Поступь хаоса - Несс Патрик (книги бесплатно полные версии .TXT) 📗
Виола молча перечитывает записку.
— Они должны были сказать тебе! Знали ведь, что ты не умеешь…
— Если бы сказали, прентисстаунцы прочли бы мой Шум и узнали, куда я бегу. У меня даже форы бы не было. — Я заглядываю в ее глаза и сразу отвожу взгляд. — Просто я должен был сразу дать книжку тому, кто умеет читать. А Бен — он хороший. — И уже тише добавляю: — Был.
Виола складывает карту и отдает мне. Я бережно засовываю листок под обложку дневника.
— Я могла бы его прочесть, — говорит Виола. — Ну, дневник твоей мамы. Если хочешь.
Я встаю к ней спиной и прячу дневник в рюкзак:
— Нам надо идти. И так много времени потеряли.
— Тодд…
— За нами гонится целая армия. Не до чтения!
Итак, мы снова в пути — бежать надо как можно дольше и как можно дальше, но, когда встает сонце — медленное, ленивое и холодное, — мы валимся с ног от недосыпа (ведь мы целый день трудились), и никакая армия не заставит нас бежать. Самое большее, на что мы способны, — быстро идти.
И мы идем. Идем все утро. Дорога по-прежнему пролегает вдоль реки, как мы и надеялись, а местность вокруг становится ровней: огромные травянистые поля тянутся к низким холмам вдалеке, за которыми начинаются холмы повыше и — по крайней мере, на севере — горы.
Дикая природа. Никаких тебе заборов, возделанных полей или других признаков человека — кроме самой дороги, по которой мы шагаем. С одной стороны, это хорошо, а с другой — очень странно.
Раз истребили не всех жителей Нового света, то где они?
— Думаешь, это нормально? — спрашиваю я Виолу, когда мы одолеваем очередной пыльный поворот. Впереди ничего, кроме еще нескольких пыльных поворотов. — Думаешь, мы выбрали правильную дорогу?
Виола задумчиво выдувает воздух:
— Мой папа всегда говорил: «Только вперед, Виола, только вперед и вверх!»
— Только вперед, — повторяю я.
— Вперед и вверх.
— А какой он был? — спрашиваю. — Твой па?
Виола смотрит на дорогу, и я замечаю на ее лице легкую улыбку.
— Он пах свежим хлебом, — говорит она и молча уходит вперед.
Утро сменяется точно таким же днем: мы бежим, если можем, быстро идем, если не можем бежать, и отдыхаем, когда совсем невмоготу. Река по-прежнему гладкая и спокойная, как и зелено-коричневый пейзаж вокруг. Высоко в небе парят синие ястребы, выслеживающие добычу, но других признаков жизни нам не попадается.
— Какая пустая планета, — говорит Виола, когда мы останавливаемся на быстрый перекус возле естественной запруды.
— Да нет, живности тут хватает, ты уж поверь, — бормочу я, поедая сыр.
— Да я верю. Просто мне теперь ясно, почему сюда стремятся переселенцы: здесь полно плодородных земель. Людям есть где построить новую жизнь.
— Люди могут ошибаться, — говорю я.
Виола потирает шею и смотрит на Манчи, который нюхает края запруды — видно, почуял древесных ткачей, живущих на дне.
— А почему вы становитесь мужчинами в тринадцать? — вдруг спрашивает Виола.
— Чего? — удивленно переспрашиваю я.
— Ну в этой записке говорится, что все ждут, пока последний городской мальчик станет мужчиной. Зачем ждать?
— Ну так уж повелось в Новом свете. Вроде в Писании так сказано. Аарон вечно говорил, что тринадцатый день рождения символизирует день, когда ты вкушаешь от Древа знаний и познаешь Грех.
Виола удивленно смотрит на меня:
— Ничего себе! Довольно жестоко, нет?
Я пожимаю плечами:
— Бен объяснял иначе: у маленькой кучки людей на такой большой пустой планете нет времени на детство. Нужны взрослые. В тринадцать лет у тебя появляются настоящие обязательства. — Я швыряю в запруду камень. — А вапще не спрашивай. Тринадцать лет и тринадцать, я не знаю почему! Тринадцать циклов по тринадцать месяцев.
— Тринадцать месяцев?! — Виола вскидывает брови.
Я киваю.
— Но в году же только двенадцать месяцев!
— А вот и нет. Тринадцать.
— Ну здесь может и так. А на моей планете их двенадцать.
Я только моргаю и почему-то чувствую себя дураком.
— В Новом свете год состоит из тринадцати месяцев.
Виола поднимает глаза, как бутто до нее дошло что-то важное:
— Понимаешь, в зависимости от длины дня и месяца на этой планете тебе может быть уже… четырнадцать лет!
— Здесь все не так! — строго отрезаю я. Не нравятся мне эти разговоры. — Через двадцать семь дней мне исполнится тринадцать.
— Четырнадцать лет и один месяц, если точней, — продолжает считать Виола. — Интересно, как же мы теперь будем определять возраст…
— До моего дня рождения осталось двадцать семь дней, — твердо говорю я, встаю и надеваю рюкзак. — Пошли, и так слишком много времени на болтовню тратим.
Только когда сонце начинает клониться к закату, нам встречается первый признак цивилизации: заброшенная водяная мельница на берегу реки. Крыша выгорела дотла черт знает сколько лет назад. Мы так давно шагаем, что ни словом не перекидываемся: молча заходим внутрь, бросаем вещи к стенке и хлопаемся на пол, точно на мягчайшую перину. Нет сил даже осмотреться, не подстерегает ли где опасность. Манчи, которому усталость нипочем, деловито бегает вокруг и задирает лапу над растениями, проросшими сквозь трещины в полу.
— О, мои ноги!
Я стаскиваю с себя ботинки и насчитываю целых пять, нет — шесть волдырей.
Из противоположного угла доносится измученный стон Виолы.
— Нам надо поспать, — говорит она. — Даже если…
— Знаю.
— Ты ведь услышишь… если они придут?
— Конечно услышу, — отвечаю я. — По-любому.
Мы решаем спать по очереди. Я предлагаю Виоле поспать первой, и она отключается, едва успев сказать «Спокойной ночи». Я смотрю на нее в меркнущем свете: от нашей чистоты уже ничего не осталось, и я наверняка сейчас выгляжу так же, как Виола: перемазанное грязью лицо, пыльная одежда, грязь под ногтями.
И вот какие мысли меня посещают.
Мы с Виолой знакомы только три дня, верно? Каких-то жалких три дня, а у меня уже такое чувство, бутто моей прошлой жизни не было, бутто все это — одна сплошная ложь, которая только и ждала, когда ее раскроют. Нет, не бутто — она и была ложью, а настоящая жизнь — вот она. Настоящая жизнь — это когда ты бежишь неизвестно куда и зачем, спасаясь от погони, просто бежишь и бежишь без конца.
Я делаю глоток воды и прислушиваюсь к сверчкам. Секс, секс, секс, стрекочут они, а я начинаю думать, какой была ее прошлая жизнь? Каково это — расти на космическом корабле, где никогда не бывает новых людей и откуда нельзя уйти?
Если подумать, Прентисстаун почти такой же. Если ты сбежал, назад пути нет.
Я смотрю на Виолу. Но она-то ведь ушла, так? И целых семь месяцев жила бы со своими ма и па, если бы не авария.
Как же это все делается, интересно?
— Высылаешь вперед разведывательные корабли, чтобы они обследовали территорию и выбрали место для посадки, — говорит Виола, не вставая и даже не поднимая головы. — Как вы тут спите вапще, в этом Шуме?
— Дело привычки, — отвечаю я. — Но почему вас выслали так задолго? Аж за семь месяцев!
— Столько времени требуется, чтобы разбить первый лагерь и наладить его работу. — Виола устало закрывает глаза рукой. — Мы с мамой и папой должны были найти хорошее место для посадки, разбить лагерь и начать строить все необходимое для тех, кто прибудет следом. Контрольную вышку, склад для провизии, больницу… — Она поглядывает на меня сквозь щели между пальцами. — Стандартная процедура.
— Никогда не видел в Новом свете контрольных вышек.
— Да знаю я! У вас даже поселения между собой никак не связаны!
— Выходит, вы не рилигиозные переселенцы, — говорю я тоном всезнайки.
— При чем тут это? — не понимает Виола. — Какая религия может требовать, чтобы ее приверженцы отрезали себя от остального мира?
— Бен говорил, они прилетели сюда в надежде на простую жизнь. Бутто бы давнымдавно даже была битва за ядерные генераторы — их тоже хотели уничтожить.
