Кайсе - ван Ластбадер Эрик (книги без сокращений .TXT) 📗
Мать Николаса Цзон была родом из Юго-Восточной Азии, и Николас только совсем недавно смог решить загадку ее происхождения. Она была тандзян, так же как и дед Николаса, китаец, удочеривший ее.
Обученные волшебству и тайнам Тау-тау тандзян, чьи предки восходили к покрытому мифическим покровом Древнему Китаю, были колдунами-воинами, владели искусством настолько опасным и начиненным такими потенциальными возможностями, что хранили его в секрете и в течение многих веков почти никто не знал о его существовании.
Основу Тау-тау составляла кокоро, сердцевина космоса. Кокоро — это оболочка жизни. Как в физике возбуждение элементарных частиц ведет к различным энергетическим реакциям — свету, теплу и звуку, так и возбуждение космической оболочки возвещает о рождении ее собственной неземной энергии.
Аксхара и Кшира — Дорога Света и Путь Тьмы — являлись двумя основными понятиями Тау-тау. Николас, который совсем недавно начал обучаться на основе Аксхара, тем не менее приобрел уже достаточный опыт и даже одержал победу над двумя приверженцами Кшира. Отчасти это ему удалось потому, что он использовал дар, переданный ему его дедом Со Пэном, — драгоценные мистические тайны тандзянов. Они явились своего рода психическим оружием, под разрушительное воздействие которого попал даже Канзацу, неравнодушный к Кшира.
Канзацу обучал Николаса Аксхара, однако сам все это время был тайным приверженцем Кшира, и именно Кшира чуть не погубила Николаса. В полном смысле слова Кшира погубила Канзацу. Он уверил себя в том, что сможет удерживать в себе две эти противоположности, а также в том, что у него хватит сил, чтобы держать Кшира под контролем, используя только в исключительных случаях, но он ошибался. Скверна начала сочиться, причем так медленно, что он сам не был в состоянии осознавать это; она отравила его, отвратив от добра и повернув в сторону зла.
Чем больше Николас изучал Аксхара, тем больше ему становилось понятным искушение Канзацу, поскольку он пришел к выводу, что по некоторым аспектам одной Дороги Света недостаточно. Хотя никаких свидетельств с тех древнейших времен не сохранилось, Николас подозревал что некогда эти две противоположности являлись частями единого целого. На каком этапе это целое раскололось и почему — на этот вопрос он не находил ответа. Возможно, в какие-то давно забытые времена сознание человека, даже такого человека, как тандзян, уже не могло больше использовать знания Кшира во благо, возможно, соблазн проявить силу стал так велик, что его не смогли укротить даже эти древние маги и колдуны.
В любом случае то, что когда-то было единым, сейчас навечно разделено такой философической пропастью, что сторонникам Аксхара запрещено вникать в мрачные тайны Кшира.
Однажды Канзацу упомянул о треку — Освещенной энергии, причем говорил с таким благоговением, будто беседа касалась какого-либо божества. Если когда-либо и существовала точка соприкосновения — реальная или воображаемая — между Аксхара и Кшира, уверял Канзацу, то находиться она должна была в корёку. Он не подавал виду, но осознание того, что, несмотря на все его величайшее мастерство в Тау-тау, он не смог овладеть Освещенной Энергией, должно быть, причиняло ему сильнейшую боль и наносило сокрушительные удары по его самолюбию.
После смерти Канзацу Николас в своих изысканиях пришел к еще одному выводу: корёку — это, скорее всего, Путь, крошечная точка опоры, позволяющая целому раскрываться подобно распускающемуся цветку.
Он назвал это целое Сюкэн — Владычество, где в сознании человека могут существовать Аксхара и Кшира, обе полусферы Тау-тау, без разрушающего влияния последней.
Однако корёку — это не разновидность глубокой медитации. И как ни мало у него было сведений, ему было абсолютно ясно, что корёку доступен лишь избранным — тем, кто родился с некоей психической особенностью. Без нее никакие занятия, медитации и заклинания не помогут достичь корёку.
Николас никогда не сталкивался с тем, кто постиг корёку, и поэтому не имел возможности проверить свои теории на практике. К тому же он и сам не знал, есть ли у него самого эта особенность, дающая доступ к корёку. Только кто-либо другой, настолько же одаренный, мог сказать ему об этом.
Иногда, просыпаясь среди ночи, Николас ловил себя на мысли, что в своих сновидениях он существует в Сюкэн и, подобно своим предкам, владеет веема секретами Тау-тау без каких-либо ограничений — вся сфера Аксхара-Кшира послушна его командам. Основываясь на своих снах, Николас все больше утверждался в мысли, что корёку — это единственный путь к Сюкэн.
Но и наяву, отделавшись от сновидений, он чувствовал, что, стоит ему протянуть руку, и... вот корёку, доступ в неведомое, еще одна секунда и...
Однако утром, когда он окончательно просыпался, эта уверенность покидала его, он испытывал жгучее чувство потери чего-то важного, и слезы наворачивались на глаза.
Тем не менее Николас осознавал, что перед ним лежит целый еще не исследованный мир. И желание познать эту терра инкогнита более всего и удерживало его в Японии, хотя в значительной мере усложняло взаимоотношения с женой Жюстиной, которая мечтала вернуться в Америку.
Мысли о тоскующей по дому жене были очень болезненны. Николас опустил веки и прикрыл глаза руками. Даже сейчас, у себя в офисе, вдали от дома, ее боль передавалась ему, и душа его страдала подобно тому, как страдает душа человека, слышащего плач ребенка. И все же какая-то мрачная бездонная пропасть пролегла между ними. Когда началось это отчуждение? Николас увлекся Тау-тау, попробовал на вкус, примерил на себя и обнаружил, что чувствует себя в ней, как в старом добром пиджаке. Разлад, видимо, начался тогда, когда Николас обнаружил, что он тандзян. А может быть, он слишком далеко отошел от того мира, в котором живет большинство людей? Может быть, его взыскания в Тау-тау дали толчок к развитию своего рода аномалии, от которой он никак не может избавиться? Он не думал, что это так, однако преодолеть эту пропасть отчуждения был не в состоянии.
Иногда он испытывал явственное чувство гнева по отношению к жене. Вот уже сколько лет она живет в Японии, но не сделала ни малейшей попытки освоиться в этой стране. Своих друзей, кроме Нанги, у нее не было, да и с тем она подружилась в результате его настоятельных и продолжительных усилий. До сих пор она выражала типичное для западного человека недоумение по поводу нравов и обычаев коренных жителей, их церемониальности и вежливости. А хуже всего было то, что она начала выказывать слепую нетерпимость и открытое негодование в отношении японцев, — Николас не раз замечал это в ходе своих деловых контактов.
Следуя науке, преподанной ему Канзацу, Николас начал погружаться в себя, пока не достиг кокоро — сердцевины всего сущего. Затем, выбрав нужный ритм, начал воздействовать на оболочку кокоро, создавая психический резонанс, трансформирующий мысли в дела.
Чем глубже он погружался в Аксхара, тем плотнее его окружало отражение кокоро; сознание Николаса росло до тех пор, пока не заполнило всего пространства гимнастического зала и не вырвалось сквозь стены наружу. Он увидел раскинувшийся перед ним город, затем Николас как бы на огромной скорости пронесся через него, и образ городской суматохи начал затуманиваться. Одновременно с выбросом психической энергии спало ощущение каких-либо ограничений, и Николас вырвался из тисков Времени.
Снаружи, в блестящей темноте, прошлое, настоящее и будущее существовали лишь как бессмысленные определения несуществующих понятий. Он еще не знал, какой выбрать путь в этом пространстве или как лучше использовать его необозримые горизонты. На это уйдут многие годы испытаний и ошибок. Разумеется, хорошо было бы иметь советчика, но единственный другой тандзян умер у него на руках, раздавленный безжалостными силами Тау-тау.
Трудно сказать, как долго Николас исследовал этот свой новый мир, поскольку в таком состоянии понятия времени для людей но существует, ощущается лишь привкус того, что ты где-то снаружи, в окружении сновидений, в состоянии, когда часы и даже целые дни могут быть спрессованы до уровня микросекунд.