Контракт Паганини - Кеплер Ларс (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Судовладелец «Интерсейф Шиппинг» не знал, что оружие намеревались переправить из гавани Момбасы в Южный Судан, кенийская компания «Трансконтинент» не знала, что товар, который она должна была доставить в Судан на большегрузных машинах, представлял собой оружие. Никто ни о чем не подозревал.
Аксель Риссен…
Чувствуя, как швы на шее стягивают кожу, Аксель вылез из такси. Чтобы пройти последний отрезок до Брагевеген пешком. В солнечном свете асфальт казался бледным, почти белым. Не успел он открыть калитку, как дверь дома распахнулась. Это был Роберт — он стоял у окна и ждал.
— Что ты пережил! — Роберт покачал головой. — Я разговаривал с Линной, он кое-что рассказал. Совершенное безумие…
— Ты же знаешь, что твой брат — крутой чувак, — улыбнулся Аксель.
Они крепко обнялись и пошли в дом.
— Мы накрыли стол в саду.
— Как сердце? Еще не остановилось? — спросил Аксель, проходя за братом в дверь.
— На следующей неделе должны были делать операцию.
— Я не знал. — У Акселя по шее побежали мурашки.
— Ставить кардиостимулятор. Кажется, я не рассказывал…
— Операция?
— Короче, ее отменили.
Аксель еще раз взглянул на брата, и его душу залила чернота. Он понял, что операцию организовал Рафаэль. Должна была произойти врачебная ошибка. Роберту предстояло умереть на операционном столе, а его печень должна была перейти к брату.
Акселю пришлось остановиться в прихожей и немного успокоиться, прежде чем двинуться дальше. Кровь прилила к лицу, в горле встал комок.
— Ты идешь? — беспечно спросил Роберт.
Аксель еще немного постоял, потом пошел следом за братом — через весь дом и дальше, в сад. На мраморном полу в тени раскидистого дерева стоял накрытый стол.
Аксель уже подходил к Анетт, когда Роберт придержал его за руку.
— Как нам было легко вместе, когда мы были мальчишками, — серьезно сказал он. — Почему мы перестали разговаривать? Как так получилось?
Аксель удивленно посмотрел на брата, на морщины в уголках его глаз, на волосы, взлохмаченные вокруг лысой макушки.
— Всякое случается в жизни…
— Погоди… я не хотел говорить по телефону, — перебил Роберт.
— О чем?
— Беверли сказала, будто ты думаешь, что виноват в самоубийстве Греты, но я…
— Я не хочу об этом говорить, — тут же оборвал Аксель.
— Придется. Я был на том конкурсе, я все слышал, слышал, как Грета говорила со своим отцом. Она непрерывно плакала, она неважно сыграла, отец страшно разозлился…
Аксель высвободил свою руку.
— Я все уже знаю.
— Дай мне закончить, — попросил Роберт.
— Ну давай.
— Аксель… если бы ты что-нибудь рассказал мне, если бы я раньше узнал об этой твоей уверенности в том, что это ты виноват… Я слышал, что говорил ее отец. Он виноват во всем, только он один. Они страшно поругались, я слышал, какие дикие вещи он говорил. Что она его опозорила, что она ему больше не дочь. Пусть, мол, убирается из его дома, из школы, пусть катится к своей матери-наркоманке в Мору.
— Он так говорил?
— Я никогда не забуду голос Греты. Как она испугалась, как пыталась объяснить отцу, что любой мог выступить плохо, что она старалась изо всех сил, что не случилось ничего страшного, что будут еще конкурсы…
— Но я никогда…
Аксель огляделся, не зная, что делать. Он вдруг почувствовал слабость и просто медленно сел на мраморный пол и закрыл обеими руками лицо.
— Она заплакала и сказала отцу, что покончит с собой, если он не разрешит ей остаться и заниматься музыкой.
— Не знаю, что и сказать… — прошептал Аксель.
— Скажи «спасибо» Беверли.
Беверли Андерссон…
Беверли стояла на перроне Центрального вокзала; начинался моросящий дождик. Пока она ехала на юг, за окном мелькали летние поля и леса, обернутые серым туманом. Только возле Хессельхольма небо прояснилось и выглянуло солнце. Она сделала пересадку в Лунде, потом села на автобус до Ландскруны и оказалась в Свалёв.
Как же давно она не была дома.
Доктор Саксеус обещал ей, что все будет хорошо.
Я поговорил с твоим папой, сказал доктор. Он все принял серьезно.
Беверли пошла через пыльную площадь. Ей отчетливо вспомнилось: вот она два года назад лежит прямо посреди площади, ее рвет. Какие-то парни напоили ее самогонкой. Сфотографировали и бросили валяться на площади. Именно после этого случая отец не пожелал больше видеть ее дома.
Беверли пошла дальше. Живот свело, когда перед ней развернулось сельское шоссе, ведущее к усадьбе, до которой было еще три километра. На этом шоссе ее обычно сажали в машины. Сейчас она даже не помнила, почему ей хотелось куда-то ехать с этими людьми. Ей казалось, что она что-то видит в их глазах.
Свет, обычно думала она.
Беверли переложила тяжелый чемодан в другую руку.
Вдалеке пылила машина.
Разве она не узнает эту машину?
Беверли улыбнулась и замахала рукой.
Папа едет, папа едет.
Пенелопа Фернандес…
Церковь Рослагс-Куллы — маленькое сияюще-красное деревянное строение с красивой высокой колокольней. Тихая церковь возле старинного имения Вира, чуть в стороне от загруженных дорог коммуны Эстерокер. В тот день небо было ясным и высоким, ветер разносил аромат полевых цветов над умиротворенным кладбищем.
Вчера похоронили Бьёрна Альмскуга, а сегодня четверо мужчин в черных костюмах доставили к месту последнего упокоения Виолу Марию Лиселотту Фернандес. Позади могильщиков, двух дядюшек и двух кузенов из Сальвадора шли Пенелопа Фернандес и Клаудия со священником.
Все остановились у раскрытой могилы. Двоюродная племянница, девочка лет девяти, вопросительно взглянула на отца. Когда он кивнул в ответ, она поднесла к губам блокфлейту и заиграла девяносто седьмой псалом. Гроб медленно опускали в яму.
Пенелопа поддерживала мать под руку, священник читал из Иоанна Богослова.
И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже.
Клаудия подняла глаза на Пенелопу, поправила ей воротник и погладила по щеке, словно маленькую девочку.
Когда они шли к машинам, в черной сумке Пенелопы зажужжал телефон. Йона Линна. Пенелопа отстала от матери и отошла под дерево, в тень, чтобы ответить.
— Здравствуйте, Пенелопа. — Голос комиссара был певуче-серьезным, как всегда.
— Здравствуйте.
— Я подумал — вы захотите узнать, что Рафаэль Гуиди мертв.
— А оружие, которое шло в Дарфур?
— Мы остановили судно.
— Хорошо.
Пенелопа скользнула взглядом по родственникам, друзьям, по матери, которая все еще стояла там, где Пенелопа ее оставила… маме, которая не спускала с нее глаз, и произнесла:
— Спасибо.
Пенелопа вернулась к матери, которая с серьезным лицом ждала ее, снова взяла ее под руку, и они вместе пошли к остальным, сгрудившимся у автомобилей.
Пенелопа.
Она остановилась и обернулась. Ей послышался голос сестры. По шее побежали мурашки; на подстриженную зеленую траву наползла тень. Между надгробий, глядя на Пенелопу, стояла девочка, которая играла на флейте. Она уронила ленточку, и летний ветерок трепал ее волосы.
Сага Бауэр и Анья Ларссон…
Бесконечные летние дни; ночи светятся, словно жемчужница, до самого рассвета.
Служащие уголовной полиции устроили частную вечеринку в барочном саду возле замка Дроттнингхольм.
Йона Линна вместе со всеми сидел за столом под раскидистым деревом.
На сцене перед танцплощадкой эстрадные музыканты в белых костюмах играли народную песню.
Петтер Неслунд с иранкой Фатимой Заньяни танцевали польку. Неслунд, улыбаясь уголком рта, сказал Фатиме что-то, от чего у нее сделался очень счастливый вид.
В песне говорилось о том, как черт играл на скрипке так, что деревенская молодежь никак не могла закончить плясать. Молодые люди проплясали всю ночь, совершили страшную ошибку, не почтив вниманием праздничный звон церковных колоколов, — и в наказание осуждены были плясать вечно. Бедняги так устали, что стали плакать. У них стерлись башмаки, стерлись ноги, и под конец одни только головы прыгали под скрипичную музыку.
