Синий треугольник - Крапивин Владислав Петрович (серия книг txt) 📗
Я внушительно предупредил:
– Если будете шептаться, то негромко. Потому что спать хочу.
– Ага, – дружно выдохнули близняшки. И не легли, а уселись на полке рядышком, с ногами. Завернулись в одну простыню. И сразу – шу-шу-шу… Потом Еська деликатно спросила:
– Так – негромко?
– Нет… А что у вас за разговор, если не секрет?
– Не секрет, – объяснила она. – Просто мы рассуждаем: что будет, если вдруг вагон куда-нибудь поедет?
– Куда он поедет, если с двух сторон тупики, – снисходительно сказал я. И сразу уснул.
Но вагон поехал. Ночью, сквозь сон, я ощущал потряхивание, колеса знакомо постукивали на стыках. Разлепив на секунду ресницы, я видел, как желтыми бабочками пролетают отблески фонарей. И это меня почему-то не удивляло. Ребят – тем более. Они крепко спали, уткнувшись друг в друга носами. Возможно, мне все это снилось.
А потом приснился сон, который и до той поры я видел несколько раз. И однажды даже записал в своем дневнике.
Пользуясь возможностями мемуарного жанра, я приведу здесь эту запись. Зачем? Сам не знаю. Возможно, потому, что сон этот – в той же тональности, что и события, о которых только что писал. Хотя он и не укладывается в сюжет.
«3.04.97.
Проснулся рано, до шести, удивился, что еще темно, и уснул опять. И увидел сон из многолетнего цикла своих снов, который я называю просто – „Про Город“. И про который знаю, что это не просто сны.
Виделось вот что. Я задержался в отряде, в „Каравелле“. Особых дел там не было, я сидел в одиночестве в кинолаборатории и писал в синей общей тетрадке новую повесть (как всегда во сне, прекрасно осознавал содержание, а проснулся – и забыл). Что-то связанное с мушкетерами, потому что иногда я заглядывал в книгу „Три мушкетера“ – для каких-то уточнений.
Потом меня отвлекли, позвали зачем-то. Я подумал: не забыть бы тетрадку. И все-таки забыл. Вспомнил о ней, когда пришел домой.
Дома была мама. И как это здорово, что она опять со мной – ласковая такая и даже помолодевшая (и теперь – я надеялся! – будет со мной всегда). Только она была грустновата. Я забеспокоился, спросил: не заболела ли опять? Но мама сказала. что все в порядке… Однако радость никогда не бывает полной. Ее, эту радость, стала подтачивать тревога за оставленную тетрадку. Вдруг ребята ее засунут куда-нибудь – не найду потом. И прощай новая повесть!
– Мама, я съезжу в отряд! Я быстро!
Мама не спорила, поняла, что для меня это важно.
Были сумерки. Я надеялся поймать такси или частника, но на улице не было ни одной машины. И тревога росла. Тем более, что я вспомнил: оставил не только синюю тетрадку с повестью, но и книгу „Три мушкетера“ – новенькое издание в золотой „рамке“.
Я пошел пешком. Да, далеко, но что делать!
По дороге вспомнил, что у меня ключ только от внешней отрядной двери, а ведь внутренний тамбур и кинолаборатория наверняка тоже заперты. Надо бы вернуться, взять ключи в ящике. Но я ушел уже далеко от дома. И я решил: ладно, найду, может быть, дубликаты ключей в сенях, в тайнике.
В том, что я найду ключи, уверенности не было, и тревога царапала меня. А ночь сгущалась. Это была уже поздняя ночь. Я долго шел по каким-то полузнакомым пустым улицам. Горели редкие оранжевые фонари.
Город становился иным. Наполовину он оставался Екатеринбургом, а наполовину был уже Тюменью. Я оказался где-то в районе улиц Первомайской и Володарского, недалеко от своей бывшей школы № 25. И вдруг погасли фонари, упала густая тьма. Почему?
„Ах да! – вспомнил я. – Есть же указ городского начальства выключать уличный свет под утро. В целях экономии“.
Но почему выключили, когда еще полный мрак?
Тьма была, однако, не страшная. Мягкая, ласковая, пушистая. До этой минуты стояла холодная весенняя ночь, и вдруг дохнуло летом.
Я, забывая о тревоге и радуясь теплу, прошел в темный квартал, свернул за угол, и сразу наступило утро.
В конце улицы поднималось малиновое солнце. По влажным крышам побежали блики.
Вот что значит настоящая весна! – подумал я. – Как стремительно наступает день!
Я уже не помнил о тетради. Тем более, что она осталась в Екатеринбурге, а теперь была явная Тюмень. Но не просто Тюмень, а Город из снов – мой Город. И я знал, что мне нужно отыскать улицу Внуковскую, дом десять. Там какой-то детский клуб, куда я обещал зайти, чтобы договориться о встрече с читателями.
Я повернулся спиной к солнцу и вышел на длинную улицу, которая называлась Пушкинская (на самом деле такой улицы я в Тюмени не помню). Глянул вдаль и увидел высокую башню. Судя по всему – церковную колокольню.
„Откуда? – подумал я. – Ведь раньше в этом районе не было храмов“. И тут же сказал себе: „Но ведь теперь повсюду восстанавливают старые, давно разрушенные. И строят новые…“
Видимо, это был новый храм. В колокольне сочетались традиционные элементы (наверху – купол-луковица) с необычными. Башню опоясывал винтовой выступ. Он, видимо, повторял очертания идущей внутри колокольни винтовой лестницы. Детали были слегка размыты, башня виделась в утренней дымке.
Зато домабыли видны отчетливо. Одноэтажные и двухэтажные, деревянные – и все же не просто дома, а скорее дворцы. С высокими окнами и во всем великолепии тюменской резьбы. Словно кто-то выставил на этой улице все лучшее, что в позапрошлом и прошлом веке создали в Тюмени самые замечательные резчики по дереву.
Дерево было потемневшим, коричневато-серым, но без трещин, без поломок и старческой кривизны карнизов. Все дома стояли строго, прямо, как на выставке. И плотно друг к другу, без перемычек из ворот и заборов.
Было в этой улице (с густыми, уже распустившимися кленами, которые, однако не заслоняли домов) и в невиданной раньше колокольне скрытое величие и… какое-то особое дружелюбие. И обещание радостных открытий.
Господи, почему я не бывал здесь раньше? Как же плохо еще я знаю свой Город!
Я пошел по правой стороне. Увидел деревянный домик поплоше, постарее других, кривой и с забором. На жестяном щитке с лампочкой, на котором обычно пишут номер и название улица, были облупившиеся буквы: В эт… доме ост…ся А.П.Чехов.
Ну да, Чехов же был в Тюмени, проездом на Сахалин! Почему я раньше ничего не знал про этот дом?
Я перешел на левую сторону. Ну и тепло! Я распахнул куртку, сунул в карман вязаную шапку.
Господи, какое же счастье, что уже лето!
И когда оно успело наступить? Вчера еще всюду были подтаявшие сугробы, а сейчас клены помахивают листьями.
„Конечно, сон – подумал я. – Такое уже бывало в снах про Город. И домас такой чудесной резьбой уже снились мне, только чуть по-иному, на других улицах“.
Но разве во сне можно видеть такие подробности, такие детали резьбы? Все эти деревянные кисти, гроздья винограда, узоры. И эти листья кленов с бликами утреннего солнца. Вот один качается прямо у меня перед носом – узкий, зубчатый, похожий на лист одуванчика. Блестит и пахнет влажной зеленью. Неужели его нет на свете и он только плод моего работающего во сне воображения?
И эти ребятишки с рюкзачками и ранцами, бегущие мне навстречу! Видимо, спешат в школу… Откуда они узнали, что сегодня с утра настоящее лето? Бегут в одних рубашонках… А вот один, белобрысый, в майке с мультяшным тигренком на груди, с зелеными лямками рюкзачка на плечах, катит в тележке-сиденье на двух колесиках малыша лет трех-четырех. Видимо, должен завести его в детский сад по дороге в школу…
– Мальчик, где здесь улица Внуковская?
– Ой, я не знаю… – И заспешил дальше.
Я опять вспомнил про синюю тетрадку с повестью, но уже без тревоги, Куда она денется! Главное, найти детский клуб.
Теперь я шагал вдоль сквера с изгородью из частой проволочной сетки. Сквозь дыру в этой сетке стали пролезать на тротуар мальчишки в серых форменных рубашках и синих галстуках. „Наверно, скаутский отряд“, – подумал я.
Где Внуковская улица, они тоже не знали.
Я свернул за угол, налево. Здесь улица была уже обыкновенная, с панельными домами. Она полого шла вверх, тротуар – тропинка, прыгающая по бугристому подъему.
Попалась навстречу девочка лет четырнадцати, славная такая, с конопушками.
– Ты не скажешь, где тут улица Внуковская?
– Да вот она и есть!
– Спасибо.
Слева был дом номер пятнадцать. Пятиэтажная хрущовка. Число было написано большими черными цифрами на обшарпанном жестяном квадрате.
„Значит, дом десять недалеко, только с другой стороны“, – подумал я. И сразу проснулся. В тот момент, когда был уверен уже, что вокруг не сон, а явь. Вот досада…
Но все равно хорошо, что я увидел это.
Не может быть, что все это – просто сон. Не может быть, что вовсе нет на свете этой девочки, этого мальчишки с малышом в тележке, этого темно-зеленого листа, что качался у моего лица.
И, кроме того, я опять видел маму…
И тетрадка с недописанной повестью тоже где-то есть…»