Макс - Паттерсон Джеймс (книга регистрации .txt) 📗
Клык хмурится и озабоченно трет себе лоб.
— Ты помни: она еще ребенок. И сама не знает, что ей нужно.
— Зато я знаю, что нам пора отсюда сматываться. Что, если она и вправду с нами не полетит?
Луна освещает его профиль. Глаза у него такие же черные, как небо. И такие же глубокие.
— И ты что, хочешь сказать, что мы можем ее заставить?
От его «мы» мне становится легче. Но, честно говоря, сделать с ней мы ничего не можем.
— Даже если мы ее заставим, — соглашаюсь я с Клыком, — она только разозлится и нам этого не простит.
— Вот именно. Она не хочет быть с нами. И, значит, что мы ни делай, ничего хорошего из этого не выйдет. Каждый должен сам выбирать.
Я пристально вглядываюсь в его лицо, стараясь понять, о ком он говорит. О Надж или?..
— Это правда… — Я собираюсь добавить что-то важное про Надж, но тут же забываю что. — Ммм… она… — Я растеряла все слова, глядя на сосредоточенное, серьезное лицо Клыка.
Он наклоняется ближе ко мне. Когда он успел так вырасти? Четыре года назад он был тощей жердью. А теперь…
— Макс, я выбрал тебя, — мягко произносит он.
Его жесткая, мозолистая рука нежно берет меня за подбородок, и внезапно его рот покрывает мне губы. Мозг мой полностью отключается.
Мы пару раз целовались и раньше. Но теперь все по-другому. На сей раз я подавила желание сорваться с места и с криком дернуть от него подальше. Закрываю глаза и, невзирая на страх, обвиваю его руками. Потом мы каким-то образом заваливаемся на бок на прохладный песок. Я обнимаю его крепко-крепко. А он так же крепко меня целует. И мне очень, очень-очень хорошо. Стоило только забыть мой всегдашний ужас, как меня стремительно понесло в сладкую, мягкую пустоту, в которой ничего нет, кроме Клыка, где я ничего не слышу, кроме его дыхания. И в которой мне ничего больше не надо, только чтобы ЭТО продлилось подольше.
Постепенно наши поцелуи из жадных становятся нежными. Мы больше не сжимаем друг друга так судорожно. Дыхание становится ровнее, и мысли снова соединяются в осознанные цепочки. А вместе с ними возвращается моя истерическая трусость. Только я стараюсь не выпустить ее за пределы моей черепушки. Потому что мне совсем не хочется испортить то, что только что между нами случилось. Как я обычно это делаю.
Я покосилась на Клыка. Он лежит на спине, прижимает меня к себе и смотрит в небо. На миллиарды звезд, которые видишь только в пустыне. О существовании которых даже не подозреваешь. Клык улыбается, и лицо у него мягкое и совсем не замкнутое.
У меня на языке вертятся мои всегдашние колкости. Но я плотно прикусила язык — не фиг трепаться попусту. Надо просто лежать и беречь охватившее меня чувство хрупкости, и думать о том, что между нами произошло и происходит, и размышлять о том, с каких пор я его так мучительно люблю, и удивляться тому, как страшна и как чудесна моя любовь.
И как остро чувствует ее каждая клеточка моего тела.
Ничего хуже с девчонкой произойти не может.
Я искренне рекомендую ЭТО каждой девчонке.
Когда Клык спрашивает, не пора ли возвращаться назад, я совершенно не понимаю, назад к чему?
Вот мой мозг: «О».
Вот мой мозг после случившегося между нами: «.».
Скажите, печальная перемена.
Вдруг парочка моих нейронов оживает, и я сразу вспоминаю. Пора возвращаться назад к нашей семье-стае. Назад к Надж, которая хочет избавиться от своих крыльев.
Мы поднимаемся в небо. Лечу, мощно взмахивая крыльями. Только чуть-чуть морщусь от недавней, почти зажившей раны. Еще пара дней, и она совсем заживет.
— Оооо! — шепотом кричит Клык.
И я тоже все сразу вижу. Звезды показывают два часа ночи.
Посреди пустыни наш новенький, с иголочки, дом-убежище сияет каждым окном, каждым дверным проемом.
Дурной признак.
20
Мгновенно мои романтические мечтания сменяются душераздирающим страхом и чувством вины. С кем-то из наших случилось что-то ужасное, а я в это время с Клыком всякой ерундой в пустыне занималась. Идиотка! Вот еще одна из причин, по которой нельзя целоваться.
Стремительно снижаемся и резко тормозим, поднимая столб пыли. Передняя дверь широко распахивается, и из дома выбегает Газ.
Хватаю его за руку:
— Что? Что случилось?
— Макс! Клык! — вопит Газзи. — Я думал, вы пропали. Я думал, они вас украли!
— Нет, нет, мой мальчик. Вот же мы, мы здесь. Мы просто полетать решили, — бормочу я все еще заплетающимся языком. — Что происходит? Почему все проснулись?
Во дворе появляются Игги и Надж. А где Ангел? Я вздыхаю с облегчением, видя, как она выходит из дома. Позади нее плетется недовольный Тотал. Слава богу, все на месте.
Вдруг наступает мертвая тишина. Какая бывает только в полночь в пустыне, когда все вокруг внезапно одновременно замолкают. Надж, Игги, Ангел, Тотал и Газзи пристально смотрят на нас с Клыком. Лица у всех тоскливые.
Перевожу взгляд с одного на другого. Похоже, они все здорово напуганы. Но они ни от кого не убегают. Ни на одном их них нет ни царапины, ни капли крови. Значит, в последние двадцать минут они ни с кем не дрались.
— Что происходит? — Я внимательно заглядываю каждому из них в глаза.
— Ммм… Они… — начинает Надж, но принимается задушенно кашлять. Потом смотрит на остальных и начинает сызнова, храбро поднимая на меня взгляд. — Макс. С твоей мамой беда. Похищена доктор Мартинез. Она пропала.
21
Я в стае лидер. Я быстрая. Я выносливая. Я могу на бегу соображать, а могу в полете. Не сосчитать, сколько раз мои стремительные и неожиданные решения спасали нам жизнь. Так и сейчас, мозг мой заработал на полные обороты.
— Аааа! — вырывается у меня, как будто мне только что хорошенько вмазали под дых.
— Нам по телефону сказали, — объясняет Игги.
— Элла звонила, — добавляет Надж. — Она белугой ревет. Твоя мама сегодня пропала в аэропорту. Они делали пересадку. Твоя мама пошла в туалет и не вернулась. Элла сейчас у тети. Не думаю, что Джеб знает. После нас Элла собиралась ему позвонить.
Надж переводит дыхание. В кои веки я не возражаю против ее красноречия — сейчас каждая деталь важна. Чем их больше, тем лучше.
— А в полицию они заявили? Или в ФБР? — Я спрашиваю, а про себя уже вычисляю, сколько у меня займет долететь до моей сводной сестры.
— Мы не знаем, — успевает ответить Надж, и в это время в доме раздается телефонный звонок. Несусь к аппарату и хватаю трубку.
— Макс? Макс! Але! Это Доктор Абейт, коллега твоей мамы по КППБ. Макс, вы в порядке? Все живы?
— Да, живы, — отвечаю я в трубку и жестом показываю нашим, чтобы заперли двери и погасили всюду свет. Мы вполне можем оказаться следующей мишенью. — Вы знаете, что произошло с мамой?
— В офис КППБ только что пришел факс, — говорит доктор Абейт. — Обычно в это время здесь никого нет. Но сегодня как раз пара человек составляла отчет для прессы. Короче, в факсе сказано, что доктор Мартинез похищена.
— Я знаю, мне Элла звонила. — Я хожу из угла в угол и кусаю ногти. — А факс от кого?
— В том-то и дело, что мы не знаем. Похоже, что номер отправителя оказался отрезанным в распечатке. Но в факсе написано, что доктор Мартинез похищена и будет оставаться в заключении, пока КППБ не прекратит давление на крупный бизнес.
У меня помутилось в глазах. Вспоминаю, как мистер Чу говорил мне, что он найдет способ заставить меня перестать сотрудничать с КППБ. Кажись, он уже осуществил свой план.
— А что-нибудь еще там есть?
— Да, есть. Пока мы с тобой разговариваем, пришел новый факс. В нем фотография Валенсии. Когда ее снимали, она была жива. Но непонятно, когда сделана фотография. Ее прямо сейчас у меня на глазах увеличили. Знаешь, что странно? Там на заднем плане — море. Валенсию, кажется, держат на корабле.
— На корабле?
Я ничего не пойму. Хотя подождите, подождите… Когда робиоты доставили меня к Чу-дищу, они приволокли меня на корабль. Я помню, как пол качало. Вот черт!
