Год тысяча шестьсот… - Михеев Михаил Петрович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Святой отец не сможет вас принять, — заявил брат Мишель. — Святой отец тяжело болен.
Он говорил по-английски, и Ника невольно добром помянула захватчиков-англичан — хотя они этого и не заслуживали, — которые, заняв Ямайку, приучили жителей к английскому языку. Заговори брат Мишель по-испански, поручение капитана Кихоса выполнить оказалось бы потруднее.
Ника выжидающе промолчала.
— У вас важное дело к святому отцу? — настойчиво допытывался брат Мишель.
Ника не настолько владела разговорным английским, чтобы позволить себе какие-то хитрые дипломатические ходы, поэтому — употребляя картежный термин — пошла сразу с козырного туза:
— У меня к нему письмо.
Галечка завертелась во рту, застучала о зубы, — получилось достаточно невнятно, даже слишком. В маленьких глазках брата Мишеля блеснуло удивление, только Ника не могла понять, что явилось тому причиной — или ее произношение, или известие о письме. Он тут же протянул руку.
— Я могу его передать.
Письмо все еще находилось у Дубка за рубашкой, она не сообразила загодя его взять, а делать это при брате Мишеле сочла неудобным. Да и не нравился ей этот шустрый монашек.
— Мне приказано передать его лично.
— Кем приказано? — попробовал поинтересоваться брат Мишель.
Это был уже грубый ход, Ника только пожала плечами, дав понять брату Мишелю, что тот допускает неуместное любопытство. И он намек, видимо, понял. Но и желания увидеть письмо у него не убавилось. Он даже оглянулся на церковный придел, как бы собираясь пригласить кого-то — не один же он был в церковной обители. Но рядом с ним стоял Дубок, выпустив поверх кафтана рукоятки пистолетов.
И брат Мишель сдался.
— Хорошо, — сказал он. — Следуйте, сударь, за мной.
Он выразительно посмотрел на рукоятку ее шпаги:
«В храм божий не принято входить с оружием!» Но она только упрямо прижала шпагу локтем к бедру. Брат Мишель нерешительно помешкал, однако сдержанно кивнул и пошел вперед.
Ника тихо сказала Дубку:
— Давай письмо. Побыстрее…
— Вы там поостерегитесь, боярышня, — заторопился Дубок. — Знаю я энтих монахов. Бог-то у них богом, но и петлю они горазды накидывать. Вон у него рожа, как у кота… Возьмите у меня одну пистолю, на худой-то случай.
— Обойдусь. Стань вон там, за кустиками, чтобы не видел кто. И жди.
Брат Мишель направился не к главному входу, а открыл маленькую дверку в боковом приделе. Вошел, нагнувшись и не оглядываясь на Нику.
«Вот где входящего удобно стукнуть по затылку» — невольно подумала Ника и осторожно проскользнула следом.
Низкий каменный коридор скупо освещался окошком, проделанным где-то возле потолка и забранным решеткой.
Каблуки туфель Ники звонко застучали по каменным плитам пола, брат Мишель в своих кожаных плетеных сандалиях двигался бесшумно, как мышь. Он остановился перед деревянной сводчатой дверью, постучал и, не дожидаясь ответа, толкнул дверь, вошел первым и жестом пригласил Нику.
4
Небольшая комната с высоким потолком походила на колодец. Узкое стрельчатое окно закрывала железная узорная решетка, стекол не было, в комнате приятно пахло апельсинами, очевидно, этот запах проникал в келью из сада, который начинался сразу за окном.
Справа у стены стояла деревянная кровать с потемневшими от времени резными спинками. Возле нее на табурете, обтянутом кожей, сидел юноша, на коленях он держал толстую раскрытую книгу размером с журнал «Огонек». Очевидно, он читал вслух перед их приходом и сейчас прижал пальцем место, где остановился.
В кровати лежал седенький старичок, в голубой рубахе, по грудь закрытый грубым шерстяным одеялом: руки его — худые, белые до голубизны были бессильно вытянуты вдоль сухонького, почти неощутимого под одеялом тела.
— Простите, святой отец, — почтительно склонил голову брат Мишель, но к вам пришли.
Голова отца Себастьяна была приподнята подушками, он взглянул на Нику пронзительными черными глазами. Ника не ожидала, что у немощного старика могут быть такие по-юношески черные глаза. Взгляд его был выразителен и суров — в неподвижном, парализованном теле все еще обитала властная волевая душа.
— Вам принесли письмо.
Брат Мишель мягко скользнул в сторону. Он явно собирался дождаться появления письма, и Ника уже потянула было письмо из-за отворота камзола. Отец Себастьян опередил ее.
— Брат Мишель! — позвал он. Голос его был тих, но внятен и строг.
— Да, святой отец.
— Вы наш новый церковный эконом, прибыли сюда с рекомендацией капеллана королевы Марианны, чтобы помочь нашей обнищавшей обители, которая осталась без средств и без слуг. Деньги, выделенные капелланом, все пошли на уплату рабочим в винограднике. У нас кончились запасы меда, воска и вина.
— Я знаю, святой отец.
— В то же время викарий церкви Святой Екатерины еще с прошлого года должен нам более ста гиней.
— Сто пятнадцать, святой отец.
— Сейчас же отправляйтесь в приход святой Екатерины и получите все, что они могут заплатить. И торопитесь. Не сегодня-завтра викарий уезжает на Тортугу. Если упустите его, я пошлю вас занимать деньги в «Веселый Дом» Джона Литтона. Вы нерасторопны, брат Мишель, и я не доволен вами. Ступайте. Сеньора с письмом я выслушаю без вас.
Когда Ника услышала имя королевы Марианны, то догадалась, что брат Мишель появился в этой заброшенной обители на краю света не просто так. Видимо, кто-то успел заглянуть в карты, которые держал в руках герцог Оропеса, начиная опасную игру. Брат Мишель свою роль играл мастерски. Он был так расстроен, просто уничтожен суровым выговором. Не оправдываясь, молча, с поклоном выбрался из кельи и осторожно прикрыл за собой дверь. Слишком осторожно и неплотно, и Ника тут же заподозрила, что он все-таки остановился там, за дверями, чтобы подслушать разговор.
Но, видимо, отец Себастьян подумал то же самое.
— Анжелико, сын мой, — обратился он к юноше, — положи книгу и оставь нас одних, но не совсем уходи, ты мне можешь понадобиться.
Когда юноша открыл дверь, там мелькнула черная тень, видимо, это брат Мишель метнулся по коридору, сандалии его зашуршали по каменным плитам. Ника опять взялась было за письмо, и отец Себастьян опять опередил ее:
— Закройте дверь на засов.
Ника послушно задвинула тяжелую кованую щеколду.
Пронзительный взгляд отца Себастьяна скользнул по ее лицу, по ее одежде, и она поняла, что мудрый старец без труда разгадал весь ее нехитрый маскарад. Однако он ничего не сказал, и она так и не знала, как он к этому отнесся.
— А теперь покажите письмо.
Она достала конверт. Отец Себастьян не мог поднять руки, чтобы его принять, и она стояла с письмом, не зная, что ей с ним делать и куда его положить.
— Там написан адрес?
— Нет, только печать.
— Говорите тише. И что это у вас во рту?
Ника смутилась. Совсем забыла про галечку, которая, видимо, была уже не нужна, и постаралась незаметно выплюнуть ее в ладонь, ожидая, что ее спросят, зачем все это ей понадобилось. Но отец Себастьян не стал тратить слова на ненужное любопытство.
— Что изображено на печати? Ника взглянула.
— Все тот же святой Себастьян.
И уже сказав, сообразила, что ее ответ прозвучал непочтительно в адрес святого мученика, и отец Себастьян, конечно, заметил это.
— Тот же… — повторил он. — А сколько в нем стрел? Ника внимательнее пригляделась к печати. Она вспомнила, на церковном барельефе над входом в груди святого торчало две стрелы.
— Здесь — три.
Отец Себастьян опустил веки, тонкие, как высохшие лепестки. Или его утомил разговор, или взволновало сообщение о лишней стреле — что-нибудь оно да означало, Ника это уже поняла. Она стояла с письмом в руке и ждала. Из сада в келью залетел здоровенный шмель, сделал круг над ее головой, она отмахнулась от него конвертом, и шмель выбрался через окно обратно. По стене неторопливо полз толстый мохнатый паук с красивыми золотистыми пятнышками на спине. Как мышей, так и пауков она тоже недолюбливала. И вообще…
