Струна и люстра (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
— Творческий конфликт, — сказала Любаша.
— Ага, «творческий»! Скандал на весь Инск… Мимо парень с камерой проходил, практикант с телестудии. Говорит: «Повторите, пожалуйста, эту сцену, я сниму сюжет для вечерних новостей. Сенсация для города» Они повторять не стали, но он все равно кое — что снял: картину недорисованную и фингал… Хорошо, что я узнала, позвонила Вите, а он в городскую управу… Теперь сидят. Еще и завтра будут сидеть…
«Командирша!» — подумал я. Даже с опаской. И шепотом спросил у Мая:
— А как это «домашний арест»?
— Ну, как. Скучают в доме, носу не высовывают. Пока она не выпустит…
— А кто караулит?
Он удивился:
— Зачем караулить, сами сидят. Раз виноваты…
Я подумал, что готов был бы все дни подряд сидеть под домашним арестом, если бы можно было остаться навсегда в городе Инске…
После обеда Грета увела Свету по каким-то делам, а меня Май спросил:
— Хочешь посмотреть альбом со старинными городами? Мне подарили недавно…
Я все хотел, если рядом с ним. Но вмешались Толь-Поли и заявили, что мы должны помочь им достроить индейскую хижину.
Глава 6
Мы построили хижину. В маленьком саду позади дома. Юные следопыты ни о чем не расспрашивали меня. И Май не расспрашивал. Рассказывал сам: про то, какие хижины и всякие другие жилища бывают у туземных племен в разных местах планеты.
— Май, откуда ты столько знаешь? — уважительно сказала Поля.
— Господи, да в Информатории можно выкопать все, что хочешь! Вот научу вас забираться в него, сами будете…
Я, чтобы не молчать все время, спросил:
— Май, а чем Информаторий отличается от Интернета? Или ничем? Я в этом вопросе ни бум-бум…
Май будто обрадовался:
— Очень даже отличается! Прин-ци-пи-ально! Интернет это сеть, которая создана и обслуживается людьми. А Информаторий… он, говорят, возник сам по себе. Даже ученые пока не разобрались полностью… Понимаешь, как бы сама Земля стала впитывать в себя информацию. Особенно в свои кристаллические массы. Наверно, чтобы всю память сохранить на будущие времена. И каждый человек может в эту память внести все, что хочет. Любые свои тайны…
— А потом эти тайны выудят другие! — вырвалось у меня.
— Никто не выудит, если не знает пароля…
— Есть эти… хакеры… которые взламывают любые пароли, — вспомнил я.
— Это в Интернете! А с Информаторием такое дело не проходит! Нужен пароль не на математическом, а на совсем другом уровне. На эмо-цио-нальном. Тут как бы надо влезть в чужой мозг и в душу. А для этого надо про такую душу что-то знать… Вот если узнаешь, тогда Информаторий может сделать выброс. Но такое было всего два раза в человеческой истории. Да и то с согласия самих, кого испытывали. Эксперимент…
«А может, поэтому они так выматывают меня про письмо?» — мелькнуло у меня. И сразу все мысли — назад, про спецшколу, про допросы, про ампулу. Про то, «что же будет дальше»? Я будто очнулся от счастливого сна. Чуть не завыл от отчаяния. Выпрямился и сипло от подкатившихся слез сказал:
— Мне, наверно, пора…
— Куда? — удивились все разом.
— Ну… Май, ты же знаешь… Меня, наверно, ищут.
— Пусть ищут, — небрежно сказал Май. — Это ведь им надо. А не тебе…
Не мог я все объяснить. Поэтому пробормотал:
— Все равно ведь найдут… и сгребут…
Прямо на меня, снизу вверх, взглянула маленькая Поля. Серьезно так удивилась:
— Кого это можно сгрести в городе Инске?
— Да! — сказал Толя.
А Май будто засмущался и спросил:
— Разве тебе у нас плохо?
«Ох, не побежало бы из глаз, — подумал я. И… кажется, все-таки побежало. Чуть-чуть. Я закусил губу и стал смотреть на свои босые ноги. Тогда Май сказал полушепотом:
— Грин, ты не спеши. Может, все получится, как надо… — И взглянул так же, как первый раз, там, на берегу. Мне опять захотелось «распахнуть дверцы». И я понял, что надо слушаться судьбу. Пусть все идет, как идет. Хуже, чем было, не станет все равно…
Толя обстоятельно разъяснил:
— Мы с Полиной будем ночевать в этой хижине. Все лето, для следопытской закалки. А ты, Грин, спи на моей кровати, в нашей с Маем каюте.
— Умница, — с облегчением сказал Май. И пальцем хлопнул Толю по носу: — Искатель шаров…
Через забор нас окликнула тетя Маруся:
— Индейцы! Папа так и не пришел, надо ему отнести обед!.. Иконостас — великое дело, но я не понимаю, зачем Богу надо, чтобы этим занимались на голодный желудок.
— Бог тут ни при чем, они сами, — возразил Май. — Они ходят в столовую «Три поросенка», она рядом.
— Знаю я этих… «поросенков». Только желудок портить, у отца и так гастрит…
— Я отнесу! — И Май глянул на меня: — Хочешь со мной! Посмотришь иконостас…
— Хочу! — Я хотел хоть куда, хоть зачем, лишь бы с ним или со Светой, или со «следопытами»! Лишь бы все шло, как идет!
— Только наденьте штаны и рубашки, — посоветовала тетя Маруся. — А то строгие бабушки в церкви заворчат: чего явились как на стадион.
— Да ничего не заворчат, я уже ходил так…
— Не спорь, — сказала тетя Маруся. — Сам храмы строишь, уважать должен…
Май дурашливо развел руками: мол, с этим не поспоришь. А я поежился, вспомнив казенный комбинезон. Май, однако, повел меня в дом и в комнатке с двумя деревянными кроватями растворил настенный шкаф. Кинул на кровать кучу одежды. Прыгнул в короткие, до колен, штаны (кажется, называются «бермуды» или «бриджи»), натянул вместо безрукавой майки серую футболку с отпечатанным на ней храмом. Многоэтажные песочного цвета башни храма были похожи на великанские сталактиты.
— Это храм Святого Семейства в Барселоне, архитектор Антонио Гауди, — объяснил Май, поглаживая грудь. И кивнул на койку: — Выбирай, что хочешь…
Я хотел быть, как он. И не спорил. Выбрал такие же, как у Мая штаны и похожую футболку, только не с храмом а с рыцарским замком. Май сказал, что это Шато де Реньи и вытащил из-под кровати плетеные сандалии.
— Примерь. Тут ремешки, можно регулировать…
Регулировать не пришлось, сандалии оказались впору. Мы с Маем вообще были одного размера, во всем. Поэтому и одежда оказалась, будто купленная для меня. Я посмотрел в зеркало на шкафу. Не удержался:
— Потом будет противно в свою робу влезать.
Май слегка удивился:
— Ну и не влезай. Это же теперь твое…
Он сказал это… ну совсем не так, как будто бы «вот тебе подарок», а словно поделился одним на двоих пирожком, разделил пополам. И хотя мне стало неловко, но еще «неловчее» было отказываться. Я только спросил:
— А мама… тетя Маруся, она не рассердится?
Май забавно так почесал в затылке.
— Она… наверно, рассердится. Если ты откажешься… Вот бейсболка. Хочешь?
Я хотел и бейсболку. И натянул ее на свои белобрысые вихры — синюю, с желтым солнышком и надписью «Iнскъ». Глянул опять в зеркало и понял, что совсем не похож на себя прежнего. Если даже (не дай Бог!) встретимся на улице с Мерцаловым, едва ли Ефрем Зотович узнает меня…
Мы вышли на просторную Матвеевскую улицу и сели в полупустой трамвай музейного вида. Он весело позванивал. Я увидел старичка-кондуктора в мундире с серебряными шнурами и сунул руку за деньгами (мерцаловскую сдачу я переложил из комбинезона в карман бриджей). Май понял меня.
— Не надо, Грин. Ребята здесь ездят бесплатно…
Мы проехали три перегона, вышли на остановке «Фонтан «Лебеди»» и от этого брызжущего фонтана (со вскинувшими крылья бронзовыми птицами) зашагали вверх по Луговскому проезду. Здесь опять цвела над заборами сирень. А желтые одуванчики расстилались вдоль тротуаров коврами. И, как малыши-детсадовцы, галдели в ветках воробьи. Неотвязная моя мысль «а что же будет дальше?» все больше съеживалась, пряталась где-то далеко позади нынешней радости. Мне было хорошо, и я наконец решил: «Не стану маяться раньше срока, пусть будет вот так славно хотя бы сегодня…»
