Отчаянный и непобедимый Ренегат Икс - Кэмпбелл Челси М. (читать книги полные TXT) 📗
Напротив сидит Амалия, заправляясь, по обыкновению, внушительной порцией хлопьев с молоком. Говоря «с молоком», я делаю очень большое допущение, потому что она ест хлопья практически сухими, объясняя это тем, что от молока толстеют. Видимо, масло, которое она вчера обильно намазывала на хлеб за ужином, не в счет. По моим приблизительным подсчетам, на каждую булочку, съеденную Амалией, приходилось порядка полуфунта масла, поэтому рассуждения о калорийности молока за завтраком, по меньшей мере, смешны.
Очищая апельсин, Гордон слишком сильно надавливает пальцем на корку, и струйка сока, вырвавшись из кожуры, попадает прямиком в меня. Комната наполняется резким запахом цитрусовых.
— Амалия сказала, что ты ждал этого с нетерпением.
В животе начинается столпотворение. Такое впечатление, что кто-то завязал мои кишки узлом. Больно ужасно. Я принужденно смеюсь.
— Ох уж эта Амалия, — говорю я Гордону, наградив сестру злобным взглядом, — любит она пошутить.
Амалия усмехается так же натужно, как и я.
Гордон ерошит мои волосы рукой, испачканной липким апельсиновым соком.
— Помню, как я был взволнован после первого полета. Я тогда, кстати, даже был моложе тебя. Целую неделю не мог уснуть после этого, а может, и больше.
Все это идет вразрез с нашим планом. Амалия должна была подсунуть отцу сфабрикованную мной статью, в которой написано, что у людей с буквой «X» на пальце сверхспособностей не бывает. Я так старался, что даже снабдил ее результатами лабораторных исследований с графиками, таблицами и прочим, убедительно демонстрирующими, как смешение вирусов «Г» и «З» влияет на жертву… ну, ладно, на пациента, лишая его сверхспособностей.
Я потратил на эту статью несколько часов и даже пробрался тайком в школьный компьютерный класс, чтобы, загнав текст в графический редактор, придать ему вид копии, снятой с реальной газетной статьи.
Амалия должна была сказать Гордону об интересной статье, «случайно» попавшей к ней в руки. Согласно нашему плану, нужно было положить статью в такое место, где она обязательно попалась бы Гордону на глаза. Кроме того, Амалия должна была обсудить с ним содержание статьи и сказать, что она возражает против насильственных попыток обнаружить мои сверхспособности, так как это может пагубно отразиться на моем здоровье. Я мог бы дать Гордону почитать статью и сам, но в этом случае он бы никогда не поверил в то, что она настоящая. Нужно было, конечно, выбрать в помощники Алекса, а не Амалию, но он, к сожалению, еще слишком мал, чтобы читать научные статьи, не говоря уже о том, чтобы делать с них копии с целью поделиться информацией с другими.
Амалия, не стесняясь, набивает хлопьями жирные щеки, улыбаясь своим лживым, гнусным ртом. Чавкает, как свинья.
— Я тебе так завидую, — говорит она, не пытаясь на этот раз изобразить расстройство. Ничего себе. Она имеет наглость не только улыбаться мне, но еще и говорить с открытым ртом. Если приглядеться, можно даже заметить приставшие к зубам коричневые кусочки хлопьев. И что только парни в ней находят, если, конечно, находят?
— Послушай, Гордон, — говорю я, — у меня много этой, как ее… домашней работы.
Гордон смотрит на меня с гордостью, считая, видимо, что его положительное влияние наконец начинает приносить плоды.
— Я разрешаю тебе сделать уроки завтра.
— Не получится, — говорю я, поднимая глаза к потолку и складывая руки на груди. — Завтра нужно идти в церковь. На целый день.
На самом деле я лишь однажды зашел в церковь, да и то потому, что на улице с утра шел проливной дождь, а у меня сломался зонт и никак не хотел открываться. Внутри пахло каким-то старушечьим запахом, и любой звук, даже самый слабый, который я производил, отдавался под куполом громогласным эхом. Помню, все находившиеся там, как по команде, обернулись и странно посмотрели на меня, но это, наверное, потому, что я чуть было не сорвал службу, которая была в самом разгаре. Ну, вы знаете, мне почему-то пришло в голову, что будет весело, если попрыгать немного и покричать, что Господь испепеляет меня своим гневом.
Гордон, смеясь, хлопает меня по спине.
— Мы ходим только на утреннюю службу. После этого ты будешь абсолютно свободен.
О боже. Они и правда ходят в церковь? А теперь еще и меня потащат с собой?!
— Похоже, сегодня ты свободен, — замечает Амалия. Когда она говорит с открытым ртом, изо рта обратно в тарелку падают полупережеванные хлопья.
Открывается входная дверь, и входит перевозбужденный Алекс. Выбравшись из-за Хелен, он с победным видом подлетает к столу.
— Смотри, что у меня есть! — восклицает он, пританцовывая возле меня с «тещиным языком» в руках. Он с оглушительным свистом дует в него, и лента, развернувшись, попадает прямо мне в лицо. В руках у Алекса небольшой пластиковый пакет с изображением воздушных шариков. Он лезет в него и достает огромный желтый леденец.
— Это тебе, — говорит Алекс и, аккуратно положив конфету на стол, отправляется в свою комнату.
Леденец со вкусом лимона. Я смотрю на него, не притрагиваясь, так как мне уже кажется, что и завтракать-то сегодня не стоило.
— Ты бы пошел собрался, — говорит Гордон, отправляясь в другую комнату поздороваться с Хелен. — Нам сегодня нужно многое успеть.
Когда он оказывается вне пределов слышимости, я тычу в стол вытянутым пальцем в направлении Амалии.
— Мы же обо всем договорились. Ты же не хотела, чтобы я первым научился летать?
Амалия усмехается себе под нос. Я в этой семье фигура, прямо скажем, случайная; но никто, похоже, не замечает, что перед ними — живое воплощение зла и шутить со мной не стоит.
— Мы с тобой договаривались еще до того, как ты убил Голубого Кролика. Если ты так не хочешь летать, может, тебе просто сбежать? Это было бы хорошо для всех.
— Я не могу сбежать — моя мама договорилась с Гордоном. Скажи ему, чтобы отменил занятия!
Амалия пожимает плечами.
— Не могу. Ему так хочется научить тебя летать. А потом, может, нам повезет, и ты разобьешься.
Я чувствую слабость во всем теле. Не знаю, чем все это кончится, но у меня от страха трясутся поджилки.
— А что скажут твои подруги, если в понедельник за завтраком я покажу им твои трусы? Те, на которых написано «Я люблю Роберта Марча»?
Мне, кстати, даже не пришлось сфабриковать эту надпись — Амалия сама это написала, пририсовав на заднице большое красное сердце. Роберт Марч играет в школьном ансамбле на тубе, и играет очень плохо, надо сказать. К тому же он весь покрыт веснушками. За завтраком он всецело погружается в обмен бейсбольными карточками с такими же идиотами-приятелями. За столиком, где завтракают Амалия и ее подружки, до сих пор, кроме меня, нет ни одного мальчика, и там, где сидит Роберт, точно так же не хватает женского общества, хотя, может быть, разница в том, что над столиком Роберта и его друзей постоянно витает запах грязных носков, в которых вся компания ходит как в спортзал, так и в столовую.
Амалия розовеет до кончиков волос. Я слышал, как она рассказывала подружкам, что ей нравится тот же блондинчик-футболист, по которому большую часть времени вздыхают все остальные. Мне это известно, потому что Амалия обсуждает это по телефону с подругами часов, наверное, по десять каждый вечер.
Интересно, что они подумают, узнав, что втайне Амалия влюблена в этого веснушчатого Роберта.
— Ты этого не сделаешь, — говорит Амалия, взяв себя в руки и скорчив гримасу, свидетельствующую о том, что ей все известно наперед и неприятных неожиданностей, вроде той, которой ей угрожаю я, просто не может быть. Когда она корчит такую рожу, нос задирается так высоко, что можно заглянуть в ноздри, не нагибаясь. — Ты же теперь будешь сидеть со своей девушкой.
Она имеет в виду Сару, которая моей подружкой не является. Хотя мне, не скрою, понравилось, как она обняла меня там, во дворе школы. Я еще не успел забыть Кэт; к тому же причиной объятий не было признание моей мужской привлекательности. Если бы Сара знала, какой я на самом деле мерзкий тип, не думаю, что она стала бы столь горячо домогаться моей помощи.
