Год тысяча шестьсот… - Михеев Михаил Петрович (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
Она попыталась напоить и Клима прямо из горлышка бутылки. Он сделал глоток, приоткрыл глаза, даже хотел приподняться, но тут же сморщился и опустился обратно на подушку.
— Голова… — пожаловался он.
— Лежи, отдохни.
— Что со мной случилось, что-то я плохо помню.
Ника рассказала.
— А наш капитан?
— Говорят, его убило ядром.
— Бедный Ван Клумпф. Упокой, господи…
— Клим!..
— А… это случайно. На корабле-то кто?
— Вроде — испанцы. Главарь говорит, как я поняла, по-испански. Мы с ним уже побеседовали.
— Как же ты с ним беседовала?
— И с переводчиком… и так. Во всяком случае, мы друг друга поняли, кажется. Ты поесть хочешь?
— Нет, голова гудит. Здорово, видимо, меня трахнуло.
— Попробуй еще заснуть.
— Пожалуй.
Клим послушно повернулся лицом к переборке.
Южные сумерки быстро перешли в ночь. Яркая крупная луна отражалась в спокойном море. Каюту заполнила призрачная полутьма. Ника закрыла все же дверь на крючок (от вторжения он не сможет защитить, но предупредить хотя бы сможет).
Достала из-за кровати шпагу.
Ощутив в руке ее твердую холодную рукоятку, Ника как-то сразу почувствовала себя увереннее, хотя, если поразмыслить, шпага была весьма ненадежной защитой, однако она положила ее в изголовье лежанки, рукояткой поближе к себе, улеглась рядом с Климом. Прижалась спиной к его широкой и надежной спине и вроде бы совсем успокоилась, даже заснула.
Разбудил ее звук сорванного крючка.
Она поднялась, присела на лежанке. Подвинула к себе шпагу. Отблески лунного света проникали в каюту. В дверях стояли две темные фигуры, Ника услышала злой приглушенный шепот… догадаться было уже не трудно — сеньор Оливарес хотел повторить визит, но его на пороге перехватила женщина. Видимо, он был изрядно пьян и упорствовал, но и женщина действовала решительно и энергично. Ника услышала звук пощечины и невольно подумала, что на пощечины сеньору Оливаресу сегодня определенно везло.
Обозленно ворча, он повернулся и, зацепив ногой за оторванную доску переборки, упал, некоторое время барахтался в коридоре, ругаясь и отплевываясь, пока наконец не выбрался на палубу.
Женщина вошла в каюту одна.
Ника невольно взглянула на ее руки, в руках ничего не было. Женщина подошла вплотную, лицо ее было в тени, только поблескивали глаза. Некоторое время она молча разглядывала Нику, тяжело дыша, и до лица Ники даже доходило тепло ее дыхания. Потом резко повернулась, так что платье колоколом взметнулось вокруг ее ног, вышла из каюты, сильно захлопнув дверь.
Вставив на место сорванный крючок, Ника опять присела на лежанке. Прислушалась. Все было тихо на корабле, только мерный шорох случайных волн за бортом да отдаленные спокойные шаги — возможно, вахтенного матроса доносились в каюту через открытое окно. Решив, что две неудачи удержат сеньора Оливареса от дальнейших попыток, Ника опять прилегла на лежанке.
«А все же, молодцы мои предки!» — подумала она и опять уснула.
Остаток ночи прошел спокойно. Когда Ника открыла глаза, было уже светло. Она взглянула на Клима, он спал все на том же боку, повернувшись к переборке. Ссадины на лице подсохли, только щека была чуть припухшей.
Ника прошлась по каюте, помахала руками, присела несколько раз для разминки. Выглянула в окно. Испанский фрегат за ночь немного отнесло в сторону. Ярко освещенные всходившим солнцем, висели поникшие паруса. Попахивало дымком и чем-то съедобным, очевидно, корабельные повара — коки, поправила сама себя Ника, готовили завтрак для своих команд.
Ника подумала, долила в бутылку с остатками вина воды из кувшина стакана в каюте не нашлось, доела вчерашнюю лепешку, запила ее разбавленным вином.
Появилась надежда, что ее и Клима оставят в покое — Англия и Испания, похоже, не воевали в эти годы между собой, но на море капитаны кораблей могли руководствоваться своими личными интересами, это было ей понятно.
Дверь дернули, но не сильно, крючок удержался. Спрашивать «кто там?» было бессмысленно, Ника открыла дверь и увидела опять ту же женщину.
На ней было то же красное платье и кружевная шаль на плечах «мантилья». Конечно, это была испанка — смуглая, черноволосая и черноглазая, с пухлыми губами. При дневном свете Ника разглядела на ее поблекшем лице ранние морщинки возле глаз и в уголках губ.
Испанка что-то сказала.
Ника не поняла, на всякий случай ответила «гуд монин!» Испанка жестом пригласила ее пройти на палубу и улыбнулась. Нике не понравилась ее улыбка, она замешкалась, испанка повторила свое приглашение. Отказ ни к чему доброму не приводил, Ника только оглянулась на спящего Клима и вышла в коридор. Боясь оступиться на крутых ступеньках лестницы, которая вела на палубу, она смотрела себе под ноги, а когда поравнялась с краем люка и подняла голову, испанка сильно толкнула ее в спину.
5
Чтобы не удариться о крышку люка, Ника пригнулась, зацепилась за порог и упала бы, наверное, но ее тут же подхватили мужские руки, разом выдернули наверх, грубо швырнули вперед, и она очутилась в плотном окружении хохочущих и гогочущих мужчин, от которых крепко несло ромом, потом и табаком.
Ее закрутили, завертели, стали перебрасывать от одного к другому, обнимать, тискать. А она от неожиданности потеряла всякую способность соображать и сопротивляться, только переходила из рук в руки, пока наконец какой-то здоровяк не обхватил ее за плечи, плотно прижал к себе. Ника уткнулась лицом в его голую грудь, волосатую, потную, противную донельзя, попыталась вырваться, но он был слишком силен и лишь крепче обхватил ее, сказал что-то громко, товарищи его ответили ржанием и гоготом. И среди этого шума Ника услышала высокий по тону смех — торжествующий смех женщины.
Вот тут Ника сразу пришла в себя.
Она слегка развернулась боком и сильно ударила державшего ее мужчину кулаком точно под ложечку.
Он сказал «ха!» Тут же перестал смеяться и отпустил ее.
У него оказалось красное, грубое, как из дерева вырубленное, лицо и маленькие глазки, утонувшие в напухших надбровьях. Потирая живот рукой, он передохнул, оскалил в улыбке желтые прокуренные зубы, опять что-то сказал и окружающие опять ответили ему дружным хохотом.
Ника тоже вздохнула поглубже.
Трясущимися от гнева пальцами застегнула пуговицы на курточке. Отбросила с лица волосы, нависавшие на глаза. Огляделась.
Ее окружали десятка два матросов, одетых пестро и рвано. Все это были молодые парни, физиономии у них были самые живописные — Ника отроду в жизни не встречала таких выразительных рож, — каждый из них был бы находкой для кинорежиссера, задумавшего повторить «Остров сокровищ».
Затем она увидела и сеньора Оливареса.
К чести его, в матросской забаве он участия не принимал, но и не мешал своим людям, стоял в стороне, прислонившись к стенке каютной надстройки, и смотрел на происходящее хмуро и без улыбки. Ника догадалась, что весь спектакль был устроен без его согласия. Такое могла придумать только женщина. Конечно! Вон она стоит рядом с сеньором Оливаресом, поглядывая на Нику со злым и насмешливым любопытством.
Ника поняла, что неприятности для нее только начинаются и о дальнейшем трудно что-либо предугадать. Но игрушкой и посмешищем у этих скотов она-таки не будет! И режиссеру нужно об этом как-то сказать. Ника заложила руки за спину и решительно шагнула к женщине. Та сразу перестала смеяться, даже отступила на шаг.
— То-то! — уронила Ника сквозь зубы.
Рыженький переводчик был здесь. Испанка повернулась к нему, он выслушал ее, помолчал оторопело. Взглянул вопросительно на сеньора Оливареса, тот принужденно отвернулся.
Тогда рыженький переводчик подошел к Нике. Лицо его выражало растерянность, он даже развел руками, как бы оправдываясь, показывая, что он здесь ни при чем.
— Мисс, — сказал он. — Вот эти джентльмены — лучшие матросы королевского фрегата. Вам нужно выбрать из них… — он запнулся, подыскивая подходящее продолжение, — выбрать себе мужа… Джентльмены будут ждать вашего решения. — Он еще раз развел руками и отступил в сторону.
