Кладбищенский фантом. Кошмары Серебряных прудов - Устинова Анна Вячеславовна (читаемые книги читать TXT) 📗

Нам стало совсем жутко. Я было попятился к двери, однако, сделав лишь шаг, наткнулся на невидимую, но плотную преграду. Руки упирались во что–то твердое, словно камень; попытался шагнуть вперед, и меня снова остановила невидимая стена. Жанна и Макси–Кот с недоумением наблюдали за моими маневрами. Геннадий Прохорович зашелся от нового приступа хохота. Теперь он даже был вынужден снять с глаз очки, чтобы вытереть слезы.

— Мышеловка, друг мой, захлопнулась, — объявил он. — Теперь вы полностью в моей власти.

— А они? — указала на маленькие экраны, где по–прежнему виднелись разные люди, Жанна.

— Какая любознательная девочка, — просюсюкал Геннадий Прохорович. — Ну просто прелесть.

Зеленые Жаннины глазищи вдруг яростно сверкнули. И она звонким голосом крикнула:

— Если уж мы никогда не выйдем отсюда, то хотя бы имеем право узнать?

Глава кабельного канала на мгновенье задумался и ответил:

— Логично. В конце концов, я уважаю последнюю волю. Что ж вас, ребятки, интересует?

— Зачем вы следите за всеми этими людьми? — начала Жанна.

— Какое отношение ко всему этому имеют Князь Серебряный и старуха в черном? — подхватил Макси–Кот.

— О–о! — протянул Геннадий Прохорович. — А вы, оказывается, еще опаснее, чем я думал. Но уж, раз обещал, отвечу. Во–первых, я ни за кем не слежу. Скорее приглядываю. — Он хохотнул. Глаза под очками маниакально блеснули. — А Князь Серебряный ко всему этому имеет самое непосредственное отношение. Начинали мы вместе. Мы мечтали: скоро весь мир будет у наших ног. Я изобрел генератор энергии, которая подчиняет людей и подавляет волю. Я изобрел! Я придумал! — Геннадий Прохорович дважды ткнул себя пальцем в грудь. — И назвал его «Властелином». Мы начали с этого района. Очень удобно, — он в который раз потер сухонькие свои ладони. — Кабельный канал. Результаты сказываются очень быстро. А дальше — соседний район, потом — еще один, затем весь наш город, страна… Весь мир! — в исступлении прокричал мужчина с экрана.

— Но ведь не все же любят смотреть телевизор, — вырвалось у меня.

— Глупый мальчик, — даже с каким–то сочувствием ответил Геннадий Прохорович. — Главное, большинство будет нашим. А от меньшинства они сами избавятся. Люди не любят тех, кто на них не похож. Ах, если бы Князь Серебряный был поумнее. Но он возомнил, что, если у него деньги, значит, все принадлежит ему. Даже мой «Властелин». Ах, как просчитался!

Лицо маньяка–изобретателя скривилось в зловещей ухмылке.

— Значит, это вы Князя… — запинаясь, начала Жанна.

— Не совсем, — перебил глава кабельного канала. — Князь должен был умереть на стройке, но совсем по–другому. Насмешка судьбы, понимаете ли. Кому от чего суждено, тот от того и умрет. Наступил по дороге не в ту лужу.

Маньяк вновь оглушительно расхохотался.

Мне не давала покоя старуха в черном, и я спросил про нее. Геннадий Прохорович враз помрачнел.

— Я думал, она только мне является. Вообще–то старуха — это побочный фантом. Уж–жасно мешает!

Он брезгливо поморщился.

— Что еще за побочный фантом? — разом выдохнули мы с Максом.

— Побочный продукт действия генератора, — скорбно покачал всклокоченной головой Геннадий Прохорович. — Чтобы вам было понятней, так сказать, оборотная сторона медали. Я замучился с этим побочным фантомом. — В голосе маньяка возникли плаксивые интонации. Теперь он словно нам жаловался. — Если генератор выдает нужную мне энергию, сразу же возникает побочный фантом. И чем сильнее я оказываю воздействие на объект, тем больше материализуется побочный фантом.

— Значит, — снова заговорил Макси–Кот, — ваш «Властелин» генерирует не только действие, но и противодействие?

— Увы! — воскликнул изобретатель. — Из–за этого мой эксперимент уже несколько раз был на грани краха. Но ничего! Я уже почти справился! Еще немного — и держись, старуха! — Он исторг злорадный смешок. — А сюда ей никак не добраться. Слишком сильное поле защиты.

Я вдруг заметил, как над головой Геннадия Прохоровича закружился рой черных мошек. Их становилось все больше и больше, и я почему–то не мог отвести глаз от этого странного зрелища. Рой уплотнялся. Наконец насекомые сбились в сплошной черный шар, а тот мгновенье спустя обрел очертание старухи. Лицо ее, изборожденное глубокими морщинами, было исполнено ярости. Положив длинную костлявую руку на плечо маньяка–изобретателя, она, изогнувшись змеей, посмотрела ему в глаза.

Геннадий Прохорович взревел, как подстреленный тигр, но вопль почти тут же оборвался. Старуха вмиг снова распалась на рой черных мошек, которые сплошным покрывалом облепили маньяка–изобретателя. Казалось, теперь он спеленут в большой погребальный кокон. Из кокона высунулось лицо старухи. Она смотрела прямо на нас:

— Спасибо.

— За что? — хором воскликнули мы.

— Три чистые души, — неожиданно ласковым голосом отозвалась она. — Только своими силами я бы не справилась.

Лицо ее исчезло. Кокон начал вращаться вокруг собственной оси и наконец превратился в черный смерч. Большой экран погас. За ним поочередно начали гаснуть маленькие. Дверь со стуком распахнулась. И откуда–то сверху послышался голое старухи:

— Бегите! Бегите отсюда без оглядки!

Сколько мы потом ни пытались вспомнить, что произошло дальше, ничего не получалось. Мы очнулись возле ворот кладбища. Макс стоял и таращился на свои часы, а мы с Жанной бережно поддерживали его под руки, и нас троих одолевала такая усталость, будто пришлось двое суток без перерыва бродить среди надгробий и склепов.

Подняв глаза, Макс окинул меня недоуменным взглядом, затем снова воззрился на циферблат.

— Ребята, это только мне все показалось? — спросил он.

— Если ты имеешь в виду Геннадия Прохоровича, его телестудию и старуху, то мы все это видели, — поторопился заверить я.

— Тогда я вообще ни во что не врубаюсь, — ошалело потряс головой Макси–Кот. — Понимаете, если верить моим часам, то прошла всего минута с того момента, когда мы увидели на аллее старуху.

— Будильник! — вспомнилось мне.

Я кинулся в кусты. Будильник был в полном порядке. Секундная стрелка бодро шагала по кругу. И он показывал ровно то же время, что и наручные часы Макси–Кота.

— Знаете, я больше не могу, — устало произнесла Жанна. — Пошли домой.

Вернувшись в квартиру, мы с Макси–Котом обнаружили моих предков совсем не у телевизора. Он вообще был выключен. А мать и отец в четыре руки вынимали из коробок и расставляли вещи.

— А–а, пришли, — улыбнулся нам отец. А мать спросила:

— Что–то вы совсем мало гуляли?

— Да там дождь, — нашелся я.

— Дождь? — с изумлением переспросил отец. Я поглядел на окно. На улице ярко сияло солнце.

— Он шутит, — вывел меня из затруднительной ситуации Макси–Кот. — Мы сейчас чуть–чуть посидим — и снова на улицу. Просто Жанке нужно было домой забежать.

— У них очень пес симпатичный, — сказала вдруг мама.

Я ушам своим не поверил. Только перемигнулся украдкой с Макси–Котом. Он понял меня и едва заметно кивнул. Кажется, жизнь, наконец, входила в прежнее русло.

— А хотите, мы вам разбираться поможем? — предложил Макс.

— Отдыхайте. Сами справимся, — отверг нашу помощь отец. — Кстати, Федор, — с гордостью добавил он, — я, наконец, связался с нужной фирмой. Завтра придут стеклить лоджию.

Ночью нас с Макси–Котом разбудили крики с улицы. Мы выглянули в окно: церковь была объята пламенем и пылала как факел.

— Наверное, и пристройка горит, — предположил Макси–Кот.

Я вообще не понимал, чему там гореть с такой силой. И церковь и дом при ней были выстроены из кирпича и камня.

— Ну и старуха, — очень тихо добавил Макс.

— Думаешь, это она? — продолжал я смотреть на высокие языки пламени.

— Уверен, — кивнул мой друг…

Местная газета «Серебряные пруды» придерживалась совершенно иной версии. В номере, вышедшем через два дня после пожара, сообщалось, что всему виной — неосторожность рабочих, производивших реставрацию церкви и ремонт прилегающей к ней постройки. Как писал репортер, в результате пожара сгорели «дорогостоящие лакокрасочные и строительные материалы».