Город часов - Галадей Андрей Викторович "Драко Стаарн" (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
На старенькой плитке зашипел, готовясь вскипеть, чайник. Я подошёл к окну. Лёгкие, почти воздушные узоры покрывали стекло снаружи, на карниз словно просыпали сахарную пудру. Листья росшего прямо за окном южного тополя (на уровне третьего этажа) скрутились в трубки и стали будто бы припорошенные пылью. Я перевёл взгляд на термометр – минус пять.
Холода сменили туман и дождь в тот день, когда начали отставать Часы, неделю назад. И странно (хотя, что может быть более странным, чем морозы в августе), но в течение этого времени я не мог попасть в Город. Ни во сне (Переходе?), ни через «фиксированный портал». В изрядно обветшавшем строении бывшего детсадика рухнули перекрытия, наглухо закупорив даже входную дверь.
Тогда, неделю назад, панику удалось сдержать, хотя предыдущие аварии и катастрофы накалили ситуацию. А как сейчас?..
Староукраинск замер, придавленный холодом. Я вспомнил вчерашнюю дискуссию в Интернете. Одни утверждали, что это влияние циклона, идущего с Европы. Другие возражали, мол, холода принесло с моря. Периодически возникали идеи, что это результат слишком большого напряжения экосферы планеты, которая вот-вот окончательно разбалансируется.
Я понимал, что мороз среди лета, так или иначе, связан с событиями в Городе. С «серым». С той загадкой, которую мы там и не сумели разгадать.
Чайник запыхтел паром.
После завтрака я распотрошил сумку, доставая все более-менее тёплые вещи.
Воздух был холодным, и каким-то острым. Я несколько секунд топтался, не решаясь перешагнуть порог подъезда. Правы всё-таки те, кто утверждает – человека пугает неведомое, пусть даже спрятанное в оболочку привычного.
Наконец я решился. Шаг, ещё шаг. Под подошвой хрустнули льдинки. Коротко прошумел ветер, гоня по асфальту пожухлые листья.
Я уже увереннее зашагал по улице Адамца к памятнику героям-лётчикам корейской войны.
На улице было пусто, ни людей, ни машин. Дорогу мне гордо пересёк чёрный кот, я столь же гордо продолжил идти, поскольку давно уже не верил в приметы такого уровня.
- Пренебрегать древними верованиями не стоит, - прозвучал голос за моей спиной, - никогда не знаешь, что за этим последует.
Я рывком обернулся. Евсей приподнял шляпу, приветствуя меня.
- Похоже, Андрей Викторович, у вас накопились вопросы.
- Что происходит? – я с места бросился в карьер, в фигуральном смысле, естественно.
Евсей растянул губы в улыбке.
- Закономерный вопрос. Происходит то, что в разных местах называют по-разному – вторжением или нашествием.
Нашествие. В моей памяти вспыхнула ассоциативная ниточка – крапивинская «Голубятня на жёлтой поляне», те данные о Великом Кристалле, что я почерпнул из его книг, «манекены». Я остановился, в упор глядя на Евсея.
- Похоже, вы знаете очень многое. Я хочу знать, кто угрожает Городу и зачем. И ещё – мне кажется, вы знаете о Кристалле и Дороге куда больше, чем я.
- У вас есть умение весьма чётко очерчивать круг вопросов, - произнёс Евсей. – Что ж, извольте.
И он заговорил. Даже сейчас, когда я точно знаю, что эта история закончилась благополучно (никто не разбился), меня всё равно пробирает дрожь от осознания того, что могло произойти. Как же правильно сказали древние: не бойся друзей, они могут лишь предать, не бойся врагов – они могут лишь убить, бойся равнодушных, потому что именно от них происходят все беды мира.
Когда я вспоминаю всё это, у меня в ушах вновь звучит шелестящий голос Наблюдателя, но странно – я не могу вспомнить его слов. Помню смысл, помню интонации, а слова ускользают. Попробую рассказать то, что мне позволено помнить.
Вселенная, если смотреть на неё со стороны, представляет собой двенадцатимерный самозамкнутый кристалл, каждая грань которого – трёхмерный мир со своим ходом времени, своей историей и многовариантностью развития. Эти грани разделены между собой потенциальным барьером, обеспечивающим автономность развития каждой из них. Но барьер возможно преодолеть. Это называется «прямым переходом», но владеют им немногие. А кроме этого есть Дорога. Это энергоинформационная «кровеносная система» Кристалла, по некоторым данным, даже выходящая за пределы его. Ходят слухи также, что на Дороге можно встретить старого друга, вернуться туда, где тебя ждут. Впрочем, это же можно узнать из книг Командора. Но есть и то, чего он не описывал. То ли не знал, то ли не хотел говорить об этом.
Суть в том, что Дорога состоит в том числе из Безлюдных пространств, которые сам автор определял как «живые пространства, уставшие от человеческой жестокости». Но кроме Безлюдных есть ещё и Мёртвые пространства. Заражённые радиацией и долгоживущими бактериями, химическими кластерами и ядом человеческой злобы, они смертельны для любой жизни. Назвать их разумными нельзя, они, скорее, паразиты Дороги. И некоторые из них настолько сильны, что пытаются строить свою Дорогу. Чёрную. Дорогу смерти.
Евсей давно ушёл, а я всё пытался, нет, не понять, осознать то, что он поведал. Чёрная Дорога, жуткое порождение человеческой жестокости, выросшее на штыках и клинках «борцов за светлое будущее», за идеалы той или иной религии, партии, идеи, готовое уничтожать жизнь в любом её проявлении. Эти борцы утверждали, что можно и даже нужно убивать тех, кто не согласен с ними, поскольку это аналогично пресловутому естественному отбору, который научно сформулировал Дарвин. Вот только оставался вопрос – кто дал им право решать? Сила? Так ведь самый сильный самец становился вождём племени ещё при первобытнообщинном строе (у животных, кстати говоря, до сих пор так), а мы вроде как выше по уровню развития – в космос летаем, компьютерами пользуемся…
Странно, но я почувствовал некоторое облегчение. Я знал теперь, что представляет собой враг. Осталось выяснить, как попасть в Город.
Часы (наручные, а не те) показывали начало одиннадцатого. Самое время прогуляться, хоть погода и не совсем подходящая. С такими мыслями я быстрым шагом направился в сторону Черёмушек, миновав памятники героям-лётчикам и погибшим в Афгане. Началась рябиновая аллейка, в конце которой, правее метров на десять золотился купол маленькой церкви. Потом потянулись серые параллелепипеды пятиэтажек. Я дошагал до перекрёстка, свернул налево, углубляясь в микрорайон «Металлургов». Здесь находился единственный на весь город автомобильный мост через железнодорожное полотно, и один из трёх мостов, связывающих воедино обе части Староукраинска. А возле самого моста располагался уже не функционирующий в описываемое время техникум. П-образное трёхэтажное здание, облицованное потемневшей от времени и непогоды плиткой, разросшиеся в живописном беспорядке плакучие ивы и липы. Даже в солнечный день здесь царят зелёные сумерки, а сейчас – особенно.
Техникум грустно смотрел на мир глазами грязных, а кое-где и разбитых окон. Центральный вход блокировал большой и достаточно ржавый навесной замок, но дверь в подсобку, притулившуюся в углу, образованном основным крылом техникума и бывшей его же библиотекой, оказалась наполовину открытой. Это не было предчувствием или неслышным для других «зовом», кои очень любят описывать в своих романах писатели, нагнетая обстановку. Просто, увидев полуоткрытую дверь, я как-то сразу понял – вот он путь в Город.
Рискуя спровоцировать читателей на весьма заслуженные упрёки в затягивании сюжета, я всё же попрошу ещё минутку их внимания.
Когда-то мне снился сон, в котором я действительно нашёл дверь в другой мир. Я не помню подробностей, запомнилось лишь «замирательное» чувство причастности к Тайне. То же я ощутил и сейчас, стоя на холоде и разглядывая вход в подсобку. Конечно, рассудок убеждал меня, что я ничего не найду там, кроме мусора, но вопреки ему, я двинулся к двери.
Увы, похоже на этот раз рассудок оказался прав – в подсобке было тихо, пусто и холодно. Никаких дверей, лишь полдюжины широких тёмных досок, поставленных почти вертикально у дальней стены да брошенный моток проволоки на полу. Я честно осмотрел подсобку, насколько позволял сероватый свет дня. Ни-че-го. Рассудок обрадовано завёл песню о том, что головой надо думать, что всё это тебе приснилось (померещилось, придумалось, Крапивина с Булычёвым перечитался – нужно подчеркнуть), что пора половина отпуска уже прошла, а ты ещё ничего полезного не сделал. Эту песню я слушал с обидой. Самой настоящей, такой, когда глаза начинает щипать от незаслуженных упрёков. Это что же значит – ничего не было? Ни танца лунных бабочек, ни костра, ни жутковатой тайны в старом парке? Алисы тоже не было?
