Черный свет (др.изд.) - Мелентьев Виталий Григорьевич (мир бесплатных книг TXT) 📗
– Положение у нас такое – силы тяготения так и не увиденной нами кварковой звезды явно ослабели. Но нас все еще несет как бы вихрь выбрасываемых ею частиц. Мы как лодка в море – куда ее гонит ветер, туда она и плывет. А вот эта вибрация корабля – провалы в волновой системе необыкновенного галактического ветра. Я думаю, что нас может нести довольно долго – сила кварковых излучений все еще огромна. Попробуем затормозиться фотонной бомбой-ускорителем.
Вначале я только кивнул. Мне не следовало объяснять, что для этого требовалось взорвать» ее не позади корабля, как это мы делали обычно, а впереди него. Это решение казалось примитивно простым, но… если бы я знал, как его выполнить.
Я задумался. Во-первых, у нас не было приспособлений для выстреливания бомб-ускорителей вперед, по курсу корабля. А во-вторых, фотоны-то движутся с меньшей скоростью, чем двигался корабль. Следовательно, если бы даже мы придумали и установили такое приспособление, фотонная бомба в конечном счете разорвалась бы в самом корабле – она была бы загнана туда скоростью.
– Не понимаю, – решился произнести я, – как это мы можем затормозиться именно ускорителями?
– Вначале не понимал и я, но ты подумай. Когда мы выстрелим бомбу-ускоритель, на какую-то долю мгновения позади нас образуется как бы плотина из фотонов. О них ударится галактический ветер кварковых частиц, и корабль как бы прикроется этой плотинкой. А так как он движется только под влиянием галактического ветра, то на это мгновение позади него создастся пустота, энергетический вакуум. А с боков и впереди неминуемо образуются вихри – природа не терпит пустоты. Все эти вихри, обрушиваясь на наш корабль, будут тормозить его.
– Сколько же потребуется создать таких…фотонных плотинок?
– Если считать, что мы уже находимся где-то перед световым барьером, то, думается, немного. Расчеты показывают – три-четыре. Приготовь на всякий случай шесть. И вот что, давай наденем предохранительные скафандры и приготовим вакуумные подушки-тормоза. Мне больше не хочется биться седой головой об уплотненную обшивку. Это не слишком приятно.
Я выполнил приказ, подготовил огромные эластичные подушки и прикрыл ими стены рубки, а потом уж сам, без приказа, привел в полную боевую готовность все средства связи и поставил ее на автоматическое повторение. Теперь сколько бы ни летел корабль, пока на нем будет хоть капля энергии, он беспрерывно будет излучать в космос отчет о наших путешествиях, нашу научную информацию и самое главное – предупреждение о коварной сущности Черного мешка, о том, какую опасность он представляет для окружающих галактик, в том числе и для нашей.
– Ну что ж, начнем! – сказал командир.
Не без опаски я нажал кнопку.
Корабль тряхнуло, гул прокатился по всем отсекам, и черный свет за смотровыми линзами резко сгустился.
Оор крикнул:
– Рви вторую!
Все повторилось, хотя на этот раз корабль тряхнуло еще сильнее, и встряска уже не прекращалась – по-видимому, мы находились у самого порога светового барьера, и командир уже молча махнул мне рукой: «Рви дальше».
Мы очнулись в тишине. За смотровыми линзами расстилался привычный и такой милый фиолетово-черно-зеленоватый мрак обыкновенного космоса, кое-где прочерченный черными языками вихрей – это было последнее дыхание Черного мешка. Необыкновенно тепло светились неизвестные планеты, и где-то совсем недалеко багрово и недобро сверкала огромная, как будто вспухшая звезда.
Едва увидев эту недобрую соседку, которая могла притянуть корабль к себе, командир ползком подобрался к пульту управления и включил двигатели. Звезда поползла куда-то вправо.
Я, естественно, прежде всего бросился к автоматам связи и убедился, что они работают четко, и по количеству передач, засеченных счетчиками, установил, что мы были без сознания несколько часов. Теперь я мог помочь командиру, который взялся за ориентацию корабля.
– Попробуй перейди на прием, – сказал он.
Я не удивился приказу Оора, меня лишь слегка насторожил его тон – отрывистый, тревожный, почти грубый.
Но когда я включил системы на прием и сразу же поймал сигналы разумной связи и, что самое главное, понял их, я ужаснулся, как, вероятно, ужаснулся и командир.
Это был наш язык.
Наш и не наш. В нем как будто присутствовали все те слова, которыми я говорю сейчас с вами, но в то же время все они были иными – все они стали длиннее. Изменилась и сама интонация речи. И, что самое удивительное, резко изменилось к лучшему по устойчивости и звучанию само качество передачи.
Но не это оказалось главным. Самым удивительным явилось то, что передавалось предупреждение о Черном мешке.
«Всем космическим кораблям, всем цивилизациям! Предупреждаем, что взрыв ядра Черного мешка, а возможно, и всей системы, по нашим расчетам, приближается. Черный мешок на пределе…»
Они передавали то, ради чего мы рисковали собой.
Первые минуты мы испытывали не столько недоумение, сколько горечь разочарования и в то же время радость от свершившегося чуда – значит, они знают!
– Послушай, малыш, по-видимому, они поймали наши первые сигналы, которые мы давали на входе в Черный мешок, – растроганно сказал командир, но тут же задумался.
Я молчал – в конце концов, не так уж важно, каким образом и когда они узнали о грозящей опасности, и не важно от кого… Важно, что узнали. Но горечь все-таки оставалась – обидно, что они не узнали наших последних данных, наших сегодняшних передач…
И тут меня словно осенило – я вдруг почувствовал, что наши люди, наша Галактика получили извещение о Черном мешке давно, очень давно. Ведь сама связь показывает, что наша цивилизация находится на какой-то иной, незнакомой ступени развития. Когда и как это произошло? Сколько прошло времени? Для нас – несколько месяцев. А для них?
– Послушай, малыш, парадокс времени на сверхсветовых скоростях, кажется, сыграл с нами плохую шутку.
– Да.
– Похоже, что нас-уже давно не ждут и считают, что мы давным-давно обратились в ничто – столько времени прошло там, на нашей планете, пока мы сражались со световыми барьерами.
– Кажется, да…
Мы долго молчали, понимая, что, оставшись живыми и невредимыми, мы, в сущности, стали мертвецами для всей нашей цивилизации. Там уже нет людей, которые бы нас ждали, которые бы думали о нас.
И только сознание, что мы все-таки живы, как-то успокаивало – в конце концов, мы честно выполнили свой долг, и не наша вина, что время и скорость сыграли с нами такую злую шутку. Но когда мы вернемся домой, мы все-таки сделаем доброе дело для наших людей – потомков наших родных и близких: они узнают о путешествии на сверхсветовых скоростях, они получат наши расчеты, и для них откроются другие галактики и другие Черные мешки.
– Я вот о чем думаю, малыш, – задумчиво произнес командир. – Когда-то на уроках истории я изучал происхождение нашего языка. Ученые установили, что развитие языка шло от отрывистости к плавности, музыкальности и от длинных слов к усеченным, более коротким. Тебе не кажется, что в связи с этим…
Оор умолк и испытующе посмотрел на меня. Мы долго вглядывались в глаза друг другу, и я как-то сразу уловил ход рассуждений командира.
– Вы думаете?..
– Да, боюсь, что это именно так. Световой парадокс времени как бы движет время, а сверхсветовой, возможно, задерживает. Ведь язык, на котором нам сообщили о Черном мешке, как раз такой, какой был еще до того, как мы улетели в экспедицию.
– Не может быть! – запротестовал я. – А новые приемы связи?
– Кажется, они стары, малыш. Может быть, это всего лишь обыкновенная связь. Но, усиленная потоками кварковых обломков, она звучит громче и чаще. Это возможный вариант, а, малыш?
Конечно, все это могло быть – ведь чего не бывает в глубинах Вселенной!
– Но послушайте, Оор, откуда в то время они могли знать о Черном мешке?
– Если знал я, знали и другие. Вспомни, что он отмечен во всех космонавигаторских картах. И если нам не разрешалось приближаться к – нему, то как раз потому, что и ученые прошлого боялись взрыва неведомого небесного тела. Оно не взрывалось, прогнозы ученых не оправдывались. Вполне понятно, что такие прогнозы попросту забывались. И разве не может быть так – мы наткнулись на заблудившуюся в космосе радиоволну. На ту волну, которая была подана задолго до нашего рождения. Ведь она летит всего лишь со скоростью света. А мы мчались во много раз быстрей. Вот чего я боюсь. Потому что если это так, то наши с тобой сигналы могут быть не приняты. А если они и приняты, то не расшифрованы. Ведь если мы перескочили во временной парадокс с отрицательным знаком, с минусом, и мчались назад, на нашей планете еще не могут принимать те сигналы, которые ты им передал. Но допустим, – сказал он, останавливая меня жестом, – допустим, что они приняли эти сигналы и даже расшифровали их – уже в те далекие времена у наших ученых были хорошие головы. Что произойдет тогда?