Миллион и один день каникул - Велтистов Евгений Серафимович (е книги .TXT) 📗
Только сейчас, увидев Николая Семеновича на кафедре, в мантии почетного академика старейшей в Европе академии, поняли ребята, что детство, школа, одноклассники безвозвратно ушли в прошлое. Но они еще не осознали, что кадры на экране настоящие, кадры из жизни, а не из фильма, не почувствовали глубоко и остро, как ценна каждая минута в быстротекущей жизни человека.
Минута – и начались прожитые людьми годы, десятилетия, столетия. Ребята и штурман смотрели эти кадры с вниманием и волнением.
Они наблюдали города будущего, устремленные под самые облака или опущенные на океанское дно, и жителей тех городов в непривычной, часто меняющейся одежде, в зависимости от того, где были эти люди: в рабочих помещениях или квартирах, в транспорте или на отдыхе. Все было интересно, словно ты сам ходил по многоярусным мостам или летал как птица с вышины одного зеленого дерева на другое…
Вознеслась на экране древняя башня, и Пап пояснил, что это восстановлена Вавилонская башня.
За городом небо вспыхнуло в веселой пляске огней, создавших разные картины, и Пап высказал предположение о новейшей живописи. А многие другие многоярусные строения Пап не смог определить.
Тысячи и тысячи разных лиц землян видели ребята, – все они были прекрасны. Проходили на Земле столетия, сменялись эпохи, развивалась цивилизация, но люди помнили о потерянных в космосе кораблях. Они подбадривали попавших в беду товарищей, приветствовали их энергичными жестами, улыбались им.
– Спасибо вам! – сказал негромко Карен, и его «спасибо» услышала с телеэкранов вся планета.
Два простых слова, произнесенные десятилетним мальчиком, оторванным надолго от родной планеты, вошли во все учебники космонавтики.
Это и был последний сигнал с «Виктории», принятый Землей перед возвращением кораблей.
Глава пятнадцатая
в которой будущее продолжает прошлое
И все же каждый из пассажиров в бесконечных кадрах выбирал то, что было дорого ему. И каждый переживал увиденное по-своему.
Полчаса тянулись очень медленно. Казалось, что воздух в каюте стал вязким и текучим, словно жидкость, и отгородил зрителей одного от другого. Сгустилась темнота, и раздвинулись стены…
…Олег сидел на деревянном табурете в каменном подвале, под тяжелыми низкими сводами, а перед ним был старый мастер с бородой, в богатой одежде и бархатной шапочке. На фоне распахнутого окна, из которого лился солнечный свет, старик был очень живописен.
«Я давно жду тебя, человек будущего, – медленно и спокойно говорил старик Олегу, – и представлял тебя именно юношей. Кому, как не юности, передают люди нажитую мудрость? Подойди ко мне».
Олег сделал несколько шагов и оказался перед мольбертом. Мастер был рядом.
«Я открыл силу человеческого сердца, аппаратов воздухоплавания и бронированных колесниц, укрепленных фортов и крепостей, подводных кораблей и приземляемых систем – многое из того, что века спустя может пригодиться людям, но сам себя я считаю прежде всего художником. Смотри».
И он открыл холст.
Таинственное лицо женщины смотрело на Олега. Мальчик замер перед знаменитым портретом. Улыбка Джоконды тянула его к себе.
«Я очень хочу стать художником, – с трудом шевеля губами, сказал Олег. – Но никогда не буду таким великим, как вы».
«Люди исследовали состав моих красок, – услышал он тяжелый голос художника, – не понимая, как можно обычными мазками передать саму жизнь. А секрет прост: запомни навсегда любимого человека и постарайся рассказать о нем другим…»
Темнота сгустилась, и Олег, напрягая зрение, с трудом различал застывшую навечно улыбку портрета…
Карен очутился в палатке. Загорелый до черноты человек в одних трусах стоял перед ним и весело спрашивал:
«А где Прилипала?»
Карен пожал плечами, не понимая, что с ним произошло. За стеной палатки что-то грозно вздыхало, и по равномерному шуму мальчик понял, что это море.
«Как же так! – взмахнул руками веселый человек. – Именно тебя, мальчик будущего, и должна увидеть моя Прилипала… А то она не поверит, что космос освоен людьми как собственный дом!..»
Человек улыбнулся, и лицо его стало озорным, очень знакомым. Карен даже попятился: неужели первый космонавт?!
«Понимаешь, – азартно говорил человек, жестом усаживая Карена прямо на пол и садясь по-турецки возле него. -Прилипала потому и Прилипала, что от нее ни минуты нет покоя. В море она мне мешает плавать, в мертвый час закидывает вопросами, а про космос не верит: хочет увидеть сама. Очень вредная Прилипала!»
«Я готов рассказать о Ближнем и Дальнем космосе, – сказал чуть удивленный Карен. – А кто же она – Прилипала?»
«Да моя младшая дочь! И знаешь, я с ней полностью согласен: прежде все нужно увидеть и прочувствовать самому. Тогда тебе поверят. Ну, идем искать Прилипалу?»
Они вышли из палатки на берег… Как вдруг набежавшая волна подхватила Карена, вернула в привычный космос…
Алька сидела на корточках посреди раскаленной пустыни и чертила на песке длинную формулу. Солнце било в песок, блеск жег глаза, но Алька боялась поднять голову. Она слушала знакомый голос отца.
«Плюс здесь более логичен, чем минус. И увенчать надо все бесконечностью. Понимаешь меня, Алька? Что значат твои сегодняшние труды? Ты прошла со мной много километров по пустыне, мы оба чертовски устали, хотим есть и пить, почти дымится на солнце наша дубленая шкура, но мы не сдаемся. Впереди – ориентир, мерцающий огонек. Может, это наш дом, или звезда, или просто обман зрения, – мы идем дальше, потому что там, впереди, нас с тобой ждут. А понимаешь, Аленок, что это значит, когда ждут? Ничего не страшно вокруг! Можно сделать все невозможное. Это и значит счастье – счастье жить!»
Алька резко подняла голову. И не увидела ничего, кроме бесконечного блеска. Тогда легким взмахом руки она стерла на песке только что открытую формулу счастья…
Пап бежал по отлогому берегу океана. Был прилив, и шипящая пена настигала, почти касалась его ног.
Пап бежал очень быстро, опережая волну.
А навстречу ему бежала светловолосая девушка.
Пап задыхался от бега. Он не знал точно, кто она. Девушка была еще очень далеко. И он напрягал все силы, чтобы поспеть к ней раньше упругой волны…
Штурман открыл глаза, осмотрелся.
Двое мальчишек и девчонка на месте, в своих креслах. Клюют носом, трут кулаком глаза. На стенах – полотна знаменитых художников, портреты покорителей космоса и далеких планет. Ребята, наверное, утомились, забылись в коротком сне.
И он, штурман, не выдержал напряжения, на минуту сомкнул веки. Но кто же пригрезился ему? Кто эта девушка, так напоминавшая его рано умершую мать?
В иллюминаторе совсем близко штурман видел светлый круг, венчавший космическую дыру.
Пап упрямо тряхнул рыжей головой: прошлого ни за что не вернешь, даже в обратном течении времени. Это ясно и ребенку!
И вдруг тишину прорезал жаркий шепот.
Пап обернулся: кто это? И увидел Альку.
