Дырчатая луна (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (электронная книга TXT) 📗
— Ты где?! — очень звонко спросил Зорко.
— Я здесь. Я Ермилка. Динка вам про меня говорила!
— Разве... ты есть по правде? — совсем по-младенчески изумился Зорко. Словно увидел фокус в цирке, а не спасся только что от гибели. Да и спасся ли?
— Как видишь! Ой, то есть как не видишь. Но это неважно. Главное, что я вас отыскал.
«Может, сон?» — подумал Лён. И спросил, глядя выше фонарика:
— А зачем ты нас искал, Ермилка?
— Потому что Динка боится: куда вы пропали! Вечером пришла на бастион и деда теребит: «Где Лён, где Зорко?» А он ничего не знает. Она в слезы: «Сперва Ермилка пропал, потом они». То есть вы... А я не пропадал, просто прятался, ради игры. Я подкрался и говорю: «Не Динка ты, а Зинка. Потому что не «Дож...», а «Сле...» И побежал. Я догадался, где вы...
— Как догадался? — воскликнул Зорко с прежним изумлением. Смерть отступила, и он уже не верил в нее.
— Ну... подумал и сообразил. Я давно знаю эти места, я не раз тут бывал. Невидимки, они же везде снуют. И очень быстро... Я тут знаю такие проходы, про которые даже здешние люди не знают. Не догонят, не бойтесь... А почему они хотели вас отравить?
Лён зажмурился и протянул руку. И нащупал голое мальчишечье плечо, потом щеку, ухо, кудлатые волосы. Задержал на волосах ладонь.
— Ермилка, спасибо тебе...
— Да чего там «спасибо», я вас легко отыскал!.. Но почему они хотели вас убить? — В голосе Ермилки зазвенело нетерпение.
— А они правда нас не догонят? — запоздало испугался Зорко.
— Нет же! А почему...
— Хочешь знать, почему они такие? — сказал Лён. И вдруг понял, что сейчас заплачет. — Мы узнали про них столько всего... сразу и не расскажешь... Они — это все равно, что фабрика смерти. Чтобы люди всегда убивали друг друга... Понимаешь?
— Не-а... — сказал невидимка. — А зачем?
— Потому что они не могут без войны! И все, кто убит на этой войне, — из-за них! С обеих сторон!
Лён вдруг понял, что кричит. И что все еще держит ладонь на голове Ермилки и машинально сжал его волосы в горсть. Голова невидимки дернулась и освободилась. И стало тихо (только в дыхании Зорко были всхлипы, так легкие освобождались от остатков газа).
А воздух уже не казался свежим, как недавно. В нем стоял запах ржавчины и сырых камней.
Ермилка выключил фонарик и шепотом сказал в темноте:
— А если ни с какой стороны? То есть непонятно с какой... Тоже виноваты они?
— Ты про что? — так же тихо спросил Лён.
— Про теплоход «Константин»...
— Конечно, — сказал Лён.
— Мы хотели их взорвать, — выдохнул во мраке Зорко. — Мы уже совсем... потому что было все равно... А теперь мы должны выбраться и всем рассказать. Ты покажешь выход?
Маленький невидимка молчал.
— Ты покажешь выход? — повторил Зоркин вопрос Лён. И стало очень-очень тревожно.
— А как вы хотели их взорвать? — спросил Ермилка. Изменившимся голосом. И будто издалека.
— Спичкой! — Зорко уже совсем оттаял от страха. — Она у меня оказалась в кармане. О подошву чирк — и...
— Какой спичкой? — И вспыхнул фонарик. — Покажите.
— Вот... — Лён достал спичку из кармана.
— Дай мне! — Спичка вырвалась из его пальцев и повисла рядом с фонариком. — Вы уйдете, а я прыгну туда! И чиркну...
Лён среагировал моментально. Зажмурился и на ощупь ухватил Ермилку за локоть и за плечо.
— Рехнулся?! Дурак!..
Ермилка не стал вырываться. Засмеялся. Каким-то механическим смехом.
— Не бойтесь. Невидимки не умирают.
— Я тебе покажу «не умирают»! Сумасшедший!
— Да правда же! Я уже несколько раз пробовал! И в стогу горел, и прыгал с подъемного крана в порту...
— Зачем? — шепотом спросил Зорко.
— Ну... так получалось. Это даже почти не больно. Это... — он хихикнул, — не больнее Динкиных шлепков.
— Тебя разнесет на атомы, — уверенно сказал Лён.
— Ну да, — снисходительно согласился мальчик-невидимка — и т е х , к т о з д е с ь, тоже разнесет. Но их — навсегда, а мои атомы потом опять склеятся. Так уже бывало... Вы не бойтесь.
Зорко неуверенно спросил:
— А долго они будут склеиваться? Твои атомы...
— Не очень... А если бы и долго! У меня знаете сколько времени!
— Сколько? — машинально спросил Лён. И открыл глаза. И был уверен, что сейчас увидит перед собой взъерошенного рыжего пацаненка — Ермилку. Но не было никого — только фонарик. И спичка рядом с ним. Лён опустил руки.
А невидимый Ермилка повторил:
— Сколько у меня времени? У-у... Пока Динка не сделается большая. А когда сделается...
— Тогда что? — нетерпеливо перебил Зорко.
— Тогда я перестану быть невидимкой. И попрошу, чтобы... чтобы она стала моей мамой. — Фонарик помигал, словно вместе с Ермилкой застеснялся своего признания. — Ой! — вдруг весело спохватился Ермилка. — А чиркать-то об чего? Я же босой. Зорко, оставь мне сандаль!
Зорко, словно завороженный, снял сандалию. Она попрыгала по полу — Ермилка надел ее.
— Великовата. Ну, не беда, затяну ремешок... Теперь идите.
— Куда? — спросил Лён. Он опять был как во сне.
— Прямо по коридору. Это долго... Но в конце будет щель, вы в нее пролезете. А дальше будет дорога. Вы по ней идите, а я вас догоню... А если не догоню, идите пять километров, до поворота на Приморский тракт, а там уж — куда хотите. А раньше никуда не сворачивайте, иначе будет беда... Возьмите фонарик...
— А ты как без него? — растерянно сказал Лён.
— Ха! Невидимки видят в темноте, как на солнце... Не надо прощаться, это плохая примета. Идите...
Зорко и Лён пошли. В какой-то сумрачной завороженности. Желтый круг света выхватывал перед ними из тьмы бетонные плиты.
Так они двигались минут пять. А может, десять. Или час...
Зорко вдруг остановился, снял вторую сандалию, аккуратно поставил на бетон. Молча шагнул дальше. В этот миг потянуло свежим воздухом. Наверно, из близкого выхода. Лён стал на месте, как от толчка. Зорко тоже. Лён посветил назад. Луч выхватил на бетоне одинокую сандалию. Зорко и Лён очнулись. Разом!
— Он же взорвется по правде! Навсегда! — Зорко бросился назад. Лён догнал его. Но пробежали они лишь чуть-чуть. Окружавший их бетон дрогнул, все качнулось. С гулом.
Гул был не сильный. Но такой тугой, словно с орбиты сошел весь земной шар.
Потом плиты сдвинулись, просели, сверху посыпалось. Бетонный потолок приблизился, заставил встать на четвереньки. Фонарик погас и потерялся. Впереди почему-то оказались скрестившиеся балки. Они... они были видны! Потому что из-за них сочился отраженный от бетона свет.
— Зорко, ты живой?
— Наверно...
— Лезем...
Через балки, арматуру и обломки плит, сквозь цементную пыль и потоки песка, что обрушивались на головы и плечи, они долго выбирались к свету,
Выбрались. В царапинах, со звоном в ушах, перемазанные. Но живые. Даже не покалеченные.
Было утро... Странно. Лёну казалось, что по времени еще середина ночи. Но подумал он об этом мельком. Главная забота — о Зорко:
— Ты правда целый?
— Ага... А ты?
Лён встал с четверенек. Зорко тоже.
Они были на пологом склоне, в зарослях дубняка. Сквозь листья били лучи, на траве горели капли. И пахло лесной свежестью.
Но еще пахло развороченной землей — словно бедой.
Лён оглянулся. Зорко тоже оглянулся. Позади них дубняк был вырван и раскидан. Громоздились песчаные груды, из них торчали балки. Одна балка — толстенная, как шкаф — валялась на песке. А поперек нее лежал навзничь голый мальчишка. С откинутой головой и отброшенными назад руками. С тонкими, проступившими под кожей ребрами. Совсем незагорелый...
— Лён... Он, что ли, неживой? А?..
Мальчик был совсем неживой. По его впалому животу по-хозяйски шел рыжий муравей.
Зорко всхлипнул, но сдержался. Нервно сказал:
— Надо его одеть и похоронить.
Лён вздрогнул:
— Господи, кто это? Откуда он тут?
