Сила шести - Лор Питтакус (бесплатные полные книги txt) 📗
Кто бы это ни был, он еще внутри.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
«Они здесь! — думаю я. — После стольких лет могадорцы наконец пришли!»
Я поворачиваюсь так быстро, что поскальзываюсь и падаю в снег. Я быстро ползу вниз по склону, мои ноги путаются в одеяле. К глазам подступают слезы. Сердце колотится. Мне удается встать, и я бегу со всех ног. Я даже не оборачиваюсь посмотреть, преследуют ли меня, и бегу по тому же снежному склону, по которому поднялась. Я двигаюсь так быстро, что почти не замечаю, когда ноги куда-то проваливаются. Деревья внизу начинают сливаться в одно пятно, как и облака надо мной. Я чувствую, как за плечами развевается мое одеяло, хлопая на ветру, словно накидка какого-нибудь супергероя. Один раз я оступаюсь и съезжаю, но тут же встаю и снова бегу, перепрыгиваю через верблюжий горб и, приземляясь, опять падаю. Наконец я пробегаю мимо берез и добираюсь до монастыря. Подъем к пещере занял двадцать пять минут, а спуск — меньше пяти. Как и способность дышать под водой, Наследие со сверхскоростью проявляется, когда я в нем нуждаюсь.
Я отвязываю с шеи одеяло, врываюсь в двойные двери и слышу гомон из столовой — идет обед. Я спешу вверх по винтовой лестнице и по узкому коридору, зная, что сегодня Аделине выпал воскресный выходной. Я вхожу в открытую спальню сестер. Аделина царственно восседает на одном из двух высоких черных кресел. На коленях у нее лежит Библия, которую она при виде меня закрывает.
— Почему ты не на обеде? — спрашивает она.
— Кажется, они здесь, — говорю я запыхавшимся голосом, мои руки сильно трясутся. Я наклоняюсь и упираюсь ими в колени.
— Кто?
— Ты знаешь кто! — кричу я. И сквозь сжатые зубы добавляю: — Могадорцы.
Она недоверчиво щурит глаза.
— Где?
— Я пошла в пещеру…
— В какую пещеру? — перебивает она.
— Да какая разница! Около нее были следы от ботинок, огромные следы…
— Постой, Марина. Следы ботинок у пещеры?
— Да, — говорю я.
Она ухмыляется, и я тут же понимаю: приходить к ней было ошибкой. Я должна была догадаться, что она мне не поверит. И вот теперь я стою перед ней, чувствуя себя глупой и уязвленной. Я выпрямляюсь. Я не знаю, куда мне девать руки.
— Я хочу знать, где мой Ларец, — говорю я не то чтобы очень уверенно, но и не робко.
— Какой Ларец?
— Ты знаешь какой!
— Почему ты думаешь, что я сохранила эту старую штуковину? — спокойно спрашивает она.
— Потому что, если бы не сохранила, то пошла бы против своего народа, — отвечаю я.
Она снова открывает Библию и делает вид, что читает. Я хочу уйти, но мысли возвращаются к следам на снегу.
— Где он? — спрашиваю я.
Она продолжает меня игнорировать, поэтому я устремляю мысль к книге, ощущаю ее контуры, тонкие пыльные страницы, шершавую обложку. Я захлопываю книгу. Аделина подпрыгивает.
— Скажи мне, где он.
— Как ты смеешь! Кем ты себя воображаешь?
— Я член Гвардии, и судьба всего населения Лориен зависит от того, выживу я или нет, Аделина! Как ты могла отвернуться от своего народа? Как ты могла отвернуться от землян? Джон Смит, который, я думаю, один из Гвардейцев, сейчас скрывается от властей в США. Когда недавно его пытались задержать, он смог двигать полицейского, не прикасаясь к нему. Как это делаю я. Как я только что сделала с твоей книгой. Разве ты не видишь, что происходит, Аделина? Если мы не начнем помогать, то навсегда будет потеряна не только Лориен, но и Земля, и этот дурацкий приют, и этот дурацкий город!
— Как ты смеешь называть это место дурацким! — Аделина подступает ко мне со сжатыми кулаками. — Это единственное место, куда нас пустили, Марина. И только благодаря ему мы еще живы. А что сделали для нас лориане? Они сунули нас на корабль, в котором мы пропутешествовали целый год, и вытолкнули на жестокой планете, не дав ни плана действий, ни инструкций, кроме как прятаться и обучаться. Чему обучаться?
— Тому, как победить могадорцев. Как вернуть Лориен. — Я качаю головой. — Возможно, другие сейчас сражаются, думают, как нам объединиться и вернуться домой, а мы торчим в этой тюрьме и ничего не делаем.
— Я живу осмысленной жизнью, помогая человечеству своими молитвами и служением. И тебе бы надо так жить.
— Твоим единственным предназначением на Земле было помогать мне.
— Ты ведь жива?
— Только формально, Аделина.
Она снова садится в кресло и раскрывает на коленях Библию.
— Лориен умерла и похоронена, Марина. В чем же здесь смысл?
— Лориен не умерла — она в спячке. Ты сама так говорила. И главное, мы не мертвы.
Она тяжело сглатывает.
— Нам всем выписали смертный приговор, — говорит она слегка срывающимся голосом. Потом гораздо мягче добавляет: — Мы были обречены с самого начала. Пока мы здесь, мы должны творить добро. Тогда мы сможем рассчитывать на хорошую загробную жизнь.
— Как ты можешь так говорить?
— Потому что такова реальность. Мы последние представители умирающего народа, и скоро мы тоже умрем. И да поможет нам Бог, когда настанет этот час.
Я качаю головой. Мне совсем неинтересно толковать о Боге.
— Где мой Ларец? Он в этой комнате? — Я обхожу комнату, оглядывая потолочные крепления, потом приседаю и заглядываю под несколько кроватей.
— Даже если бы он у тебя был, без меня ты не можешь его открыть, — говорит она. — Ты это знаешь.
Она права. Если верить тому, что она говорила мне много лет назад, когда ей еще можно было доверять, то я не могу без нее открыть Ларец. На меня наваливается ощущение безысходности. Все сразу: следы на снегу, Джон Смит в бегах, абсолютная клаустрофобия Санта-Терезы, а тут еще Аделина, мой Чепан, которая должна была помогать мне оттачивать мои Наследия, а вместо этого поставила крест на нашей миссии. Она даже не знает, какие у меня появились Наследия. Я могу видеть в темноте, дышать под водой, сверхбыстро бегать, двигать предметы силой мысли и спасать растения, которые оказались на грани смерти. Меня охватывает страх, и тут, в самый неподходящий момент, в комнату входит сестра Дора. Она упирается кулаками в бедра.
— Ты почему не на кухне?
Я смотрю на нее и копирую ее хмурую мину.
— Да заткнись ты, — говорю я и, не успевает она ответить, выхожу из комнаты. Я бегу по коридору, вниз по лестнице, снова хватаю свою куртку и выскакиваю за двойные двери.
Я иду и в страхе озираюсь на тени вдоль дороги. Хотя мне по-прежнему кажется, что за мной следят, я не замечаю ничего необычного. Оставаясь настороже, я быстро спускаюсь с холма. Я добираюсь до кафе и вхожу в него — просто потому, что это единственное место, которое сегодня открыто. Из двадцати столиков примерно половина занята, и я очень признательна за это: мне сейчас очень хочется, чтобы вокруг были люди. Я уже собираюсь сесть, когда вижу Гектора. Он в одиночестве сидит в углу и пьет вино.
— Почему ты не на El Festin?
Он поднимает на меня глаза. Он чисто выбрит, взгляд ясный и острый. Он выглядит отдохнувшим и даже хорошо одет. Я уже давно его таким не видела. Интересно, надолго ли его хватит.
— Я думала, ты не пьешь по воскресеньям, — говорю я и тут же жалею, что сказала это. Сейчас у меня только двое друзей — Гектор и Элла, и одна из них сегодня уже пропала. Мне не хочется еще и огорчать Гектора.
— Я тоже так думал, — говорит он без обиды. — Если ты когда-нибудь познакомишься с человеком, который пытается утопить в вине свои печали, мягко объясни ему, что печали умеют плавать. Ну, присаживайся, присаживайся, — говорит он, выталкивая ногой из-под стола стул. Я плюхаюсь на него. — Как поживаешь?
— Я ненавижу это место, Гектор. Ненавижу всей душой.
— Дурной день?
— Здесь каждый день дурной.
— Да нет, это место не такое уж страшное.
— Почему ты всегда такой довольный?
— Алкоголь, — говорит он с кривой усмешкой. Он наливает себе из бутылки. Похоже, это первый бокал. — Я бы не рекомендовал этот метод другим. Но мне подходит.
