Крик петуха - Крапивин Владислав Петрович (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Витька развел руками:
– Извини, сам лопать хочу, да ничего нет.
Пес извинил. Помахал хвостом. Негромко, далеко еще, прогудел грузовой локомотив.
Пробитое стекло
1
Товарный состав неспешно ехал по высокой насыпи через болотистую равнину. Над круглыми грудами кустов, над камышами и зеркальцами воды сновали темно-серые птички. Может быть, кулики?.. Витька сидел на порожнем ящике у левого борта платформы. Эта задняя открытая платформа была пуста, лишь перекатывалась туда-сюда гулкая жестяная канистра.
Слева и впереди открывался Реттерберг. Белые с разноцветными крышами коттеджи предместий, за ними блестящее на солнце стеклянное многоэтажье. Зеленая гора со старинной крепостью, иглы антенных вышек, маленькие на фоне небоскребов колокольни и средневековые башни…
Болото кончилось, потянулся луг. Насыпь стала делать плавный поворот, путь пошел на подъем. Состав сильно замедлил ход. Витька перебрался на подножку и прыгнул. Съехал на кожаной заплате по ровной траве откоса. И пошел через луг, путаясь кроссовками в низком клевере и раздвигая стебли высокого прянника – похожего на иван-чай, но с белыми цветами, которые разбрасывали густую пахучую пыльцу. Летали бабочки, что-то звенело в траве.
…После судебной реформы, скоропалительно проведенной правительством Западной Федерации, после всеобщей амнистии и отмены обязательных биоиндексов отец перебрался из таверны «Проколотое колесо» в Плоский квартал – старое предместье, которое треугольным мысом втыкалось в луговые окрестности Реттерберга на юго-западе.
Зачем он переехал? Кто его знает. Может, не хотел осложнять жизнь Киру, хозяину «Колеса». Может, что-то вышло между ними (хотя едва ли: Кир на отца чуть не молился). Может, отцу и правда удобнее работать на новом месте? Хотя чем удобнее-то? Квартира маленькая, на верхнем этаже пыльного двухэтажного дома – комната да кухня. И делать все приходится самому, а в «Колесе» Анда помогала, дочка хозяйская. И безопаснее там было. Отец говорит: «Какая сейчас может быть опасность? Реформа же! Вот и уланский корпус передали в ведение муниципалитетов. И экран у меня к тому же…»
Экран – это конечно. Могучее защитное поле силового генератора с принципом действия, который неизвестен здешним властям и ученым деятелям. Да ведь на него энергии не напасешься…
Луг закончился, Витька прошел через квартал дощатых домишек с огородами и пленочными теплицами. Это были остатки знаменитого раньше «Деревянного пояса», где обитал всякий сомнительный люд. Местные пацаны с неулыбчивыми лицами играли на немощеной дороге в «банки-обручи». На Витьку смотрели без дружелюбия, но не приставали. Знали уже.
Потом потянулась Сухоречная улица с дешевыми кино, мастерскими и магазинчиками в первых этажах старых домов, чахлый сквер с громким названием «Сад принцессы Анны», а за сквером показался угловой дом, где и жил Михаил Алексеевич Мохов – эмигрант, частный экспериментатор, паспорт-браслет номер такой-то, индекса не имеет.
Вход был отдельный – на узкую деревянную лестницу. Витька, слегка нервничая, набрал на двери сложный семизначный код плюс еще две цифры – свой позывной, – чтобы отец не кричал через динамик: «Кого там несет?»
На лестнице пахло пылью давно не мытых ступеней. Дверь в комнату была приоткрыта. Отец оглянулся на шаги. Он сидел у обширного (и очень старого) стола, заваленного пленками, программными дисками и бумагами. На столе горела желтая лампа, окно было завешено черной шторой, в дырку на ней пробивался колючий лучик.
– Ну-с, – без особой ласковости произнес Мохов-старший. – Ваше сиятельство явилось. Как всегда, раньше графика… Чем обязан?
Витька скинул кроссовки. Сел на узкую кровать, привалился спиной к штукатурке. Поставил пятки на край жесткой постели (в правой опять толкнулась боль). Обнял белые от пыльцы прянника колени, взглянул из-за них на отца. Тот, как обычно, всклокочен и небрит. Густо-густо, гораздо заметнее, чем раньше, блестит в щетине седина.
– Ну… чего прискакал-то? – спросил отец уже мягче.
– Соскучился, – сказал Витька тихо, но с вызовом.
– Уж будто бы… – пробубнил отец. И отвернулся к столу.
Витька вздохнул, подошел. Взял отца за плечи, грудью прилег на его костлявую спину. Почесал ухо о его колючую щеку. Прежде чем отец к этому как-то отнесся, шагнул в сторону. Взял наугад со стола листок с отпечатанными строчками. Забормотал с понимающим видом:
– «Соединение пространств и возникновение эффекта перехода вовсе не есть результат деформации Кристалла и предвестие всеобщего космического краха, как то пытаются представить нам господа из Института философии. Это, наоборот, логическое следствие развития Вселенной, которая в результате своего совершенствования обретает новые формы и свойства… Логично то, что первыми носителями этих свойств в человеческом сообществе являются дети, не отягощенные консерватизмом и так называемым „житейским здравомыслием“…»
– Ну и как? Все понятно? – ехидно поинтересовался отец.
– Ага… Только ерстка.
– Что-что?
Витька хихикнул.
– Такое новое слово. Центр требует, чтобы в отчетах, когда объясняют всякие новые явления, было написано: «Если рассматривать с точки зрения теории Кристалла». Сокращенно: ЕРСТК, «ерстка»… Скицын теперь чуть что, сразу говорит: «Ерстку вам в поясницу».
При имени Скицына Мохов-старший демонстративно поморщился. Мохов-младший демонстративно этого не заметил. И посоветовал:
– Вот и здесь напиши «ерстка». На всякий случай.
Михаил Алексеевич почти искренне вскипел:
– При чем тут я? Ты что, считаешь, это моя статья?! Такая ахинея! Это бредятина некоего Корнелия Гласа, который усматривает спасение мира только в будущих поколениях… В таких шалопаях, как ты…
– Ну и что? – Витька дурашливо крутнулся перед отцом на пятке (скривился). – Можно и спасти… А Корнелий Глас – это который привел тогда в «Колесо» ребят, а сам с ними не пошел? Он теперь командор? – Витька потянул новый лист.
– Никаких командоров нет, это чушь… И не лапай бумаги!
– Жалко, что ли?
– Не жалко, а незачем голову забивать. Все равно не поймешь.
– Ох уж… Скицын всегда дает читать отчеты. И ничего, разбираюсь…
– Ха! – сказал Михаил Алексеевич и хлопнул себя по коленям. – Он разбирается!.. На том, на вашем уровне это немудрено! Велика наука! Там все, даже твой ненаглядный Скицын, строят базисную теорию на детсадовской схеме пространства-времени, где время есть четвертое измерение! Хотя даже первокласснику должно быть ясно, что время не есть измерение в прямом смысле. А четвертым, пятым, десятым измерениями являются многовариантности развития, возрастающие по степеням, равным… Тьфу… Ладно, вырастешь – поймешь…
– Я и сейчас кое-что понимаю, – тихо сказал Витька. – Может, по-своему только…
– Понимаешь? Прекрасно! – Мохов-старший оттолкнул стул, скакнул к панели большого, во всю стену, нейрокомпьютера. – Возьмем простейший вариант. Многовариантность одного явления – горизонтальная ось. Бесконечность самих явлений – вертикальная… А, черт, опять заедает включение…
Витька украдкой зевнул. Зевок, однако, был замечен Моховым-старшим. Тот угас.
– Ладно… Если ты в чем-то и разбираешься, толку от этого…
– Па-а… – скучновато и осторожно сказал Витька. – Я и Скицына про это спрашивал, и Румянцева, и деда… Вообще, какой от этого толк? Ну, от всех изучений?..
– От науки?! – негромко взревел отец.
– Ну, ты не злись. Ты объясни. Зачем, если…
– А, понимаю! Зачем нужны научные теории, исследования и всякая возня «взрослых мудрецов», если вы с приятелями без всякой науки шастаете по Сопределью! Так?
Витька повел плечом.
– Ты похож на обезьяну… – печально сказал отец. – Да-да, на обезьяну в джунглях, которая нашла оставленный там космическими пришельцами белковый синтезатор. Научилась давить на кнопки, и синтезатор выдает ей бананы. И она радуется, угощает других… Ну и что? Подвинет эта находка обезьянье общество в развитии? Освоят макаки устройство прибора, научатся сами делать синтезаторы? Вступят в контакт с пришельцами?
