Вопрос и ответ - Несс Патрик (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .txt) 📗
— Кораблей всего шесть, — говорю я, лежа в кровати. Говорю уже в третий раз за эти долгие-долгие дни — дни без Тодда, дни, когда я понятия не имею, что случилось с ним и вообще с миром снаружи.
Из окна моей палаты видны марширующие солдаты, но они только и делают, что маршируют. Обитатели лечебного дома, затаив дыхание, ждут, когда солдаты вломятся сюда и начнут творить ужасные вещи, как и полагается завоевателям.
Но ничего подобного они не делают. Каждый день кто-то приносит еду, и целительницы продолжают спокойно работать.
Да, мы сидим взаперти, но происходящее не очень-то похоже на конец света, которого все ждали. Госпожа Койл убеждена, что это только к худшему.
Я ничего не могу с собой поделать и тоже так думаю.
Она смотрит в блокнот и хмурится:
— Только шесть?
— По восемьсот спящих и по три семьи хранителей на каждом корабле, — добавляю я. Очень хочется есть, но я знаю, что о еде не может быть и речи, пока беседа не подойдет к концу. — Госпожа Койл…
— И ты совершенно уверена, что хранителей — ровно восемьдесят один?
— Мне ли не знать? Я ведь училась с их детьми.
Она поднимает голову:
— Понимаю, мои расспросы тебе наскучили, но знание — это сила. Очень важно предоставить мэру правильныесведения. И получить правильные сведения от него.
Я нетерпеливо вздыхаю:
— Не умею я шпионить!
— Никто тебя не просит, — говорит госпожа Койл, снова утыкаясь в свои заметки. — Ты просто должна кое-что разузнать. — Она что-то пишет в блокноте. — Четыре тысячи восемьсот восемьдесят один человек, — бормочет она себе под нос.
Я понимаю, о чем думает госпожа Койл. Это больше, чем население Нового света на сегодняшний день. Достаточно, чтобы все изменить.
Но какими будут эти перемены?
— Когда он снова придет тебя навестить, про корабли молчок, ясно? Пусть себе гадает. Он не должен знать точных цифр.
— Но при этом я должна выудить из него как можно больше сведений, — говорю я.
Она закрывает блокнот: беседа окончена.
— Знание — сила, — повторяет она.
Я сажусь. Как же надоело быть больной!
— Можно вопрос?
Госпожа Койл встает и уже тянется к пуговицам на своем плаще:
— Конечно.
— Почему вы мне доверяете?
— Видела бы ты свое лицо, когда он вошел в палату, — без промедлений отвечает госпожа Койл. — Ты как будто увидела заклятого врага.
Она застегивает плащ до самого подбородка. Я внимательно наблюдаю.
— Вот бы найти Тодда и добраться до радиобашни…
— Ты угодишь в лапы солдат. — Госпожа Койл не хмурится, но глаза ее сердито сверкают. — А мы потеряем наше единственное преимущество. — Она открывает дверь. — Нет уж, дитя мое, скоро к тебе придет президент, и ты должна выведать у него как можно больше — это нам поможет.
Госпожа Койл выходит, и я кричу ей вдогонку:
— «Нам» — это кому?!
Но ответа нет.
— …а потом Тодд подхватил меня на руки и бросился вниз, он бежал целую вечность, все приговаривая: ты не умрешь, я тебя спасу. Больше я ничего не помню.
— Ух ты!.. — тихо выдыхает Мэдди. Из-под ее шапочки выбилась непослушная прядь. Мы с ней ходим туда-сюда по коридору — чтобы восстановить силы, мне нужна физическая нагрузка. — И ведь он действительно тебя спас.
— Он не умеет убивать, — говорю я. — Вот почему они так хотели его заполучить: он не похож на них. Ты бы видела, как он мучился, когда убил спэка… И теперь его схватил мэр…
Я останавливаюсь и, часто моргая, смотрю в пол.
— Надо отсюда выбираться, — стиснув зубы, говорю я. — Я ведь не шпионка. Я должна найти Тодда и радиобашню, чтобы как можно скорей предупредить своих. Может, они вышлют подмогу. У них еще остались разведывательные корабли, да и оружие есть…
Мэдди мрачнеет — как всегда, стоит мне завести этот разговор.
— Нам пока не разрешили выходить.
— Нельзя вечно слушаться других, Мэдди! А злодеев нельзя слушаться тем более!
— В одиночку против целой армии тоже идти нельзя. — Она нежно подталкивает меня вперед и улыбается. — Это не по зубам даже великой и бесстрашной Виоле Ид.
— Раньше было по зубам. Нам с Тоддом…
— Ви…
— У меня умерли родители, — хрипло выдавливаю я. — И вернуть их нельзя. Я не могу потерять еще и Тодда! Если есть хоть один шанс, пусть самый маленький…
— Госпожа Койл не позволит, — говорит Мэдди, однако что-то в ее тоне заставляет меня поднять голову.
— Но?
Мэдди молча подводит меня к коридорному окну и выглядывает на дорогу. В ярком солнечном свете маршируют солдаты, мимо проезжает повозка с пурпурной пшеницей, а из города доносится Шум — громкий, как целая армия.
В таком грохоте нипочем не разобрать мыслей одного мальчика.
— Может, все не так уж плохо. — Мэдди говорит очень медленно, словно взвешивая каждое слово. — Посуди сама: в городе все тихо и спокойно. То есть там очень шумно, но разносчик еды сказал, что лавки вот-вот откроются. Тодд наверняка жив-здоров, работает и с нетерпением ждет вашей встречи.
Непонятно, чего она добивается: хочет поверить сама или убедить в этом меня? Я вытираю нос рукавом:
— Может быть.
Она смотрит на меня долгим взглядом, словно хочет что-то сказать, но не может. Наконец снова отворачивается к окну:
— Ну и грохот!
Кроме госпожи Койл в нашем лечебном доме есть еще три целительницы: госпожа Ваггонер, пухлая и усатая старушка, госпожа Надари, которая лечит рак и которую я видела лишь раз, да и то мимоходом, и госпожа Лоусон — она вообще-то работает в детском лечебном доме, но случайно оказалась у нас во время капитуляции Хейвена и с тех пор места себе не находит из-за больных детей, которых теперь некому лечить.
Учениц в доме гораздо больше, чем целительниц, — около дюжины, не считая Мадлен и Коринн. Они считаются старшими ученицами в доме и, наверно, во всем Хейвене (потому что помогают непосредственно госпоже Койл, как я поняла). Остальных я вижу редко: сверкая стетоскопами и хлопая полами белых халатов, они ходят по пятам за целительницами, пытаясь найти себе какое-нибудь полезное занятие.
Потому что занятий становится все меньше: город постепенно сживается с переменами, пациенты поправляются, а новых нет. Всех больных мужчин вывезли отсюда в первую же ночь, невзирая на их состояние, а новые женщины почему-то не поступают, хотя нашествие и капитуляция вовсе не отменяют болезней и травм.
Госпожа Койл очень из-за этого тревожится.
— Какой в ней толк, если ей не дают лечить больных? — говорит Коринн, чересчур туго затягивая жгут на моей руке. — Раньше она заведовала всеми лечебными домами, не только нашим. Все ее знали, уважали и ценили, некоторое время она даже была председателем Городского совета.
Я изумленно моргаю:
— Да ты что? Она была тут самой главной?
— Давным-давно. Сиди спокойно, не дергайся. — Коринн втыкает иголку — тоже не слишком-то бережно. — Госпожа Койл говорит, что быть у власти означает каждый день наживать новых врагов, причем из тех, кого больше всего любишь. — Она ловит мой взгляд. — Честно говоря, я тоже так думаю.
— И что случилось? Почему она больше не у власти?
— Она допустила ошибку, — чопорно отвечает Коринн. — А недруги этим воспользовались.
— Какую такую ошибку?
Всегда хмурое лицо Коринн мрачнеет еще больше.
— Спасла жизнь одному человеку. — Она так сильно щелкает жгутом, что на коже остается красный след.
Проходит день, потом еще один, но ничего не меняется. Нам по-прежнему нельзя выходить на улицу, еду приносят случайные люди, а мэр так и не заходит. Его солдаты регулярно справляются о моем здоровье, но обещанного визита все нет и нет. Мэр словно решил на какое-то время предоставить меня самой себе.
Но почему?
В доме говорят исключительно о нем.
— Представляете, до чего дошло? — спрашивает госпожа Койл за обедом в столовой — мне впервые разрешили поесть не в палате. — Теперь он не только работает в соборе, но и живет.
