Гедеон - Эндрюс Рассел (книги хорошего качества .TXT) 📗
Отец Тадеуш посмотрел на раннее утро за окном кабинета.
— Думаю, отец Пат сейчас именно там.
— Можно его увидеть?
— Конечно. Если он захочет.
Отец Тадеуш поднялся на ноги и подошел и открыл дверь, ведущую в сад.
— А узнать можно только единственным способом. Попытаться проверить самому.
— В этой жизни мы только и делаем, что пытаемся, — задумчиво произнес Преследователь, вглядываясь через открытую дверь в прохладное сырое утро. — И с Божьей помощью иногда добиваемся успеха.
Он вновь не мог уснуть. Отец Патрик Дженнингс снова проводил предрассветные часы, яростно перелистывая потрепанные страницы Священного Писания при мерцающем свете лампады. Зубы его стучали от горной прохлады, на плечи священник накинул снятое с койки одеяло из грубой шерсти.
Ответ. Истина. Понимание.
Он в отчаянии искал именно это. Больше ему ничего не было нужно.
Однако и среди знакомых страниц он не мог найти успокоения. Только общеизвестные затасканные фразы. И еще больше вопросов. Как в Книге пророка Иеремии, 39:18: «Я избавлю тебя, потому что ты на Меня возложил упование». «Когда же, Господи? Когда воздастся мне за веру мою?» Или как в Первом послании к Коринфянам, 4:5: «Господь осветит скрытое во мраке». «Как, Господи? Молю тебя, покажи мне, как, ибо я блуждаю в темноте. Покажи мне, где искать мудрость. И прошу Тебя, Господи, укажи мне путь».
Священник был уверен, что виски бы помогло. Оно бы согрело и успокоило его. Воздвигло мягкие, уютные преграды перед мрачными коридорами в глубине сознания, где прячется страдание и ужас. Виски принесло бы сон.
Но одна из причин его пребывания здесь, в монашеском приюте, именно в том, что он хочет избавиться от этого костыля. Научиться вновь стоять на собственных ногах. Самостоятельно шагнуть навстречу рассвету.
Нет, ему нельзя сейчас пить. Необходима ясность мысли. Так много поставлено на карту! Слишком много, чтобы сделать неосторожный шаг. А что, если он его уже сделал — послал электронное сообщение репортеру из Вашингтона? Если он ошибся в этой паре, Грэнвилле и Мейз, то письмо навлечет на него беду. И тогда совсем не те люди пожалуют сюда, слетятся, как стервятники на гниющую падаль. Но ведь он так тщательно все обдумал! Каждую мелочь. Президент Адамсон увидел начало рукописи — подробный отчет о своем запятнанном и ужасном прошлом. Молодого писателя нанимают, чтобы написать секретные политические мемуары. Редактора и других людей из его окружения убивают, а самого автора обвиняют в убийстве. Он ищет помощи у журналистки из Вашингтона; ее дом ожигают, агента ФБР убивают, а эти двое сбегают вместе. Вот и вопрос: они сбежали потому, что виновны, или потому, что нет? Все правильно. Отец Патрик решил, что рассуждал правильно. Молодого человека, который не знал, во что вляпался, наняли те, кто хотел уничтожить президента. Если уж они замахнулись на такого человека, как Адамсон, то Грэнвилла раздавят без малейшего сомнения. Адамсон, исповедуясь, сказал, что они ни перед чем не остановятся. И у них достаточно силы, чтобы ничто не смогло их остановить.
Все же священник не знал, правильно ли он поступил. Где-то в глубине души, под грузом всех подозрений и объяснений, таилось то единственное, в чем он был уверен: свершилось ужасное преступление, и ему, отцу Патрику, нужно что-то делать. Но что?
Если бы только знать ответ, думал священник, сидя в крошечной хижине на скале Господа Нашего. Забравшись высоко наверх, он, беззащитный и уязвимый, был совершенно один во мраке, и ждал рассвета, дрожа от холода. «Положение, сопоставимое с моим нынешним внутренним кризисом», — пришел он к печальному выводу. Во всех направлениях, кроме одного, подстерегает глубокая многометровая пропасть — верная гибель. Только один путь верный, дорога к спасению.
«Господи, помоги мне выбрать верный путь! Помоги мне, пока я не сошел с ума окончательно и бесповоротно!»
При первых багряных лучах рассвета, когда стали различимы тени камней вокруг, отец Патрик вышел из хижины. Только постоянно двигаясь, он мог скрыться от терзавших его демонов. Вначале он держался протоптанной дорожки, которая вилась меж выходящих на поверхность пластов горной породы, спускаясь обратно в лес. Но примерно через сто метров священник свернул с тропы в чащу леса. В густой, разросшийся первобытный лес, почти непроходимый. Ветки и вьющиеся стебли цеплялись за одеяние священника, впивались в лицо и руки, оставляя глубокие, болезненные царапины. Но он не повернул назад, наоборот, пошел еще быстрее, не обращая внимания на стекающую прямо в глаза кровь. И еще быстрее. Пока наконец не пустился в сумасшедший галоп, с вырывающимся из глотки звериным ревом, продираясь сквозь заросли, словно разъяренный черный медведь. Отец Патрик спотыкался о корни деревьев и камни, падал, подворачивая лодыжки и обдирая кожу с коленей, локтей и ладоней. Он неловко свалился на правое плечо, и вся рука онемела. Но священник не останавливался. Никто не смог бы его остановить. Но все-таки изнеможение одержало верх, и он рухнул на окровавленные колени, дрожа, всхлипывая и обливаясь потом. И тогда он взмолился: «Господи Всевышний! Я исчерпал свои силы. Ты учил меня, что никогда не пошлешь мне ношу тяжелее той, что я могу вынести. Но я больше не могу, Господи. Я стою на коленях, весь в крови и склонив голову. Избавь меня, Боже, от мук, ибо я верю в Тебя. Спаси меня, Господи».
Несколько минут отец Патрик, зажмурившись, оставался на коленях, потом встряхнулся и неуверенно встал на ноги, окинув лес невидящим взглядом. Порядок. Приоритеты. Ему это необходимо. Он вернется в маленькую хижину. Вытрет лицо. Наденет чистую одежду. Спустится к завтраку. Поест. Отец Патрик еще раз вернулся к этому списку, повторяя каждое слово вслух и собираясь с силами. А затем начал осторожно выбираться из чащи на тропу. Дойдя до нее, поднялся наверх, к скале Господа Нашего.
Солнце светило прямо над горой Писга, такое яркое и теплое. Когда отец Патрик добрался до самой верхней группы камней, оно ослепило его. И только спустя мгновение священник понял, что не один.
Другой священник стоял в опасной близости от края, любуясь видом.
— Отец Тадеуш прав, — сказал он отцу Патрику благоговейным шепотом. — Можно протянуть руку и почти коснуться ладони Бога.
Незнакомец повернулся и одарил отца Патрика улыбкой. Он был совсем юн и необычайно хорош собой — ясноглазый, с блестящими белыми зубами, безупречной кожей и великолепными темными волосами. Благочестие и доброта, казалось, исходили от его худощавой, но атлетически сложенной фигуры, которую освещал утренний свет.
— Доброе утро, отец Патрик.
— К-кто вы? — прохрипел тот, заикаясь.
— Я ответ на ваши молитвы, — мягко произнес молодой священник.
Немыслимой крутизны тропа вела наверх. Аманда очень быстро поняла, что не в той форме, чтобы взобраться на гору. Она переволновалась, устала и страдала от недосыпания. К тому же ее организм не успел привыкнуть к разреженному горному воздуху. Она задыхалась. У нее кружилась голова, а к ногам, казалось, привязали гири. Карл шел впереди, тоже тяжело дыша. Но нельзя останавливаться. Нужно идти. Шаг за шагом. Карабкаться ввысь.
Потому что отца Патрика уже ищут.
Об этом сказал отец Тадеуш. Молодой священник поднялся по тропе, ведущей к скале, опережая их всего на несколько минут.
Какой еще молодой священник? Кто он? Что ему нужно? Неужели они опоздали? После стольких дней и ночей, после того, как проехали много миль, скрываясь от полиции, и вдруг опоздали?
Нет, не может быть! Это просто невозможно, ведь иначе все кончено и они погибнут.
— Карл, я больше не могу, — простонала Аманда, хватая ртом воздух.
— Можешь, — с трудом ответил тот, его грудь тяжело вздымалась. — Мы оба можем. Мы должны.
Последние десятки метров до вершины горы оказались самыми тяжелыми: голые камни и почти вертикальный подъем. Аманда карабкалась вверх на четвереньках, и все ее мышцы дрожали от напряжения. Девушке казалось, что сердце вот-вот пробьет грудную клетку и вырвется наружу.
