Чужого поля ягодка - "Карри" (читать книги онлайн без .TXT) 📗
— Миль, твой муж совершенно прав, не отпуская тебя никуда. Очень редко, но случаются на Ярмарках внезапные исчезновения, причём, как сама понимаешь, исчезают обычно не мужчины, — низкий голос звучал спокойно, чуть усмешливо. — А потом, конечно, у всех бывают крупные неприятности… если выяснится, кто виновник.
— Отвечает всё племя? — проявил осведомлённость Бен.
— Если не находится непосредственный виновник, — кивнул Гийт. — Выявить его обычно несложно. Сложнее бывает замять последствия, если жертва не желает удовлетвориться откупом.
«Любопытно, кого считают жертвой — того, кого украли или того, у кого украли?» — усмехнулась Миль.
— Жертва — всегда жертва. И права её исключительны. В том случае, разумеется, если её удаётся вернуть родному племени. Но в любом случае пострадавшему племени положен большой выкуп — такой, какой оно назначит. А вот ежели женщина сумеет освободиться сама… Никто не осудит её, что бы она ни сделала.
— Справедливо, — заметил Бен. Гийт улыбнулся:
— Любопытно, что в обычай вошли символические похищения. Частенько отчаявшийся найти себе жену решается на крайность — он крадет свою избранницу, что само по себе очень трудно, доставляет её в уединённое местечко, а уже там вручает ей оружие и становится на колени. Дальше женщина вольна либо убить его и вернуться, либо простить. Если она его прощает — а почему бы не простить, ведь фактически вся вина его в том, что он заставил её с ним прогуляться, не более — она либо остаётся с ним, если он её хоть как-то устраивает, либо возвращается, и тогда его вместе со всем племенем ждут те самые неприятности.
«Как всё сложно», — качнула головой Миль.
— Да, но парадокс в том, что порой именно такая крайняя мера даёт желаемый результат, когда потенциальный жених уже безуспешно перепробовал всё остальное. Причём жених иногда настолько далёк от идеала…
«В самом деле?! Как интересно! — поразилась Миль. — И что, этому есть какое-то объяснение?»
Сидевшие у костра мужчины засмеялись, а Миль задумалась.
— Кроме того, — добавил Гийт, — у нас тут практикуются договорные браки, когда пара условливается, на какой срок они (а чаще — она) согласны иметь друг друга в супругах. По истечении этого срока оба свободны от любых обязательств. Я недавно присутствовал при заключении такого брака сроком на месяц, так ты, Миль, очень бы удивилась, если бы увидела новобрачных…
Миль только головой помотала. Потом принюхалась: ветер сменил направление, и теперь к костру наносило запахи мужского пота, навоза, дыма, жареного мяса, знакомых и незнакомых пряностей и крепкий дух верховых и тягловых животных… Из-за густого полога сумерек долетало блеянье и мычание, лай и рык, звяканье украшенной бубенчиками упряжи, тяжёлые шаги и дробный топот, треск, гомон, невнятное лопотание и выкрики, то и дело доносилось пение и смех — низкий, мужского тембра, и высокий, звеневший колокольчиками…
В Долине всюду вспыхивали огни, дальние — едва различимые светлячки, ближние — факелами. Возле них угадывалось передвижение, шевеление, различались цветные пятна одежд, шкур, кожи, поблёскивали детали украшений и оружия.
И, конечно, кроме всего этого спектра впечатлений, вся огромная масса живых организмов заявляла о своём присутствии в ментодиапазоне. Правда, подавляющее большинство людей было с детства обучено не выпячивать своего наличия, но имелось значительное количество ментоглухих, поэтому, если не блокироваться, то всё-таки можно было слышать ровный ментошумовой фон.
И даже если забыть, что можно видеть, слышать, обонять, осязать и ловить менто, то для Миль и Бена являлось очевидным ещё что-то, присущее только живым, что-то вроде давления невидимого света и неощутимого тепла. Так что для них живого в Долине было действительно МНОГО. Миль привычным уже усилием отстроилась от расширенного диапазона восприятия, вернувшись к нормальному набору чувств.
Бен усмехнулся:
«Давно пора, девочка, иначе тебя не хватит на всю программу».
Миль пожаловалась:
«Не понимаю, как мы раньше-то переносили всё это, живя в Городе? Ведь каждый человек пахнет, думает, говорит, ходит, всячески шумит и ещё… пульсирует, излучает живоритмы!»
«О, это да… и каждый по-своему. Хорошо хоть, что живоритмы гаснут на расстоянии. Иногда уже за два-три метра почти не слышно. А то ведь некоторые очень… э… неприятно чувствовать, ты заметила?»
«Что есть, то есть! У людей это обычное, можно сказать, дело. Зато, знаешь, их можно поправлять до приемлемых значений. А можно…» — она запнулась.
«Вот именно. Можно и разладить. И совсем погасить, было бы время. И силы. Да ладно, просто не думай об этом. Не порть праздник себе…» — он щекотно подул ей в шею.
«…И тебе, да?» — засмеялась она.
Гийт мельком взглянул на них и снова уставился в огонь.
В этот момент где-то в стороне раздался гулкий тяжёлый удар по металлу и, медленно тая, будто покачиваясь, отзвук его поплыл в густой синеве вечера… Не успел он угаснуть окончательно, как повсюду началась суета, и всё двуногое прямоходящее подхватилось и дружно устремилось в одном направлении.
Гийт встал. Вокруг него стали собираться люди Горного Племени. Отдаваемых приказов слышно не было, но в результате все прибывшие на Ярмарку женщины быстро оказались в кольце мужчин, и, наконец, Горное племя направилось туда же, куда и все прочие — к ровной, как стол, обширной прямоугольной площади в обрамлении поросшего травой земляного вала.
Второй удар застал всех уже на местах, и сразу ровной дробью сыпанули барабаны, а под частый их грохот на арену, освещённую высокими кострами, со всех сторон стали спускаться мужчины — от тоненьких подростков до более чем зрелых мужей — и выстроились по периметру в несколько кругов: самый широкий с краю плошади, следующий — уже, и так далее.
Дробь оборвалась. Стоящие на арене поклонились сидящим на склонах, выпрямились, и барабаны грохнули вновь, но уже в рубленом, чётком ритме.
Круги пришли в движение, каждый круг двигался в сторону, противоположную соседним, но рисунок танца был общим и незатейливым: десятки тел одновременно взмахивали руками и притоптывали ногами, сгибались и подпрыгивали, поворачивались одним боком и другим, выбрасывали вверх руки и хлопали, вращались вокруг своей оси и дружно меняли общее направление движения, образовывали пары и тройки, рассыпались врозь и тут же выстраивались в колонны, подныривали и совершали кувырок, делали выпады и плавно поводили руками…
Удивляла почти полная синхронность, как будто вся эта масса людей долгое время репетировала вместе. Ритм постепенно ускорялся, полуобнажённые тела заблестели в свете костров, иногда, когда ветер ненадолго менялся, с арены до зрителей долетал едкий запах мужского пота. И вскоре количество танцующих стало уменьшаться. То один, то сразу двое покидали круг. А затем ритм барабанов резко изменился, и внутренние круги заметно ускорили танец. Мало того — рисунок движений и характер их стали другими, в то время как внешние круги продолжали танцевать по-прежнему. Между внутренними и внешними кругами наметилось расстояние и оно становилось всё больше, пока в какой-то момент не стабилизировалось. Больше никто его не пересекал.
А ритм опять изменился, и танцоры внутри круга ещё ускорили темп. При кажущейся простоте танца было совсем непросто выдержать темп и не сбиться. Миль обратила внимание, что там, ближе к центру, остались только самые выносливые; те же, что постарше, как и самые юные, давно покинули середину арены.
А впрочем, не все. Спустя какое-то время в чётком рисунке быстротанцующих возникла заминка — кто-то упал. Через него перепрыгивали и перешагивали до тех пор, пока из внешнего круга не прибежали два крепких пожилых воина и не унесли неудачника на «трибуны». А через несколько минут из «быстрого» круга выкатились ещё двое, но поднялись сами и разбежались по разные стороны арены. Следом за ними выпала другая пара. Но эти не разбежались, а напротив, сцепились друг с другом и принялись кататься в пыли, волтузя один другого. Им не мешали, пока один из них не поднялся, покачиваясь, и не побрёл прочь, а второй остался лежать, слабо шевелясь. Его тоже оттащили.
