, четыре, пять центов, — весело проговорила она.
— Сдачи не надо, мэм, — пробормотал я.
И напрасно. Официантка оторопела. И начала украдкой поглядывать на дверь в ожидании мамы этого странного ребёнка.
К счастью, где-то неподалёку церковный колокол отбил половину часа. Снаружи, по Парк-авеню, пронеслись две полицейские машины. Гудение сирен потонуло в общем шуме машин. Официантка отвлеклась, а я, опасаясь лишних вопросов, выскользнул за дверь.
Медленно, прогулочным шагом, я прошёлся мимо дома Клер. Ни одного полицейского. Так, проверим, что на другой стороне улицы. А в телефонных будках? А в припаркованных у тротуара машинах? Полицейских нет! Обойдя весь квартал, я заглянул в вестибюль. Там полицейских тоже не было, поэтому я бодро направился к Бруно.
— За письмом для мисс Клер Бистер! — объявил я, приблизившись к швейцару.
Бруно округлил глаза.
— Но ты… но тебе… только…
Я выхватил письмо из его руки и выскочил на улицу, прежде чем он успел прийти в себя. Затем снова убедился, что за мной никто не следит, и нырнул в боковой подъезд, где была лестница для прислуги. Рёбра ныли нестерпимо, но я очень спешил наверх. А добравшись до комнаты, где меня ожидала Клер, рухнул на кровать.
— Сегодня больше шагу не сделаю! — простонал я.
Клер вскрыла конверт.
— Ага! Я же знала, что подпишут! — воскликнула она. — Я победила! Они на всё согласились. Оскар, я сейчас пойду к ним. А ты, если хочешь узнать, как они меня встретят, можешь постоять в коридоре возле бельевой трубы — сквозь неё всё слышно.
Поначалу в трубе, через которую в этом доме, видимо, сбрасывали в подвал бельё для стирки, слышалось только гулкое эхо. Потом раздался женский вскрик. Наверняка мама Клер. Потом послышался баритон, конечно, папин, и пошло: возгласы, ахи-охи, какие-то хлопки, словно кто-то стучал ладонью по кожаной обивке… Потом все хором запели развесёлую песню. Родители явно обрадовались возвращению дочери. Может, они редко прислушиваются к её желаниям, но назвать их плохими родителями у меня бы язык не повернулся. Наконец все немного успокоились, и родители Клер приступили к расспросам.
— Девочка моя, где же ты была? — без конца повторяла мама.
— Да так… там и сям… — неопределённо отвечала Клер.
— Тебя похитили? — мрачно спросил отец.
— Нет! Вовсе нет! Я была здесь, в квартире, — ответила Клер.
Звонкий, как колокольчик, нервный смешок её мамы задребезжал в металлической трубе.
— Доченька! Ты сама выберешь подарок на Рождество! Любой, какой захочешь! И ни в какой пансион мы тебя не пошлём. Будешь учиться в закрытой элитной школе здесь, в городе. В Брерли. Или в Спенс. Сама выберешь.
Пронзительный голос миссис Бистер звучал странновато и чем-то неуловимо напоминал голос миссис Петтишанкс. Чем же? А… ясно! Британский акцент. Раньше я такой выговор слышал только в кино.
— Я пойду в самую обыкновенную школу, — сказала Клер. — В нашу районную. Отличная школа.
Это заявление мистер и миссис Бистер встретили молчанием. Я понял, что в обычную школу родители её, разумеется, не отдадут, но они предпочли сейчас в споры не вступать. И про выход в свет тоже умолчали, поскольку восемнадцать ей исполнится только через семь лет. Они надеются, что Клер к тому времени одумается. Я-то знал, что этого не будет.
Потом до меня донёсся звон бокалов, позвякивание вилок и ножей. Семья села обедать.
— Если вы не против, когда поедим, сходим в магазин игрушек, — произнесла Клер.
— Ну что ты, дорогая. Никто не против! — радостно сказал её отец. — Обязательно пойдём, все вместе! Только не исчезай больше!