Властелин времени - Скобелев Эдуард Мартинович (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Последними получили свою долю старик-хранитель огня, он же колдун рода, и старейшина.
Все принялись за еду. В мигающем свете костра бородатые лица казались страшными и свирепыми. И тем более поражала сила обычая, которому беспрекословно подчинялись люди.
Мужчина, раньше всех закончивший трапезу, стал обсуждать историю какого-то Клобла, как выяснилось, удачливого охотника из соседнего рода, — он покинул сородичей, назвав их дармоедами. Ослабленные мором, они не смогли наказать строптивца.
Этот Клобл подговорил людей другого племени бросить занятия рыбной ловлей, водил их куда-то за Фиолетовые Горы, и каждый привел оттуда по молодой жене и по пленнику. Пленников заставили взрыхлять поле и ухаживать за посевами, дающими съедобные клубни.
— Клобл обидел людей своего рода, — сказал молодой, с отечным лицом мужчина. — Однако же никто не оспорит, что он и те, кто пошел за ним, живут ныне богато и весело. Они построили себе семейные дома из прутьев, все щели обмазали глиной, а пленников загоняют на ночь в пещеру, пещеру закрывают кольями и сторожат. Хлопотно, зато днем сторожа спят сколько хотят и едят сладкие клубни.
— Клоблу помогают добрые духи, — вздыхая, говорили другие. — Если бы нам помогали, разве мы оставались бы в этой смрадной пещере? До самых холодов мы жили бы в деревянных хижинах, где больше света, воздуха и места.
Однако большинство людей гневно осуждало Клобла.
— Чем восхищаетесь, братья? Презрение древних обычаев принесет всем нескончаемое горе. Прадеды, давшие нам законы, знали о жизни такое, чего не могут знать нынешние гордецы, призывающие плевать на стариков и забывающие, что сами идут к старости… Кто наймет раба, сам уподобится рабу, кто захочет свободы и радости только для себя одного, всех ввергнет в рабство и печаль. Потомки Клобла станут рабами — таков непреложный закон.
— Чепуха, — оспаривал мужчина с отечным лицом, переглянувшись со старейшиной. — Кто же из сильных и опытных людей будет стараться, видя, что его долю раздают другим, слабым и ленивым? Если бы старательный человек работал на самого себя, он имел бы пищи и всего другого гораздо больше, чем теперь.
— Ложь это, ложь и слепота сердца! Позорят нас такие речи! Мы остаемся братьями, пока помогаем друг другу, пока храним бескорыстие, доброту и честность. Кичась своей случайною силой и удачей, безумец забывает, что без поддержки сородичей он лишь пылинка, гонимая ветром. Сегодня здоров и доволен, завтра болен и полон отчаяния — кто утешит его, кто обогреет у очага, кто защитит?.. Злой дух может совратить нечестивца, но к чему это приведет? К крови, к нужде, к опустошениям! Предки повторяли, что легко сбить спесь с гордеца и ленивца и вернуть их в лоно служения родным святыням, но трудно остановить нищету и насилие, которые вспыхнут среди людей, едва они разойдутся в стороны и отдадут сильнейшему долю слабейших… Все это уже было на земле — необузданное самолюбие, обособление, пресыщение и слава одних, голод и униженность других, но окончилось печально… Человек сохранит радость, пока будет трудиться ровно столько, чтобы прокормиться и поддержать предания и обычай. Если труда будет меньше, человек растворится среди зверей, если больше, погибнет от тщеславия и страстей, от ненависти и соперничества…
— Старики пугают своими выдумками, — вмешался старейшина, с явным удовольствием слушавший весь спор. — Установления ветхой старины хороши до тех пор, пока не мешают почину и поиску. Кто хочет приостановить жизнь — прав ли он?
— Странные речи молвишь, старейшина, — заметил пожилой охотник. — Отныне я не верю тебе: ты не выполняешь долга — не бережешь заветов, которые охраняют нас от напастей… Да, человек может сотворить необычайное, но необычайное похитит обычное. Нет ничего на земле, что не имело бы изнанки… Гордыня и лишняя собственность обрывают связи человека с богами и землей. Нет для духа равновесия там, где нет пределов для жажды обладания и власти. Или ты забыл старую поговорку: «Зачем делать сосуд из глины, если он замутит сосуд ручья?..»
Наконец все завершили трапезу. Маленьких детей напоили из горшка, а все остальные отправились на водопой к мелкой, спускавшейся с гор речке, видимо, притоку той большой реки, к которой ушел мамонт, спасаясь от погони.
Иосиф с любопытством глядел, как люди, смеясь и подталкивая друг друга, спустились по камням к берегу и, рассредоточившись, стали ломать тонкий лед и пить, зачерпывая воду руками.
— Словно стадо диких животных, — скривившись, презрительно заметил старейшина. — Все эти порядки страшно надоели. В племенах, где ценят ум и понимают толк в жизни, они почти разрушены… В прошлый солнцекруг я был за теми горами. — Он махнул в сторону гор. — Там почитают старейшину как избранника, которому во всякое время понятен голос духов рода. Ему первому дают долю добычи. А летом ставят из шкур отдельный шалаш. Вождь должен думать, а не нюхать отделения кишок. Почет старейшины — почет рода. Сила власти старейшины — сила рода…
Иосиф неопределенно кивнул, подумав про себя, что мудрые древние заповеди вряд ли устоят перед алчностью таких властолюбцев и ловких болтунов, как старейшина, готовый осмеивать и оплевывать все обычаи только потому, что они не позволяют ему лично обрести желанные преимущества…
На ночь Иосифу предложили место в пещере. Место было весьма удобным, но впечатления дня требовали не сна, а уединенного размышления. Он решил прогуляться.
— Куда? — спросил сторож у выхода из пещеры, седоволосый, но крепкий еще старик.
— По нужде.
— Смотри же, не отдаляйся. Днем больше добрых духов, ночью преобладают злые.
— Звери боятся человека.
— Вот это и плохо. Во времена моей молодости не позволялось без надобности пугать зверя. Если человек слишком возвысится над тварями, которые его окружают, он пожелает возвыситься и над людьми, с которыми живет. Что это принесет, кроме вражды и страданий?..
Иосиф наслаждался тишиной. Надвинувшаяся ночь поражала умиротворенностью. Пахло мокрой глиной, снегом и черноталом, — там, где речка разливалась, поднимались его густые заросли.
