Последний орк - Де Мари Сильвана (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Но после Ардуина все погрязло в такой беспросветной бездарности, что, вместо того чтобы избирать самого достойного, старались выбрать просто-напросто того, кто был наименее бездарен: наименее плохого, наименее бестолкового и нелепого, наименее безнадежно глупого из всех. Посредственность превратилась в заслугу, неумение — в норму. Графство потонуло в мутном болоте нерешенных проблем и заведомо предсказуемых катастроф. Их можно было избежать, но они все-таки случались — регулярно, с пунктуальностью смены времен года.
Во время последовавших весенних оттепелей, когда снова появилось солнце и миллионы комаров, радуясь теплу жизни, вылупились из яиц, Свихнувшийся Писарь объяснил Ранкстрайлу, что без должного ухода за оросительными каналами отсутствие дождя каждое второе лето оборачивалось настоящей засухой, а без расчистки подлеска количество веток и обломков, попадавших в реку Догон, было настолько огромным, что каждую вторую осень дожди приводили к наводнениям. Холодными зимними ночами, когда угли в очагах тлели, не угасая, даже когда все вокруг было сковано ледяным сном, случалось, что от искр, попавших на стены, загоралась сухая солома, которой забивали щели между расшатанными и полусгнившими бревнами. В нищих деревнях крестьяне лепили дома вплотную друг к другу, будучи слишком бедными, чтобы позволить себе сад или палисадник, — и ненасытные языки пламени, словно духи разрушения, свирепо перескакивали с крыши на крышу. Наутро выжившие, пересчитывая погибших и оценивая потери, не просто обвиняли в несчастье злой рок, а хотели найти виновных. Причиной всех несчастий объявлялось колдовство эльфов или коварство ведьм. Они же, не насытившись еще людскими страданиями, насылали засуху, нищету или потопы, измываясь над человеческим родом. И каждый раз люди клялись отомстить тем, кто навел на них эту порчу, отомстить огнем и мечом. Огнем, мечом и страданием.
Детом, в перерывах между ливнями и палящим солнцем, которое раскаляло улицы Варила, писарь наконец-то дошел до объяснения, каким же образом после череды монархов, упорно соревновавшихся между собой в глупости и бездарности, городской инквизитор Эрлиньо, великий охотник за эльфами и ведьмами, умудрился присоединить к своим полномочиям командование администрацией и войском, несмотря на то что царствовавший король, Атурд Пятый, был еще жив.
После смерти последнего Эрлиньо присвоил себе титул Судьи-администратора — несколько менее зловещий, чем титул Инквизитора, — и прибрал к рукам абсолютную власть. Он не мог стать королем — его жестокость была слишком хорошо известна, чтобы он мог надеяться на избрание. Среди знатных фамилий не было ни одной, член которой не оказался бы на эшафоте или в подземелье, закованный в кандалы на неопределенный срок. Эрлиньо же это ничуть не смутило: он просто-напросто упразднил титул короля и запретил произносить само это слово. Упразднил он и саму монархию вместе с выборами короля как никому не нужную старомодную мишуру прошлого; отобрал земли, леса и мастерские у их законных владельцев и причислил все это к владениям графства; невыносимыми налогами обобрал тех, у кого еще осталось какое-то добро; уничтожил своих противников, реальных и подозреваемых, как уничтожают бешеных собак, и поверг страну в самую грязную и беспросветную нищету, какую только помнили со времен орков.
Прокладывая дорогу к светлому будущему, Судья-администратор также снес значительную часть королевского дворца, дабы заменить ее странным сооружением без арок, колонн, выступов и террас, походившим на неровный монолит или на усеченный термитник. Отсутствие декора, внутренних двориков и какого-либо разнообразия высоты стен приводило к тому, что внутри здания прятались мириады глухих комнат без окон и без единого луча света. Ранкстрайлу это не казалось особой проблемой, но писарь настаивал, что новый дворец был пощечиной всему, что было раньше, заявлением, что все это — отбросы и грязь. Кто разрушает прошлое, тот уничтожает будущее. Ранкстрайл кивал и старался побыстрее смыться — иногда в рассказах коротышки была своя логика, но когда он начинал разговор об уничтоженном будущем, это означало скорый переход к занудному и долгому нытью, предполагавшему значительно большую способность к терпению и пониманию, чем та, которой обладал Ранкстрайл.
Осенью, когда поднимался ветер и приносил запах бродившего в бочках молодого вина, любимой темой их бесед являлись разносторонние способности Судьи-администратора, в том числе достойные внимания языковые познания и некоторые навыки в области некромантии, а может быть, изобретательства. Судья систематически изымал у крестьян огромные количества пшена и ячменя и превращал их в какую-то микстуру собственного изобретения. Этой микстурой удобрялись корни жасмина и глициний, после чего те цвели постоянно и необычайно пышно и издавали особенно устойчивый и насыщенный сладковато-приторный аромат. А запасы яблок, доведенных до брожения, перегонялись в светлую жидкость намного крепче вина, которую смешивали с жасмином для получения духов. Духи продавались по бешеным ценам: помимо того, что они улучшали запах людей и улиц, говорили, что, держа перед носом окропленный духами платок, можно было значительно уменьшить риск заражения во время эпидемий (которые в годы правления Судьи-администратора становились все более жестокими — явный признак усиления злобности эльфов и ведьм). Духи разливались в прозрачные флаконы и хранились в бесчисленных глухих комнатах дворца. Их продавали по всей стране, вплоть до границ с Неведомыми землями, что позволяло до отказа набивать казну и карманы Судьи-администратора золотом и драгоценными камнями.
Возможно, если бы Свихнувшийся Писарь не прерывал свои рассказы прыжками, смешками и подвыванием, они казались бы более правдоподобными. Да и привычка говорить лишь на определенные темы в определенное время года указывала на не самое здоровое состояние ума. Когда писарь говорил о стратегии, все было понятно, но остальное Ранкстрайл слушал из чистой вежливости, пока готовил ему бульон из головастиков и повторял про себя цифры или алфавит. Мысль о том, что не все беды мира происходят по вине эльфов и ведьм, покорила мальчика своей логикой, ведь, чтобы наводить на мир несчастья, которые поражали их самих (не говоря уж о возможных ответных мерах со стороны людей), эльфы и ведьмы должны были отличаться небывалой глупостью и тягой к самоубийству. Но теория эта настолько противоречила общественному мнению, что он отбросил ее как сумасбродную и не заслуживающую доверия.
Глава четвертая
Так шел год за годом, пока Борстрил не научился ходить. Потом все рухнуло. Мать в конце концов проиграла сражение с кашлем, в то время как отец, в свою очередь, начал его. Через два года после смерти матери Ранкстрайл ушел в наемники. Он не нашел лучшего способа сдержать данную самому себе и небесам клятву — не позволить брату и сестре узнать, что такое голод.
Когда Ранкстрайл покинул Внешнее кольцо, направляясь в Далигар, ему было пятнадцать лет.
Он ушел ночью, ни с кем не попрощавшись, зная, что отец попытался бы остановить его любой ценой. Даже Вспышка, его союзница и сообщница во всем, не знала о его решении — она тоже ни за что не позволила бы ему этого безумия.
«Деньги» — это волшебное слово покорило юного наемника, заставив покинуть свой дом и родных, как покидает место преступления вор. Отец был тяжело болен, но, если бы у него были деньги на еду и лекарства, он смог бы поправиться.
Отец мало ел — вот почему на него напал этот никак не проходивший кашель. Люди, которые ели каждый день, кашлем не мучились. Отец не выносил того, что его дети должны были терпеть голод. Они могли есть то, что добывал Ранкстрайл браконьерством: отец не запрещал. Он никогда не препятствовал. Но не препятствовать и разрешать — это разные вещи.
Когда у них на столе дымилось жаркое из цапли, отец вставал и уходил в угол, на свой чурбан, с низко опущенной, как у проигравших, головой. Он сидел там до рассвета, вырезая чудесные деревянные фигурки, которые мало кто мог бы купить.
