Черная линия - Гранже Жан-Кристоф (книги регистрация онлайн TXT) 📗
— Вы… е-го… уби-ли?
Полицейский встает. Запах одеколона заполняет помещение. Он сам заполняет все своим белокурым присутствием. Медовый завтрак. Он молча ходит по палате, засунув руки в карманы. Хадиджа собирается с духом и выговаривает до конца:
— Вы… его… убили… или… нет?
— Да. Никаких сомнений.
Она вопросительно поднимает брови.
— Но тела мы не нашли.
Она закрывает глаза, охваченная паникой. Полицейский продолжает, как будто читает ужас на ее лице:
— Подождите. Реверди удалось убежать из камеры. Ребятам мешали эти комбинезоны, дыхательные маски. И он проскользнул между ними, легкий, босой, задержав дыхание. В коридорах никто не решался стрелять: слишком опасно.
Хадиджа представляет себе лабиринт идущих по кругу стальных коридоров, разные аппараты. Реверди, в черном комбинезоне, не дыша, исчезает среди хромированных бликов…
— Когда он выбежал на крыльцо, снайперы его достали. Ему вроде бы всадили минимум пять пуль в грудь. Я вам говорю о настоящих снайперах. Су-пернатасканные ребята. Им доверять можно.
— Почему… нет тела?
— Несмотря на раны, ему удалось выбраться за ограду на западе. Завод находится в Ножан-сюр-Марн, вы это знали? Наверное, он бросился в реку, протекающую возле завода.
Он замолкает, подходит к столику на колесах и рассеянно поглаживает цветы:
— В каком-то смысле это страшно себе представить: парень в подводном комбинезоне, босой, рвется к воде, как животное, стремящееся вернуться в родную стихию.
Сам того не замечая, полицейский обрывает несколько лепестков.
— Он упал в воду. Уже мертвый. Это точно. Десять дней. Мы тралим дно реки.
Она закрывает глаза. Он произносит более настойчиво, словно читая ее мысли:
— Он мертв, Хадиджа. Сомнений быть не может. Он говорит что-то еще, но Хадиджа слышит голос Реверди, стоящего перед ней в камере:
— «Там, где есть вода, я непобедим».
87
В начале ноября Марк очнулся.
Хадиджа уже давно встала с постели. Она пришла навестить его. Он лежал в соседней палате, но ее пустили к нему впервые. Увидев его, она испугалась. Не окружавших его аппаратов, не мониторов, на которых отражалась деятельность его организма, а его самого. Этого хмурого, упрямого лба, за которым, казалось, еще не рассеялся мрак, под коротким ежиком волос — его обрили наголо. Они оба были похожи на освобожденных узников концлагеря.
Она заставила себя улыбнуться, хотя губы еще тянуло. Он страшно исхудал. Кости лица резко проступали под белой кожей, усиливая игру теней. Голова мертвеца. И в то же время эта бледность жила, буквально фосфоресцировала под волосами средневекового венецианца. Она подумала про маленькие фонарики, которые вставляют в апельсиновую кожуру — белая мякоть так же бесконечно мерцает в их свете.
Она подошла поближе. Каждый разрез был закрыт повязкой. На висках, на горле, на ключицах, на предплечьях. Она знала, что повязки спускаются ниже, под рубашку, под простыню. У нее были такие же повязки, и врач не солгал: у нее все зажило за несколько дней. Насмешка судьбы: по словам врача, именно наличие меда, проникшего в раны, ускорило заживление.
Первыми словами Марка были:
— Они его не нашли. У них нет тела.
Хадиджа снова грустно улыбнулась. Наверное, с того момента, как он открыл глаза, к нему вернулось это наваждение. Реверди жив. Реверди идет по их следам. Реверди убьет их…
Она поняла, что психоз Марка безнадежен: даже увидев труп своего врага, он не перестанет бояться худшего, он будет приписывать убийце сверхъестественные способности. Марк вышел из комы, но не избавился от своих кошмаров.
И никогда не избавится.
Он неизлечим.
Хадиджа выписалась из больницы.
Она оставила Марка, сероватого доктора, золотистого полицейского.
Все, что связывало ее с полученной травмой.
Она вернулась в свою квартиру на авеню Сегтор. В свой кабинет. К своей диссертации. К своим философам. Но все стало чужим. После того, что она пережила, философские теории представлялись ей какими-то абстрактными. Чтобы не сказать абсурдными.
Зато она с удивлением обнаружила, что снова пользуется спросом в мире моды. Ее не забыли.
К ней обращались многие агенты, стремившиеся перехватить эстафету Венсана, Ей звонили фотографы, кутюрье, представители агентств. Разве они не знали, что она изуродована? Разве в мире «высшего совершенства» кому-то может быть нужна девушка с дырявыми губами?
Она ошибалась. Сначала ее визажистка Марина объяснила, что на фотографиях следы будут незаметны. Вопрос пудры и освещения. Но самое главное, ее внешность соответствовала «тенденции», и пока эта тенденция сохраняется, у нее может быть протез вместо ноги — фотографы все сделают как надо.
И к тому же — еще одна неожиданность — с ввалившимися щеками, с короткими волосами ее лицо стало еще выразительнее. Теперь ее красота приобрела остроту и твердость кремня.
Да и дело Реверди, наделавшее столько шума, придало ее облику ту толику реальности, тот запах серы, которого так не хватало большинству девушек ее профессии. Хадиджа никогда не была бесцветной. А теперь она стала просто ослепительной — самой яркой звездой зимнего сезона 2003 года.
Из вызова, из чувства долга она согласилась подписать контракты.
И снова пошла по дороге света.
Но очень скоро, несмотря на все принятые ранее решения, она вернулась к Марку.
Просто, как казалось ей, из солидарности.
Каждый день она навещала его в залитой солнцем палате. После ничего не значащих слов между ними воцарялось молчание, густое, как молоко. Белое, гладкое, неподвижное. Марк находил удовольствие в немоте. Хадиджа не пыталась его нарушать. Она знала, что за этим молчанием скрываются безысходные мысли, и у нее не возникало ни малейшего желания узнать их.
Иногда в коридоре она встречала врачей, которые ее успокаивали: Марк поправляется. Скоро его выпишут. Она понимала и то, чего ей не говорили: он находился под наблюдением. Наблюдением психиатра. Состояние его психики беспокоило всех.
Он не разговаривал, почти не ел, много спал. Казалось, во сне он находит убежище. Если ему снились те же кошмары, что и Хадидже, это вряд ли могло его успокоить. Но она угадывала, что он нарочно погружается в эти видения. Словно его манили, притягивали самые страшные воспоминания. Словно, — при одной мысли об этом у нее стыла кровь, — через эти сны он пытался установить контакт с Реверди…
Впрочем, и наяву он проявлял признаки постоянного беспокойства. Через своего адвоката он потребовал, чтобы перед его дверью постоянно дежурил охранник. Следователь не заставил себя упрашивать, подтвердив тем самым то, чего все опасались: в схватке в Ножан-сюр-Марн Реверди удалось выжить.
Двенадцатого ноября Хадидже удалось встретиться с психиатром, которому официально поручили наблюдать Марка Дюпейра. Маленький, сухонький, с очень темными волосами, с квадратной бородой, он выговаривал некоторые слоги с сильным немецким акцентом.
Продолжая чистить свою трубку, он сказал, как отрезал:
— Психических заболеваний не существует. Существуют только неулаженные конфликты.
Хадиджа закинула ногу на ногу и подумала: «Э-ге-ге!» В этот момент врач внимательно посмотрел на нее. Без сомнения, он заметил ее шрамы. Шесть маленьких дырочек над верхней губой, шесть на нижней — они окаймляли ее рот, как татуировка хной. Она ответила:
— Ну, думаю, конфликтов Марку хватило с лихвой.
— Вот именно. — Он вскочил, словно подброшенный пружиной. — Вот именно…
Он заходил по кабинету, раскуривая трубку:
— Марк не может смириться со всей этой жестокостью. Его психика отказывается принять ее существование. (Он размахивал трубкой, оставляя полосы дыма в воздухе.) Пф-ф-ф-ф! Вот какую роль играли его комы. Черное поле. Стертая запись. И именно по этой причине он сейчас и спит так подолгу: его разум снова пытается укрыться в бессознательном. Его суперэго…
