Люди крыш. Пройти по краю - Романова Любовь Валерьевна (чтение книг txt) 📗
— Причем здесь мой отец?!! — Женька вывернулась из директорской клешни и посмотрела в лицо Голубец.
— Был бы отец — лупил бы тебя как Сидорову козу! А мать только сопли вытирает! — Директриса заметно вспотела и никак не могла справиться с одышкой. — Отдайте ее вещи, — бросила она шедшим следом парням. — Пусть идет!
Горячев, гаденько улыбнувшись, швырнул Женьке под ноги рюкзак. Она, молча, подобрала его и, ни на кого не глядя, вышла из школы.
Глаза высохли. Плакать расхотелось.
Женька медленно брела через спортивную площадку и изводила себя вопросом «Почему?» Почему Стекольникова из трех десятков одноклассников достает именно ее? За то, что она ходит в испачканных краской штанах? Считает угги верхом уродства? Или до сих пор не обзавелась мобильником? А может, у Женьки на лбу написано «ЖЕРТВА», и всю оставшуюся жизнь она только и будет, что отбиваться от таких, как Стекольникова? Зачем вообще нужна такая жизнь?
Проходя мимо школьных ворот, Женька сообразила, что все еще сжимает в руке испорченный рисунок. Смотреть на него было больно. Как будто Алькины прихлебатели нашли ее тайное убежище и устроили в нем сортир. Туда не то что возвращаться — думать противно! Выбросить и забыть!
Она согнула лист пополам и засунула его в ближайшую урну. Развернулась, чтобы уйти, но ее остановил женский голос.
— Хороший скетч. Не жалко?
— А вам-то какое дело? — Странно, что незнакомка сказала именно «скетч», а не рисунок. Словно знала про граффити.
— Знакомый почерк, — улыбнулась она, разворачивая эскиз. И ведь не побрезговала из урны достать. — Хочешь, я назову твой тэг?
— Попробуйте! — во рту пересохло. Еще не хватало ко всем неприятностям прямо тут признаться в авторстве полусотни граффити по всему городу. Хотя не похоже, что ей это чем-то грозит. Незнакомка была настроена дружелюбно.
Женька попыталась определить ее возраст и не смогла. Наверное, потому, что она была очень красива. Высокая, стройная, одета в платье из черного шелка и узкий серый пиджак. Темные волосы стягивал гладкий узел, правильное лицо казалось отлитым из золотистого металла. На мгновение женщина повернула голову, и Женька подумала, что ее профиль похож на кошачий — прямой нос казался продолжением лба.
Багира. Настоящая пантера — сытая и блестящая. Наставница маленьких лягушат.
— Красивая идея. Такой рисунок за неделю облетит все форумы райтеров. И подпись «Мисс Тик» под ним будет хорошо смотреться.
— Как вы узнали?
— Это не так сложно, как тебе кажется. Кстати, давай познакомимся. Марта.
— Женя.
Марта незаметно увлекла ее со школьного двора, и теперь они не спеша, шли к Женькиному дому. Она внезапно поймала себя на необъяснимом чувстве родства с этой женщиной. Казалось, Марта слышит ее мысли. Надо только чуть-чуть сосредоточиться, и она тоже поймет, о чем думает новая знакомая. Даже захотелось шепнуть: «Мы с тобой одной крови — ты и я». Надо же, какие глупости лезут в голову!
— Знаешь, Женя, индейцы племени навахо рисовали сухими красками на песке. Первый порыв ветра, и картины нет…
— Это вы к чему?
— Они знали, что однажды созданное никуда не исчезает. Оно продолжает жить в их памяти.
— Никто не может разрушить придуманный тобой мир, испортив рисунок. Мир уже существует. Хочется тебе этого или нет. — Она протянула Женьке эскиз. — Теперь нужно показать его остальным, а то трансформаторная будка так и останется обычной трансформаторной будкой…
— Откуда вы…
— Это гораздо проще, чем тебе кажется.
Марта резко остановилась, подняла руку в знак прощания и нырнула в черную машину, припаркованную у тротуара. У Женьки аж дыхание перехватило. Она не разбиралась в марках автомобилей, но эта мерцающая черная капля не могла оставить равнодушной даже ее. Спортивное купе тихо заурчало и исчезло в зеленой дымке весенней листвы.
Женька постояла еще немного и направилась к своему подъезду. Как ни странно, после разговора с Мартой саднящее чувство в груди исчезло. Яд потерял свою силу.
ГЛАВА 2
В ванной капала вода. Она капала, сколько Женька себя помнила. В их доме никогда не было мужчины, чтобы починить текущий кран, а нанимать специально обученных людей мама не хотела. Денег и так в обрез. Поэтому в двухкомнатной квартире с тонкими перегородками всегда жил звук ударов водяных шариков о желтоватую эмаль ванны.
После встречи с Мартой Женьку наполняла странная легкость. Ожидание чего-то необыкновенного. Она открыла кран и сунула руки под холодную струю. Горячей воды днем, как всегда, не было.
Кусок мыла лениво закрутился в ладонях — с рук побежал серый поток смытой грязи, и Женька случайно скользнула взглядом по зеркалу над раковиной.
Только край ванны не дал ей грохнуться на пол. Из-за стекла на нее смотрела звериная морда. Серая. С блюдцами желтых глаз и белыми кустиками бровей.
Это продолжалось всего полсекунды. Может, даже четверть. Женька моргнула, и морда исчезла. Вместо нее в зеркале вновь отразилась бледная девочка-подросток с острым подбородком.
Она подождала, пока сердце чуть сбавит темп, глубоко вздохнула и вышла из ванной. В коридоре ее ждала мама. Поджатые губы и покрасневший нос не оставляли сомнений — ей уже позвонили из школы.
— Женя, зачем ты это сделала? — всхлипнула она, снимая очки.
Знакомство с Мартой волшебным образом вытеснило из Женькиной головы мысли о предстоящем разговоре с матерью. Ничего хорошего от него ждать не приходилось. Мама до истерик не любила ходить в школу. Она и на родительские собрания-то шла через силу — все равно дочь будут только ругать. А уж если ее вызывала к себе учительница, и тем более директор, то причитаниям не было конца. К тому же, в последнее время такое случалось все чаще и чаще.
— Я ничего не делала! — Женька скрестила на груди руки и уставилась в пол.
— Ну, сколько можно! Я день и ночь работаю! Сижу, вычитываю тексты, порчу глаза, и все ради чего? Ради того, чтобы мне из школы звонили? Рассказывали, что у меня дочь рецидивистка?
— Мама, ты слышишь меня? ЭТО НЕ Я!
— А кто? Опять Альбина? Я же говорила тебе — не лезь на рожон! Не ссорься с этой девочкой. Ты знаешь, кто у нее отец? Подружись с ней. Дружат же остальные.
— Остальные ей задницу лижут! — Женькино терпение таяло быстрее, чем комок снега на раскаленной плите.
— Что ты такое говоришь! Как грубо! — всплеснула руками мать. — Тебе нужно быть хитрее, научиться подстраиваться под них! Посмотри на себя — в чем ты ходишь! На мальчишку похожа! Поэтому с тобой никто и не общается.
Сколько раз Женька слышала эти слова! Она даже считать перестала. Ее мать больше всего на свете боялась оказаться в центре внимания. Высунуться. Опозориться. Всю свою жизнь она вела политику невмешательства. Если Женьке приходило в голову пожаловаться, что над ней издеваются в классе — засовывают в унитаз тетрадки и ставят подножки, — то в ответ она слышала: «А ты отойди! Не становись с ними на один уровень! Мы же интеллигентные люди!»
Да, Женькина мама — Елена Александровна Смородина — была очень интеллигентным человеком. Наверное, поэтому она так никогда и не вышла замуж. Целыми днями, а иногда и ночами, Елена Александровна вычитывала статьи в научных журналах. Она работала корректором. Из дому выходила только для того, чтобы взять в редакции распечатки новых текстов и отвезти уже исправленные.
Женька никогда не видела ее накрашенной. Из одежды она предпочитала мешковатую серую кофту и вельветовые штаны, повидавшие в своей длинной жизни больше, чем великий путешественник Васко да Гама.
— Лучше на себя посмотри! — огрызнулась Женька. — Ты-то на кого похожа!
— Что? Что ты сказала? — Подбородок матери задрожал, а вместе с ним жиденький хвостик на затылке, перетянутый детской резинкой.
