Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн (книги онлайн полностью TXT) 📗
Вот почему мама вечно оказывается в стратегически невыгодном положении. Тетушка Мария и Элейн — и некоторые миссис Ктототам — могут не сомневаться, что воспитание не позволит маме дать им отпор. И какой тогда, скажите на милость, смысл быть воспитанной?! Воспитанность — это когда всем можно, а тебе нельзя!
В общем, я дождалась, чтобы все миссис Ктототам сбежались на чай, и решила притвориться, будто мне тоже кое-что можно. Оказалось это не так просто, как кажется. Их было семь штук, и, следовательно, в столовой набилась толпа, а мне почти не досталось кекса. Крис прикарманил огромный кусок, когда мама пинками выгнала его из дома. Меня втиснули между Эстер Бейли и Филлис Форбс, но это не помешало остальным пяти нагибаться ко мне и говорить:
1. «Наоми, дорогая, нам не нравится, что ты связалась с дурной компанией».
2. «Наоми, дорогая, я слышала о тебе кое-что, надеюсь, это неправда».
3. «Наоми, дорогая, не надо расстраивать тетушку».
4. «Наоми, дорогая, я очень огорчилась, когда услышала, что ты побывала у мисс Фелпс».
5. «Наоми, дорогая, мисс Фелпс — это неподходящее знакомство».
6. А это Филлис Форбс: «Она еще ничего, но ее брат!..»
Сначала я попробовала громко, как Крис, спросить:
— А что вам сделала мисс Фелпс?
И услышала меня, похоже, только тетушка Мария:
— Кто мне сделал этот кекс? Милая Бетти, разумеется. Он весьма неплох, хотя бедняжка Лавиния пекла немного лучше. Ах, Лавиния! Она была на удивление преданной компаньонкой…
Тогда я потеребила Филлис Форбс за рукав и поинтересовалась, как поживают бедные сиротки. Я сказала:
— Эти очаровательные малютки, за которыми вы присматриваете…
Она взяла и отвернулась. Никогда не говорит про сирот. Потому-то я и спросила.
Оставалась только Эстер Бейли. Благоразумная, заурядная Эстер Бейли, которая дала мне тот альбом. Я спросила:
— Миссис Бейли, а у вас есть дочь по имени Зенобия?
— Да, честно говоря, есть, — произнесла она, как всегда, благоразумно. А потом, только мне стало интересно, протянула руку и показала фута на два от пола. — Примерно такого роста, — сказала она. — Прелестное дитя, с очень живым воображением. Жаль, — добавила она с самой здравой улыбкой, — что такая дочурка — всего лишь плод моей фантазии.
— Э-э, — выдавила я, — лучше воображаемая дочь, чем никакой.
— Да-да, я согласна, — кивнула она. По-моему, она тоже сумасшедшая, даже хуже Зои Грин.
Кажется, мама тоже заразилась всеобщим сумасшествием. Она протащила серую кошку в нашу комнату и прячет ее там. Это несложно. Во-первых, кошка, похоже, только этого и дожидалась. Когда я открыла входную дверь выставить бутылки из-под молока, кошка сидела на крыльце, словно сбежавшая из церкви подушка, которую подкладывают под колени во время молитвы. И вошла себе в дом, задрав хвост, преспокойно, по-хозяйски. Мама попросила Криса отключить электричество, подхватила кошку и помчалась наверх так резво, что у нее погасла свечка.
Мама боролась со свечкой, пытаясь ее зажечь, когда я вошла со своей.
— О, отлично, свет! — сказала мама. Схватила мою свечку и едва не погасила и ее, когда зажигала от нее свою. Потом метнулась к полке и схватила оттуда фото Лавинии с матерью в серебряной рамке. — Точно! — воскликнула мама и сунула фото и свечку мне под нос. — Смотри, они же похожи как две капли воды!
— Лавиния с мамой? — сказала я. — Ну да, я же говорила. Прямо близняшки.
— Да нет, нет! — воскликнула мама. — Кошка, Мидж!
Тут, конечно, тетушка Мария пробудилась и заверещала:
— Ложка? Пропала серебряная ложка?!
Я посмотрела на кошку. Она лежала на подушке и была даже больше обычного похожа на махровое полотенце. И ответила мне безмятежным взглядом.
— Все хорошо, тетушка! Я просто говорила Мидж, что пополнела немножко! — И — шепотом — мне: — Ну, разве не похожа?!
— Да-да, милая Бетти, у моего кресла нужно починить подножку! — крикнула тетушка Мария.
— И сороконожку в соседской сторожке пришлепнуть гармошкой, — продекламировал Крис, который слушал нас у двери.
— Конечно, вымести крошки! — завопила тетушка Мария.
К этому времени меня уже разбирал смех, а у мамы был вид трагический и непонятый. Я поскорее закивала — мол, кошка и правда вылитая Лавиния. Мама вздохнула с облегчением. Крис пошел спать, тетушка Мария снова захрапела.
— А что ты так разнервничалась из-за того, на кого похожа кошка? — спросила я.
Мама уже легла, и кошка тоже. Надо обязательно купить порошок от блох.
— Понимаешь, по-моему, это кошка Лавинии, — сказала мама. — Лавиния, наверное, оставила ее здесь, понадеявшись, что тетушка Мария будет ее кормить, а может быть, держала ее тайком… да мало ли.
— Мама, с чего ты это взяла?! — удивилась я.
— Животные со временем становятся очень похожи на хозяев, — серьезно сказала мама. — Все это знают.
Надо бы мне захохотать во все горло, только я понимала, что от этого тетушка Мария опять проснется. Вот я и промолчала и стала просто писать дальше. А пока я писала, меня осенило: я тоже чокнутая, как мама. Точно так же подняла шум вокруг синего «форда», который очень похож на нашу старую машину.
С тех пор кошку зовут Лавиния. Кажется, это имя ей подходит. И она на него отзывается — и к тому же с именем почему-то стала поинтереснее.
А вот сейчас произошло нечто сверхъестественное! Неужели кошки бывают такие умные? Не верится. Но все равно наутро я написала про это очень подробно.
Воскресенье. Тетушка Мария отбыла в церковь вместе с дохлой лисой, высокой шляпой и креслом на колесах — и со своей обычной свитой: Элейн, ее неозвученный Ларри и мама. Тетушка Мария хотела и нас с собой потащить, но мама сказала, у нас нет подходящей одежды. Кстати, об одежде: сегодня на Элейн черное пальто, которое представляет собой искусную копию черного макинтоша, и черный берет. Не хватает только высоких армейских ботинок и винтовки, хотя Крис считает, что с чулком на лице будет еще лучше. Крис ушел на море.
Мне пришлось отвлечься и выпустить Лавинию. Она очень просилась. А я боялась, вдруг они вернутся не вовремя и обнаружат в доме кошку. Но Лавиния не пожелала выходить в сад без меня. Я сто раз открывала дверь, а она сто раз пятилась и глядела на меня и мяукала, чтобы я ее выпустила, стоило мне закрыть дверь — рехнуться можно от этих кошек. В конце концов я потопала наружу — с ручкой за ухом и сердитая. И Лавиния от меня удрала. Наверное, чуяла, что я сержусь.
— Тьфу ты! — вздохнула я. — Она думает, я как Элейн. — И почувствовала себя настоящим чудовищем. Из-за этого я долго звала ее, звала, и кошка показалась из-за крыжовникового куста неподалеку. Когда я побежала к ней, она опять удрала — в садовый сарайчик. Я зашла туда и огляделась. Лавиния сидела на покосившемся стеллаже, забитом цветочными горшками и занавешенном паутиной.
— Давай слезай оттуда, — позвала я. — Я совсем не такая, как Элейн, честное слово. Извини.
Но она ко мне не пошла. Только забилась глубже, когда я попыталась ее снять. Пришлось взять старое ведро, перевернуть и встать на дно, чтобы дотянуться до нее.
— Не понимаю, зачем я это делаю, — сказала я кошке, когда взяла ее за бока. — Наверное, хочу доказать, что ты мне нравишься, ну вроде того…
Только я решила, будто крепко держу ее, как она попыталась вывернуться, а я потеряла равновесие и ухватилась за полку, чтобы не упасть. И весь стеллаж рухнул — лавина цветочных горшков, пыли, Лавинии и оплетенных паутиной журналов по садоводству. Я стояла среди руин, глядя на толстую тетрадь, которая оказалась в груде журналов. Она выцвела и вся покрылась бурыми точечками, которые всегда появляются на бумаге в сараях, но я узнала ее еще до того, как протерла глаза от пыли и увидела собственный почерк на первой странице.
