Два цвета радуги (с илл.) - Кичигин Сергей Александрович (читать книги онлайн полностью txt) 📗

— Жадность, наверное. Это все-таки очень нехорошее качество. Сколько там букв? Семь? Нет, не подходит.

— Ты не права, Натка. Здесь другое! Я прочту еще раз вот с этого места: и «…если он решится кому-то помочь, то только в надежде на награду, на ответную услугу… Он способен на все…» Вот! А такой человек — не жадный, а корыстный. Смотри… Подходит слово корысть.

— Я думаю, что Ростик в данном случае прав, — подтвердил кузнец Джо, и все с ним согласились.

— Осталось совсем мало! Слово шестое.

— Зря торопишься, Ростька, — Наташей овладел какой-то суеверный страх. — Сам знаешь, что бывают и совпадения: пишешь одно слово, по количеству букв оно подходит, а задумано было совсем другое.

— Не бойся, девочка. Мы на верном пути. Мы не гадали, а отвечали по самой сути, — попытался успокоить разволновавшихся ребят кузнец.

— Голова идет кругом от такой вычурной речи! Как хорошо, что в наше время люди говорят и пишут проще и понятней. Поди разберись в этих «достойных и недостойных движениях души»… — ворчала Наташа.

— А по-моему, все ясно, хотя изложено, конечно, замысловато. Юношу погубила зависть. Мерзкое это чувство, ребята! Завистливый человек становится злым, подозрительным. Он во всем ищет подвох, белое делает черным и радуется чужому горю. Ну как, подходит?

— Да, дядюшка Джо. — Казалось, Ростик боялся спугнуть удачу. — Осталось последнее слово! Читаю:

— Ребята! Мне кажется, что это слово — грамотность! Ведь благодаря ей вы смогли узнать, что написано в конвертах, — воскликнул Том.

— Похоже, что так, — согласилась Наташа.

— Должен вас огорчить. Слово грамотность не подходит. Да и почему именно грамотность? Нам помогли и находчивость, и сообразительность, и…

— Помощь друзей, — добавила Наташа. — Впрочем, одной сообразительности мало, чтобы прочесть книгу.

— Тогда внимательность, — начал гадать Том.

— Тоже не годится…

— Я ничего не могу придумать, — огорчилась Мэри.

Желанная победа не приходила. Ребята приуныли.

— Друзья мои, не стоит огорчаться, — вступил в разговор дядюшка Джо. — Давайте спокойно разберемся. Как ты, Ростик, сказал в самом начале? Грамотность? Так вот. Может быть, есть, как его, сын… ну, одним словом, что-то похожее по смыслу.

— Другое слово? Синоним?

— Вот, вот! Синоним. Книга давно лежит и дупле. И пишет автор странным языком, как вы заметили. Может, он и слово какое старинное задумал? Поищите его, ребята.

— А что, дядюшка Джо, кажется, прав. Посмотрим: грамотность, образованность, начитанность…

— Погоди! Как ты, Мэри, называла нас?… Учеными ребятами? Может, это ученость?

— Давай проверим. Точно! Вот оно, заветное слово. Ученость! Молодец, Мэри! Молодец, Натка! Все мы молодцы!

И ребята заплясали, запрыгали по поляне в порыве бурной радости.

Только Ростик вертел почему-то листок с заданием и просил минуту внимания.

— Тут еще что-то написано. Да тише вы! Читаю:

— Дай посмотреть! — Наташе тоже не терпелось найти заветное слово. Старинный кроссворд выглядел теперь так:

— Если я правильно поняла, то нужно искать слово по вертикали. У всех слов общие только два столбика. Вот, пожалуйста. Слово начинается с буквы о! Читаю: открыто. Открыто!

И ребята громко подхватили:

— Открыто! Открыто!

Тут в волшебном замке? что-то щелкнуло, заиграла нежная старинная мелодия, и книга сама открылась.

— Друзья мои, это победа! Ура Ростику и Наташе! — радостно воскликнул кузнец.

— Да здравствует дружба! — подхватили ребята.

Но вот первая радость улеглась. Предстояло не менее сложное занятие: прочесть записи далекого друга, таким несколько странным образом позаботившегося, чтобы его послание сохранилось в тайне и попало в надежные руки.

Ростик понимал цену каждой секунды. Время было дорого.

Глава XXIII

Почерк был мелким, но очень аккуратным и, к радости мальчика, разборчивым. Первые страницы плохо сохранились. Время сделало свое дело: края книги отсырели и при первом прикосновении отпадали плотными мягкими кусками. К счастью, текст почти не пострадал, и не составляло труда найти торопливые, но вполне понятные для ребят записи незнакомого автора.

— Я буду читать все подряд, даже если попадутся непонятные слова или что-то не смогу разобрать.

Мальчик начал читать медленно, но потом, привыкнув к почерку и странной манере письма, — быстрее:

«…он жизнь угасает. Я вдруг понял, что вместе со мной может умереть и тайна, которой я завладел совершенно случайно. Всевышнему было угодно распорядиться так, а не иначе — на то его высочайшая воля. Мне же остается возблагодарить его за оказанное доверие и покинуть этот мир, не запятнав совести нечестивым поступком. Совсем недавно я обнаружил, что в стране нашей, великой и некогда богатой, осталось всего несколько человек, помнящих о бедной нашей правительнице, о свободной жизни акиремцев во времена ее правления. Мой далекий друг! Я достиг того благословенного возраста, когда высокая мудрость уже коснулась моего чела, а силы физические еще не покинули бренного тела. Вчера я внезапно почувствовал приближение тяжелого недуга, страшного недуга, поражающего не плоть, но самое великое в человеке — разум его. Потому и тороплюсь доверить бумаге то, что завтра, быть может, ускользнет от меня навсегда.

У меня было много добрых друзей и хороших товарищей, с которыми я разделял радости земного бытия и пил нектар мудрых бесед. Будучи преподавателем естественной истории в университете столицы, я превыше всего ценил дух человеческий, устремленный в небо, жаждущий знаний и очищения от пороков. И вот я один… Друзей моих больше нет со мной. И это так странно! Ни один из них не умер естественным образом, в окружении родных и близких. Кто-то просто исчез, не оставив о себе никакого знака, а многие были поражены страшной болезнью, названия которой и происхождения никто не знает. Заболевшие ею переставали быть самими собой, они забывали о роде своем, о земле, вскормившей их, теряли память, не узнавали друзей, становились безразличными к происходящему в доме, квартале, стране. Из разумных существ они превращались в подобие земных тварей, заботящихся лишь о пропитании и теплом ночлеге. Как это страшно: видеть родное лицо, но слышать чужие, безразличные слова! И нельзя докричаться до уснувшей души несчастного! Как это страшно…