Люди крыш. Пройти по краю - Романова Любовь Валерьевна (чтение книг txt) 📗
Их было мало. Ровно по количеству фратрий. Если в одной фратрии оглашали ревом свет сразу несколько будущих целителей, значит, в других кланах детей со способностями к врачеванию долгое время не рождалось вовсе. Едва каждый новый эскулап постигал тайны мастерства, как для него тут же освобождалось место — кто-то из прежних лекарей уходил в мир иной.
К счастью, обитатели Края вне зависимости от расы болели редко. Точнее, совсем не болели. Поэтому даже для одного врача порой не находилось работы целыми неделями. Если только не случалось стычки между фратриями или кто-нибудь из подопечных целителя не попадал в беду. У крысюков работу лекарям чаще всего подкидывали обвалы, у кошек — старые крыши, у крыланов с депферами — штормы и ураганы.
Целители края никогда не пользовались лекарствами и не признавали хирургического вмешательства. Их инструментами были руки и глаза. Ими они останавливали кровотечения, сращивали кости и вправляли суставы. Некоторые, самые опытные, могли дыханием снять головную боль или даже заставить кровь свернуться. Но существовала одна загвоздка — сила каждого целителя была не бесконечна. Рано или поздно наступал момент, когда он уже ничем не мог помочь больным. Приходилось ждать, чтобы способность врачевать вернулась. Иногда на это требовались сутки, иногда — несколько недель.
Во время войны между фратриями к месту сражения стягивались все целители расы. Когда уставал один — в дело вступал другой. И так, пока у одной из рас совсем не оставалось лекарей. Тогда битва прекращалась. Это был закон. Такой древний, что даже Шепот не помнил, как он появился.
— Родион Петрович учит меня, что, если начинаешь терять силу, а подменить тебя некому, нужно как можно больше разговаривать со своим пациентом. — Федор без умолку болтал уже почти два часа. Теперь Женя поняла почему.
— Ты устал? — с сочувствием спросила она. Под глазами мальчишки обозначились коричневые круги. На лбу блестели капельки пота.
— Нет! Я, знаешь, какой выносливый! У маленьких самый большой запас силы.
— А с возрастом его становится меньше?
— Ну да. Чем старше целитель, тем медленнее возвращаются силы после каждого опустошения.
— И что происходит, когда они совсем перестают восстанавливаться?
— Целитель уходит. Навсегда.
— Оставив вместо себя своего ученика! — добавил Тим. — В одной фратрии не может быть двух целителей. Как только ученик становится достаточно опытным, его учитель умирает.
— Какой кошмар! А если целитель не хочет никого учить? Тогда он будет жить вечно?
— Тогда ученик появится в другой фратрии и приедет, чтобы его заменить. Но ты не переживай, целители живут очень долго.
— Как Шепот?
— Даже дольше, — заверил Тим. — Шепот, кстати, нетипичный случай. У него способности к врачеванию проявились после четвертой ступени. Когда его Марта свергла и сама заняла место главы Большого Совета.
— Поэтому они так друг друга ненавидят?
— И поэтому тоже. А еще потому, что у них на все разные взгляды. Например, Марта считает, что кошки не должны иметь никаких дел с обычными людьми, а Шепот у себя целый руферский клуб организовал.
Тим еще что-то рассказывал, но Женя постепенно перестала его слышать. Злобные бультерьеры вновь взялись за дело. Наверное, все-таки запас Фединых сил подходил к концу. Порой ей мерещился запах горячей карамели, и она чувствовала, что вот-вот окажется на раскаленном лугу, возле круглого котлована с крысиными скелетами. Но стоило ученику Шепота поднести к ее рту бутылку с водой, как видение отступало и она погружалась в беспокойный, пропитанный болью сон.
Между двумя провалами в небытие Женя заметила, что за окнами мини-вэна стемнело. По салону автомобиля метались оранжевые всполохи — это ночные фонари пытались заглянуть в мчащуюся по трассе машину.
— Проехали Сочи, — услышала она далекий голос Тима. — Осталось совсем ничего.
В следующий раз Женя очнулась на границе с Абхазией. В ее сознание ревущим потоком тут же ворвалась нестерпимая боль. Федя дремал на соседнем сиденье — энергия маленького целителя иссякла.
— Женя! Женя! Ты слышишь меня? — Тим осторожно коснулся ее плеча. — Я все придумал. Ты лежи тут с Федькой, а я пешком через границу пойду. Так положено. Машину, скорее всего, не будут досматривать. Абхазы русских любят, поэтому особо не зверствуют. Ты главное тихо лежи. Ага?
— Ага, — выдавила Женя и не поняла, услышал ли ее Тим. Сама она себя не слышала — в ушах стоял пульсирующий гул.
Тим крепко сжал ее ладонь, наклонился и неловко поцеловал в щеку. Но может быть, Женьке это только померещилось. У нее начинался горячечный бред.
Она почувствовала, что ее с головой накрыл колючий плед. Дышать стало труднее, но это было ерундой по сравнению с невыносимой болью. Чтобы не закричать, она стала считать. Доходила до десяти и начинала снова. Ужаснее всего было то, что она не знала, когда кончится этот кошмар. Если болит голова, можно выпить таблетку и следить за стрелкой на циферблате часов. Через тридцать минут плюс-минус пять боль исчезнет — нужно только подождать. Сложнее всего терпеть, когда срок мучения не известен.
Неровный шум абхазской границы за стеной мини-вэна прорезал визгливый крик водителя:
— Террористы! В моей машине! Держите пацана!
Сердце застучало так громко, что Женька испугалась, не слышны ли его удары снаружи? Боль уступила место отчаянию.
Это был конец!
Все подвиги оказались напрасными. Вокруг автомобиля затопала тяжелая обувь доброго десятка человек. Зазвучала чужая резкая речь. Боров под Женькиным креслом испуганно зарычал.
Дверь мини-вэна с глухим рокотом отъехала в сторону. Секунда, две, три… Вошедший резко откинул плед с Женькиного лица. Она открыла глаза и… увидела усы.
Именно такими усами, по ее мнению, должен был обладать легендарный поручик Ржевский — пышными, золотистыми, с залихватски подкрученными кончиками.
— Ну что, кошечка, добро пожаловать к людям ветра! — сказали усы, улыбаясь. — Тимка, заскакивай в машину. И паникера своего сюда тащи. Едем!
Погружаясь в сон, Женя знала, что терпеть ей осталось совсем недолго. Каким-то чудом они победили — добрались до крыланов. Значит, ничего плохого уже не случится.
Не успел Чухонь сделать и пяти шагов по блуждающему коридору, как услышал серию негромких хлопков. Прямо у него под носом из стены вынырнула семейка синегрибов.
— Эй, пропащий, ты куда? — спросил один.
— Ой-йо-й! — запищал другой. — А кто это сырость тут разводит? И без тебя воды хватает!
Грибы встали тесным рядком и, покачиваясь на бледных ножках, точно компания подвыпивших чесальщиков, затянули скрипучими голосами:
— Не пла-а-ачь! Еще одна осталась ночь у нас с тобой!
Вперед вырвался солист, заламывая блестящую шляпку и голося:
— Еще один раз прокричу тебе: ты мой!
Чухонь попытался пнуть распоясавшихся певцов, но промазал. Они проворно исчезли в стене, чтобы тут же появиться на противоположной стороне коридора.
— Возмутительно! — заверещали грибы. — Мы обратимся в Комитет по охране интересов подземных жителей! Нет, лучше в Европейский суд по защите прав флоры и фауны! И тебя посадят в колодец! К крысам!
— Да что ему крысы! Одну уже ухайдокал, а потом бросил под завалом. Даже спасти не попытался!
— Нехороооооший маааальчик!
— Заткнитесь! — заорал Чухонь и тут же услышал за спиной звук осыпающегося песка.
Из земляного склона высунулся нос. Большой крысиный нос, перемазанный коричневой глиной. Он шевельнулся, принюхиваясь, и из-под завала донесся глухой стон.
Чухонь замер, не веря ни ушам, ни глазам. Жива! После того как на нее рухнуло несколько тонн земли! Невероятно! Он бросился назад и начал осторожно откапывать голову зверя. Через пять минут крыса страдальчески смотрела на него выпуклыми глазами. Прямо, как шерстокан, когда у того случалось несварение желудка и приходилось часами сидеть рядом, прикладывая к серебристому пузу нагретые от буржуйки камни.
