Холодное, холодное сердце - Эллиот Джеймс (читать книгу онлайн бесплатно без TXT) 📗
«Бешеный» Джек ел точно шакал из заповедника Серенгети. У него за щеками было полно еды, глаза беспокойно бегали по сторонам, а руки крепко обнимали поднос, как будто кто-то собирался его вырвать.
— Дай соль.
Калли передал соль. Слова «спасибо» и «пожалуйста» никогда не употреблялись в тюрьме. Любое проявление вежливости расценивалось как слабость.
— Говорят, ты будешь завтра топать по улицам, Майк. К тебе приходил какой-то фраер, верно?
«Бешеный» Джек был осведомлен о тюремных делах через своих дружков, которые работали в конторе. Что бы ни произошло, через несколько минут он бывал уже в курсе случившегося.
— Похоже, что так, — подтвердил Калли.
— Везет некоторым, — сказал «Бешеный» Джек и похлопал его по спине. — Я буду скучать по тебе, кореш. Я у тебя многому научился.
— И я тоже у тебя кое-чему научился, — отвечал Калли.
— Да?
— Да, — проговорил Калли, надеясь, что «Бешеный» Джек не попросит его уточнить, чему именно.
— Послушай, — сказал «Бешеный» Джек. — Ты лучше держись подальше от «Звездолета». Он тоже слышал, что к тебе приходил какой-то хмырь. Он думает, что ты можешь помочь ему выбраться отсюда, готов даже, чтобы ему вживили электроды в голову и все такое.
— Хорошо, я буду за ним следить, — проговорил Калли.
— Обязательно следи. Удачи тебе, Майк. А сейчас мне пора. Мы там составили партию в покер. Эта «задница» уже задолжала мне десять баков. Не знаю, какого хера я с ним играю. От него ничего полезного не узнаешь.
— Верно, — сказал Калли.
«Бешеный» Джек поднялся, чтобы идти, потом наклонился к самому уху Калли.
— Послушай, ты ведь завтра будешь на воле, так? — сказал он заговорщицким шепотом. — Я никому не настучу. Скажи, это правда, что Кеннеди убило ЦРУ?
Калли посмотрел на него и подмигнул. Зачем портить прощальный день?
— Так я и знал. Так я и знал, едрит твою мать. — Лавируя между столиками, «Бешеный» Джек быстро направился в коридор. Его лицо светилось торжествующей улыбкой.
Глаза Калли медленно оглядывали три сотни заключенных, набившихся в столовку: тут были черные парни, которые считали себя мусульманами, белые парни, которые считали себя нацистами; широкий выбор злобствующих, социально опасных психопатов и стукачей, внимательно наблюдающих друг за другом. Все разбивались на полные ненависти тайные группы и обдумывали, что будут делать, когда очутятся на свободе. Он провел больше года в обществе мошенников, лжецов, воров, убийц и насильников, ни одному слову которых нельзя было верить. Но они никогда не корчили из себя благородных людей, как те, с кем он работал двадцать лет и на кого привык полагаться.
Тюремная жизнь была регламентирована, упорядочена и предсказуема; все решения принимались за него. Калли уже приготовился провести два следующих года в этом аду, где ему не надо было напрягать свой ум.
И перспектива внезапно обрести свободу тревожила его. Немного поев, он поднялся и заметил, что в столовку вошел «Звездолет» Смит; его глаза с любопытством обшаривали зал.
Отказавшись от вечерней пробежки, Калли направился прямо к себе в камеру. Он лежал на койке, уставившись в потолок, пока не закончилась семичасовая поверка, и остался в камере, даже когда открыли двери, чтобы заключенные смогли пойти в комнату отдыха. Его раздирали противоречивые чувства. Попробуй как-нибудь наладить свою жизнь, посоветовал Грегус. Легко сказать. Ведь не будет ни пенсии, ни приглашений от частных сыскных агентств. Он бывший зэк, а таких ждет только черная работа и косые взгляды.
Его карьера офицера разведки, единственная профессия, привлекавшая его, навсегда закончена. Он был не хуже любого из них; во всяком случае, лучше, чем большинство. Побывал в таких передрягах, которые многим из них и не снились, и выдержал все испытания. На темных, заснеженных улицах Москвы. В закопченных переулках Праги и Восточного Берлина. Он подчищал за ними их дерьмо, помогал им в их грязных делишках. Он был верен и предан делу. Получил за свои заслуги Медаль Разведки, высшую награду в Управлении. Но в конце концов они сочли, что им вполне можно пожертвовать, и предали его.
Он слез с кровати и подошел к маленькому зарешеченному окошку, откуда была видна узкая полоска травы между центральным корпусом, тюремным лазаретом и крылом строгого заключения. Усилием воли он переключил мысли на Малика и на те шесть лет, что он курировал этого наглого сукина сына. Он никогда не питал к нему ни симпатии, ни доверия. Много раз уведомлял московского резидента о том, что достоверность информации Малика вызывает сомнения, что вместе с русской мафией он занимается валютными операциями на черном рынке, используя доллары и швейцарские франки, которые он требует — и получает от Управления. Он давно уже подозревал, что Малик продает англичанам и западным немцам ту же информацию, что и ЦРУ, но не смог раздобыть никаких доказательств этого. Не удивительно, что он занялся печатанием фальшивых денег. Чего еще, черт побери, от него ожидать?
Невзирая на заверения Грегуса, Калли был уверен, что ему сказали далеко не все. Версия о том, что он связан с фальшивомонетчиками, отнюдь не казалась исчерпывающей. Он слишком долго играл в такие игры, чтобы его можно было легко провести. Но ведь они всегда так действуют. И какая, в конце концов, разница? Он сдержит свое слово и выследит Малика. И это будет его последнее общее с ними дело.
Его по-прежнему душили едва не погубившие его гнев и ненависть, горькое отчаяние. Особенно по ночам. В те недолгие предрассветные часы, когда, словно желчь, со дна души всплывают воспоминания. Захлестывая его яростью. Он приучил себя скрывать свои чувства, подавлять их. Всякий взрыв был чреват потерей дней, которые засчитываются за «хорошее поведение», продлением и без того невыносимого срока. И все же были два случая, когда ему с величайшим трудом удалось справиться с собой.
И эта ночь тоже была для него трудной. Напрасно он тихо твердил себе: «Все уже кончено, все кончено». И все же постепенно ярость улеглась. Они причинили ему сильную боль. Глубоко ранили. Но не сломали его. Через несколько часов он выйдет из тюремных ворот свободным человеком. Постарается вычеркнуть из памяти все пережитое и найти какую-нибудь опору, чтобы создать хоть видимость жизни для себя и для Дженни.
Глава 7
Питер Дэвидсон, главный редактор «Вашингтон пост», посмотрел на стеклянную перегородку, отделявшую его кабинет от общей комнаты, где работали репортеры, и увидел, что к его двери направляется Джули Хаузер. Она хотела постучать, но он махнул рукой, приглашая ее войти.
— Я хочу поехать в Шарлоттсвиль, — заявила она, закрыв за собой дверь.
— Там что-нибудь наклевывается?
— У меня такое чувство, что да. Убийца недаром выставил тело напоказ. Интуиция говорит мне, что он собирается поступить точно так же с остальными тремя. Я хотела бы быть там, когда это произойдет.
— Ты что-нибудь узнала о содержании оставленной им записки?
— Пытаюсь, но думаю, что дело пойдет быстрее, если я буду на месте; там у меня будет больше возможностей, я смогу с глазу на глаз разговаривать с местными полицейскими. Смогу копать более глубоко. Воочию видеть, как все это отражается на университете и студентах.
Дэвидсон кивнул в знак согласия.
— Я хочу, чтобы ты извещала меня о том, что там происходит. Каждый Божий день.
— У меня портативный компьютер с модемом, — сказала Хаузер. — Я буду сообщать все новости по телефону.
Открыв дверь, она вдруг остановилась.
— Еще кое-что. Я думаю, что вчера вечером кто-то побывал у меня в квартире.
— Думаешь, или?..
— Почти уверена.
— Что-нибудь украли?
— Нет. Или я в маразме, или кто-то действительно копался в моих компьютерных файлах, — сказала Хаузер. — Моя наборная программа предусматривает, что каждый раз, при просмотре какого-нибудь файла, там проставляется точная дата и время. Вчера я вернулась домой около одиннадцати вечера. И решила поработать перед сном. Уже закончив, я вдруг заметила, что на файле с данными о пропавших студентках проставлено точное время.
