Последнее правило - Пиколт Джоди Линн (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Что… что это такое? — выдавливаю я.
Все в крови. Как будто я оказался в берлоге серийного убийцы. Один длинный кровоподтек идет через всю белую стену, где висит душ. Напротив, на зеркале, несколько капель разной величины и вытянутой формы.
Но что еще удивительнее, Эмма, похоже, ни капли не расстроена тем, что стены ванной комнаты, зеркало и умывальник испачканы кровью. Она бросает взгляд на мое лицо и начинает смеяться.
— Оливер, успокойся, — говорит она. — Это всего лишь кукурузный сироп.
Она протягивает руку к зеркалу, тычет пальцем в субстанцию и подносит к моим губам.
Я не могу преодолеть искушение и пробую на вкус. Так и есть, кукурузный сироп с красителем, как я понимаю.
— Мама, так ты испортишь место происшествия, — бормочет Джейкоб. — Ты же помнишь, что по форме пятна обычно можно определить, откуда брызнула кровь…
Внезапно перед моим взором предстает Джесс Огилви: она принимает душ, а напротив нее, там, где сейчас находится Эмма, стоит Джейкоб.
— Даю подсказку, — говорит Джейкоб Эмме. — Жертва лежала прямо тут.
Он указывает на коврик между душевой кабинкой и зеркалом, висящим над умывальником.
Я легко могу себе представить Джейкоба, который отбеливателем моет зеркало и ванну в доме Джесс.
— Почему именно ванная? — интересуюсь я. — Что подтолкнуло тебя организовать место происшествия именно здесь, Джейкоб?
Моего вопроса оказывается достаточно, чтобы Эмма поняла, почему меня бьет дрожь.
— О господи! — вскрикивает она, поворачиваясь. — Я не подумала… Не поняла.
— Разбрызгивать кровь — разводить грязь, — смущенно отвечает Джейкоб. — Я подумал, что мама не так будет на меня кричать, если я сделаю это в ванной.
Мне на ум пришла строчка из заключения доктора Ньюкомб: «Я следовал правилам».
— Убери здесь все, — говорю я и выхожу.
— Новые правила, — объявляю я, когда мы втроем сидим за кухонным столом. — Первое и самое главное: больше никаких инсценировок мест происшествия.
— Почему? — взвивается Джейкоб.
— Ты еще спрашиваешь? Джейк, тебя судят за убийство! Ты полагаешь, что очень остроумно воссоздавать убийство за неделю до суда? Ты не знаешь, что из-за занавесок наблюдают соседи…
— а) Наши соседи живут слишком далеко, чтобы что-то увидеть через окно и б) место происшествия наверху не имело ничего общего с преступлением, совершенным в доме Джесс. Данное место происшествия иллюстрирует артериальное кровотечение в душе, и следы крови на зеркале оставлены движущимся объектом — ножом, который воткнули в жертву со спины. А в доме Джесс…
— Я не хочу этого слушать, — перебиваю я, затыкая уши.
Каждый раз, когда у меня появляется шанс выручить Джейкоба, он выкидывает подобный фортель. К сожалению, я в нерешительности: служит ли подобное поведение, свидетелем которого я только что стал, доказательством моей позиции (разве его можно признать вменяемым?) или же оно способно настроить присяжных против обвиняемого? В конце концов, Джейкоб не говорит о воображаемых гигантских кроликах, он показывает, что совершил убийство. И убийство, на мой взгляд, чертовски хорошо продуманное. Похоже на тренировку, чтобы в реальной жизни совершить убийство идеальное.
— Правило номер два: в суде ты должен вести себя так, как я тебе велю.
— Я был в суде уже десять раз, — отвечает Джейкоб. — И думаю, что уже уразумел это правило.
Эмма качает головой.
— Слушай его, — тихо говорит она. — Сейчас Оливер главный.
— Каждый раз перед входом в зал заседаний я буду давать тебе пачку бумаги для записей, — объясняю я ему. — Если тебе нужен перерыв, передай мне записку.
— Какую записку? — спрашивает Джейкоб.
— Любую. Но ты будешь так делать, если тебе понадобится перерыв. Я буду также давать тебе блокнот и ручку. Хочу, чтобы ты все записывал, как делаешь, когда смотришь «Блюстителей порядка».
— Но в зале суда ничего интересного не происходит…
— Джейкоб, — решительно заявляю я, — там решается твоя судьба. Правило номер три: нельзя ни с кем разговаривать. Даже с мамой. А тебе, — я поворачиваюсь к Эмме, — нельзя подсказывать сыну, как себя чувствовать, как реагировать. Что сказать, что сделать. Все записки, которыми вы будете обмениваться, будут читать прокурор и судья. Я не хочу, чтобы вы осуждали даже погоду, потому что ваше общение, если вы поведете себя подозрительно, тут же пресекут. И тебя удалят с места на скамье подсудимых. Хочешь написать «Дыши» — хорошо, пиши. Или «Все отлично, не волнуйся». Но ничего лишнего.
Эмма касается руки Джейкоба.
— Ты понимаешь?
— Да, — отвечает он. — Теперь я могу идти? Вы хотя бы понимаете, как сложно отмыть со стен кукурузный сироп, если он высохнет?
Я совершенно не обращаю на его слова внимания.
— Правило номер четыре: ты будешь надевать костюм с галстуком. Я не желаю слушать, что у вас нет на это денег. Эмма, это не обсуждается…
— Никаких пуговиц, — безапелляционным тоном заявляет Джейкоб.
— Почему?
— Потому что они колют мне грудь.
— Ладно, — иду я на уступки. — Как насчет водолазки?
— Почему я не могу надеть свою счастливую зеленую трикотажную рубашку? — удивляется Джейкоб. — Я надевал ее, когда сдавал тест на проверку академических способностей и набрал восемьсот баллов по математике.
— Может быть, подойдем к твоему шкафу и что-нибудь выберем? — предлагает Эмма.
Мы опять тащимся наверх, на этот раз в комнату Джейкоба. Когда мы проходим мимо ванной, я намеренно избегаю смотреть в ту сторону.
Хотя полиция оставила вытяжной шкаф у себя в качестве улики, Джейкоб соорудил новый, перевернув кашпо. Новый шкаф не прозрачный, как аквариум, но, должно быть, работает, потому что я чувствую запах клея. Эмма распахивает платяной шкаф.
Если бы я не видел это собственными глазами, никогда бы не поверил. Одежда Джейкоба аккуратно развешана согласно цветовой палитре, вещи не соприкасаются. В голубой зоне висели джинсы и брюки из твида, разноцветные футболки с длинными и короткими рукавами. И, согласно цветовой последовательности, та самая счастливая зеленая рубашка. Тут она выглядела, как святыня гея.
Есть четкая граница между невменяемостью и неуважением к суду. Я делаю глубокий вдох, не зная, как объяснить это клиенту, которого заботят только собственные ощущения от планки с пуговицами на груди.
— Джейкоб, — говорю я, — ты должен надеть рубашку с воротником. И галстук. Мне очень жаль, но из этого ничего не подходит.
— Какое отношение мой внешний вид имеет к тому, чтобы говорить суду правду?
— Потому что ты предстанешь перед присяжными, — отвечаю я. — Поэтому необходимо произвести хорошее первое впечатление.
Он отворачивается.
— Я все равно им не понравлюсь. Меня никто не любит.
И по его тону слышно, что он не испытывает сожаления по этому поводу. Просто констатирует факт — вот так устроен мир.
После того как Джейкоб уходит убирать беспорядок, я вспоминаю, что в комнате со мной находится еще и Эмма.
— Там в ванной… не знаю, что сказать. — Она опускается на кровать сына. — Он постоянно этим занимается, инсценирует для меня места происшествий, чтобы я разгадывала. Это доставляет ему радость.
— Знаешь, вылить бутылку кукурузного сиропа, чтобы доставить радость, и ставить эксперименты на человеке — большая разница. Не нужно быть присяжным, чтобы задуматься над тем, а далеко ли от одного до другого.
— Нервничаешь? — спрашивает она, поворачиваясь ко мне лицом.
Я киваю. Возможно, и не нужно было бы ей в этом признаваться, но я не могу устоять.
— Можно задать вопрос?
— Конечно, — отвечаю я. — Любой.
— Ты веришь, что он убил Джесс?
— Я уже говорил тебе, для присяжных это не имеет значения, мы будем «давить»…
— Я спрашиваю тебя не как адвоката Джейкоба, — перебивает Эмма. — Спрашиваю тебя как друга.
Я втягиваю носом воздух.
— Не знаю. Если и убил, то неумышленно.
