Раскаты грома (И грянул гром) (Другой перевод) - Смит Уилбур (электронную книгу бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Приближался сезон дождей – влажная жара, зажатая под серыми облаками, сквозь которые пробивались редкие лучи солнца, обжигала, как раскаленный воздух из открытой дверцы печи.
Шон в костюме-тройке потел от волнения, встречая каждого посетителя своего навеса громогласным, хотя и натянутым приветствием. Рядом с ним Руфь выглядела лепестком розы и пахла так же сладко. Между ними стояла Буря, по такому случаю скромная и присмиревшая.
Дирка не было – Шон нашел для него работу в дальнем углу ЛайонКопа. Многие отметили его отсутствие, – сопроводив это насмешливыми замечаниями.
Ронни Пай уговорил Гарри надеть мундир.
С Гарри была Энн в красивом розово-лиловом платье с искусственными цветами. Только вблизи можно было разглядеть морщины вокруг ее рта и глаз; седина была искусно спрятана в блестящей черной массе прически. Ни она, ни Гарри не смотрели на противоположную сторону площади.
Приехал Майкл, поговорил с отцом, почтительно поцеловал мать и перешел через площадь, чтобы возобновить спор, который начался у них с Шоном накануне вечером. Майкл хотел, чтобы Шон купил десять тысяч акров земли на прибрежной равнине у Тонгаата и засадил эту землю сахарным тростником. Он почти сразу понял, что сейчас не лучшее время для новых идей – каждый его довод Шон встречал смехом и предлагал сигару. Обескураженный, но не сдавшийся, Майкл прошел в помещение для голосования и решил свою проблему верности обоим кандидатам, сознательно испортив бюллетень.
Потом вернулся в свой кабинет на фабрике и стал обдумывать доводы в пользу посадки сахарного тростника для следующей атаки на Шона.
Ада Кортни в тот день так и не вышла из своего дома на Протеа-стрит.
Она категорически отказывалась присоединиться к тому или иному лагерю и запретила своим девушкам помогать с приготовлениями. Она запретила любые политические споры в своем доме и выгнала Шона вон, когда он нарушил ее запрет. Только когда вмешалась Руфь и Шон униженно извинился, ему позволено было вернуться. Ада не одобряла выборы и считала недостойным для членов своей семьи не только добиваться места в политике, но и откровенно соперничать за него. Ее глубокое отвращение и недоверие к политикам уходило корнями еще в ту пору, когда городской совет вздумал установить на Протеа-стрит фонарные столбы.
На собрание по этому поводу она пришла, вооруженная зонтиком, и никто не сумел ее убедить, что уличные фонари не привлекают комаров.
Однако Ада была единственным человеком в округе, который не явился на выборы. С самого утра и до прекращения голосования в пять часов вечера площадь была забита народом, а когда запечатанные урны понесли на вокзал, многие жители города тем же поездом отправились в Питермарицбург, где должен был происходить официальный подсчет голосов.
День был полон тревог, поэтому вскоре после возвращения в свой номер в отеле «Белая лошадь» Руфь и Шон, утомленные, заснули в объятиях друг друга.
Когда ранним утром на город обрушилась мечущая ослепительные молнии буря, Руфь беспокойно повернулась во сне, медленно просыпаясь и начиная понимать, что они с Шоном уже занимаются тем, что долго откладывали. Шон проснулся одновременно с ней и за те несколько секунд, которые понадобились ему, чтобы понять, что происходит, удивился не меньше – но оба очень охотно взялись за дело.
К рассвету Руфь знала, что у нее будет сын, хотя Шон считал, что для такой уверенности рановато.
Приняв ванну, они позавтракали в постели, наслаждаясь новым ощущением близости. Руфь была в белой шелковой сорочке, масса блестящих волос падала ей на плечи, а кожа сверкала как свежевымытая. Все это стало для Шона непреодолимым искушением.
Соответственно, в ратушу они опоздали – к великому волнению сторонников Шона.
Подсчеты шли уже давно. В огороженной веревками части зала за столами, покрытыми грудами бюллетеней, молча сидели члены избирательной комиссии. На доске над каждым столом были написаны название округа и имена кандидатов, а между столами располагались бдительные наблюдатели.
Остальная часть зала была заполнена возбужденными мужчинами и женщинами. Перед тем как окунуться в эту толпу, Шон заметил Гарри и Энн, разговаривающих с журналистами; следующие десять минут он был занят рукопожатиями, его хлопали по спине и желали удачи. Но вот все это прекратил звон колокольчика. Наступила мертвая тишина.
В наступившей тишине высокий голос произнес:
– Результаты выборов в Законодательное собрание по округу Ньюкасл. Мистер Роберт Сэмпсон – 986 голосов, мистер Эдвард Саттон – 423 голоса.
Последовал взрыв аплодисментов и стонов. Сэмпсон был кандидатом от Южно-Африканской партии, и Шон пробился через окружившую его толпу.
– Молодцом, старый стрелок! – закричал он и похлопал Сэмпсона по спине.
– Спасибо, Шон. Похоже, мы благополучно выбрались на сушу – я не думал, что перевес будет таким большим!
И они с энтузиазмом обменялись рукопожатиями.
Так продолжалось все утро. Каждое объявление результатов встречали аплодисментами.
Уверенность Шона росла – его партия получала все места, на которые рассчитывала, и еще одно, которое полагали проигранным. Но вот снова прозвенел колокольчик, и председатель избирательной комиссии бесстрастным тоном объявил:
– Результаты выборов в Законодательное собрание по Ледибургскому округу...
У Шона от предчувствия похолодело в животе, дыхание замерло в горле.
Он чувствовал, как напряглась рядом с ним Руфь, и поискал ее руку.
– Полковник Гаррик Кортни – 638 голосов, полковник Шон Кортни – 631 голос.
Руфь сжала его руку, но Шон не ответил на пожатие.
Они стояли неподвижно – маленький островок тишины в море рева: торжествующих криков и разочарованных стонов. Потом Шон негромко сказал:
– Я думаю, нам нужно вернуться в отель, дорогая.
– Да, – прошептала она, и в ее голосе звучали беспомощность и жалость.
Они пошли к выходу; толпа расступалась перед ними. По обе стороны виднелись лица, выражавшие сожаление, радость, любопытство, равнодушие и торжествующее злорадство.
Вместе они вышли на солнечный свет, пересекли улицу, прошли мимо рядов наемных экипажей, и шум позади отдалился и притих – теперь он походил на далекие крики диких животных.
Шон усадил Руфь в экипаж и уже хотел присоединиться к ней, но спохватился, что кое о чем забыл. Поговорив с кучером и дав ему денег, он сказал Руфи:
– Пожалуйста, подожди меня в отеле, дорогая.
– А ты куда?
– Я должен поздравить Гарри.
Сквозь кольцо обступивших его Гарри увидел, как подходит Шон, и почувствовал, что разрывается от противоречивых чувств к этому человеку, от ненависти и любви.
Шон остановился перед ним и улыбнулся.
– Прекрасно, Гарри! – сказал он и протянул руку. – Ты побил меня в честном бою, и я хотел бы пожать тебе руку.
Гарри с непонятной робостью выслушал эти слова, обдумал с растущим пониманием их смысл и понял, что они искренние. Он сразился с Шоном и победил. Это нечто такое, что нельзя уничтожить, чего Шон никогда не сможет отнять у него. «Я победил его. Победил впервые в жизни». Это был эмоциональный оргазм, до того сильный, что Гарри долго не мог ни пошевелиться, ни ответить.
– Шон... – Он задохнулся. Схватил протянутую руку Шона обеими руками и затряс. – Шон, может быть, сейчас... – прошептал он. – Я хотел бы... когда вернемся в Ледибург...
Он замолчал и в замешательстве покраснел. Быстро отпустил руку Шона и сделал шаг назад.
– Я подумал, может, ты захочешь приехать в Тёнис-крааль, – пробормотал он, – как-нибудь, когда будешь свободен. Посмотреть старое место. – И уже энергичнее добавил: – Так много времени прошло. У меня есть старые папины...
– Никогда! – прошипела Энн Кортни.
Никто из них не заметил, как она подошла и оказалась рядом с Гарри. В ее глазах ярко сверкала ненависть, а лицо побелело, когда она взглянула на Шона.
– Никогда, – снова прошипела она и взяла Гарри за руку. – Идем, – приказала она, и Гарри покорно последовал за ней.
